– А после сдох! – сказал Крюков.

– На всё воля Божья, – ответил Филиппов и посмотрел на Маркела.

Маркел легонько пнул слону под сопелку. Слон вздохнул и поклонился Крюкову. Крюков сразу подобрел, сказал:

– Ну, смотрите, но я вас предупреждал! – После чего обернулся на кремль, на крышу воеводских хором, и прибавил: – Воевода не выходит.

Маркел, больше ничего не говоря, повёл слона дальше, в кремль. Крюков быстрым шагом то и дело забегал впереди, приказывал, Маркел поворачивал, куда он говорил, а Филиппов со своими шёл следом. А уже за ними шла толпа.

Так они дошли до воеводы. Возле крыльца воеводских хором Маркел сказал слону:

– Стой здесь, никуда не ходи. – И ещё прибавил Анируддхино: – Хайдараба!

Слон встал на дыбы, опустился. Филиппов остался возле слона, начал подмигивать ему, пошучивать. Маркел поднялся на крыльцо, вошёл в хоромы.

Там его сразу везде пропустили. И даже больше: когда он вошёл к воеводе, тот, спиной к нему, стоял возле окна и смотрел вниз, во двор. Оттуда был слышен говор толпы. Маркел немного подождал, потом откашлялся.

Воевода, а если кто забыл, то это князь и воевода и боярин Троекуров Фёдор Михайлович, неспешно отвернулся от окна и строго глянул на Маркела. Тот поклонился поясным обычаем, черканул ладошкой по ковру, назвал себя. Троекуров молча сел к столу, помолчал, потом сказал:

– Государь на тебя гневается. Где, говорит, этот подлец пропал?

– Ну, это… – ответил Маркел нарочито глупым голосом.

Но Троекурова это не тронуло. Он грозно продолжил:

– В глаза гляди! И по порядку. Где слон?

– Во дворе.

– Этот недомерок, что ли?

– Другого не дали, – ответил Маркел.

– Плохо просил!

– Я не просил, я менялся.

Троекуров помолчал, подумал и спросил:

– А что ты дал вместо слона?

– Царёв сундук.

– А что было в сундуке?

– Не могу знать.

– Можешь, стервец! Ну, говори!

Маркел вздохнул и ответил:

– Там была чёрная лиса. Вот такая. Жемчуга на коготках. А взамен дали слона. Учёного! Может плясать, может ходить на задних лапах, может хвостом вертеть, может дудеть три песни, может…

И он опять вздохнул.

– Шаха видел? – спросил Троекуров.

Маркел помотал головой – нет, не видел. Троекуров смотрел на Маркела, молчал. Маркел опять вздохнул, сказал:

– Шах на войне с бухарцами, его нужно было ждать, может, ещё полгода. А главный вазир уехал на охоту…

– И вы пошли к Даруге и отдали ему лису! – сказал Троекуров. – А царёву грамоту сожгли. Так было?

Маркел кивнул, что так.

– Ладно, – сказал Троекуров. – Что было, то было. А как там Шестак?

– Твоими молитвами, так говорит.

– Стервец какой! – воскликнул Троекуров, но без злости.

Тогда Маркел сразу прибавил:

– А ещё он говорит, что Васильчиков не отдаёт ему триста рублей, которые…

– Знаю, знаю! – перебил Маркела Троекуров. – Да только что ему эти триста рублей, когда он живёт себе на всем готовом и в ус не дует. В Персии! А Васильчикову и того больше, – уже сердито продолжал Троекуров. – Его за это дело записали в окольничьи, и он теперь в Думе сидит, с боярами, с царём, в Москве… А мне, которому всё это придумал, и их, дураков, надоумил, что мне за всё это дали? Да ничего почти! У тебя, говорят, и так всё есть, ты и князь, и боярин, ты и воевода, и вотчина у тебя какая, о-го-го, сорок пять деревень… И вот дадим мы тебе ещё деревеньку! И дали. А я, дурень, взял. А там всего три двора, три пьяницы, голь перекатная, и я должен за них каждый год недоимки выплачивать. Знаешь во сколько они мне обходятся? То-то же! И я говорю: забирайте их обратно в казну. Так не берут! Потому что не дурни. А я… Да! Вот так! Так что пусть Шестак не жалуется, сидит там на всём готовом, тепло как на печи, а тут… Триста рублей! Нашёл из-за чего кручиниться! Так что Шестак?

– Ничего, – равнодушно ответил Маркел.

– И хорошо, – сказал Троекуров. – А что Аллага? Правда, что его убили?

– Правда, – кивнул Маркел. – Сам видел.

– Эх, – только и сказал Троекуров. – И говорил же я: туда не лезьте!

– Как это говорил… – начал было Маркел.

– А ты что, уже забыл? – сердито спросил Троекуров. – Я же говорил вам не ходить мимо шамхала! Я же говорил: идите через Караганово пристанище, а дальше на Бек-Даш, и там уже и Гилянь, и Казвин. А вы как очумелые: через шамхала, через шамхала! И вот доходились.

Маркел смотрел на воеводу и кусал губу.

– Ладно, – со вздохом сказал Троекуров. – Что было, того не воротишь. Да и я не злопамятный. Ну а как вы в Терский городок сходили? Хлеб передали?

– Передали.

– И как они?

– Да так, – уклончиво ответил Маркел. – Им сколько ни дай, будет мало.

– Это верно, – сказал Троекуров. – И я говорил в Москве: не надо им ничего давать, всё равно будут на нас волком смотреть. И ведь смотрят?

Маркел ничего не ответил. Троекуров помолчал, сказал:

– Вот и ты говоришь, смотрят. – Помолчал, потом сказал: – Ладно! Чего это я на тебя навалился? Что было, то было, надо дальше дело делать, и, может, ещё сделаем. Надо тебя дальше отправлять, в Москву. А вот на чём отправлять?

Маркел молчал, смотрел в пол.

– Где Кирюхин? – спросил Троекуров.

Маркел медленно перекрестился.

– А где буса? Где его стрельцы?

– Шли от Караганского пристанища, – сказал Маркел. – А за нами Адыл-хан со всем своим войском. Ну, и мы от него в бурю. Ну, и буря потопила всех.

– А ты?

– А меня Господь помиловал. Меня и Ширку. Ширка – это слон, это его так звать.

– А дальше?

– Филиппов мимо плыл и подобрал нас.

– Гм, – только и сказал Троекуров. – Неисповедимы пути твои, Господи! – и перекрестился.

Маркел перекрестился следом. Троекуров ещё помолчал, потом опять заговорил:

– А всё равно надо ехать. Слон же всё равно живой! И его ждут в Москве. Ждут очень сильно. А где я тебе теперь бусу возьму?

– Можно и просто струг, – сказал Маркел. – Да вот хотя бы тот кирюхинский, на котором мы сюда пришли. Слон же у нас непривередливый. И я нарочно взял меньшего.

– И это правильно, – сказал Троекуров задумчиво. – Мал, да удал… – И вдруг громко продолжил: – Ладно! Я тут подумал вот что: не будем мы долго мудрить, а есть тут у меня на плотбище один старый есаульный струг, он там с весны стоит. А теперь я дам его тебе! И дам в придачу стрельцов, дам две пушки, дам харчей, и идите! И идите быстро, и одни, ибо осенние купцы уже неделю как ушли назад, на Нижний, а кызылбашский посол ещё раньше. Не удержали мы его, теперь его будут в Казани перехватывать. Или уже перехватили. И, обещали, будут держать крепко. Так что ты его в Казани и нагонишь, и перегонишь!

– Да какое там… – начал Маркел.

– А вот такое! – сказал Троекуров. – Это государево веление! Понятно?

Маркел опять промолчал. А Троекуров радостно продолжил:

– Да и чего тут теперь осталось? До Царицына тебя никто не тронет, Демьян же, слава Богу, ушёл на Дербент и раньше Покрова обратно не явится, так что до Царицына тебе препон не будет. А там, в Царицыне, тебя ждёт ваш второй струг, Смыкова, и вот как ты до Смыкова дойдёшь, так сразу бери его себе, и вас станет уже двое, это сила, а мне верни моих, а сам иди дальше со Смыковым до Нижнего. Как тебе это?

Маркел подумал и сказал, что Смыков – человек проверенный и он на Смыкова согласен. А вот согласится ли Смыков идти под его руку?

– Как это вдруг не согласится? – удивился Троекуров.

– Да очень просто, – ответил Маркел. – Я же ему кто такой? У меня все бумаги пропали. Утопились!

– Когда это? – спросил Троекуров. Но тут же спохватился и сказал: – А, да, и верно. Ну да это не беда. Бумаги мы тебе выправим, это дело простое, быстрое. – И тут же обернулся и позвал: – Илья!

Почти сразу же вошёл так называемый Илья, воеводский подьячий. Троекуров строго приказал ему:

– Сделай вот этому гонцу, – и он указал на Маркела, – бумаги до Москвы, наипервейшей спешности, с золочёной печатью! Живо!