Маркел сделал ещё один глоток и сказал:

– О, это очень интересно. Расскажи мне о себе подробнее.

И Старый Рахим начал рассказывать. Вначале он сказал, сколько лет было его отцу, когда тот приехал сюда. Потом – сколько у него было жён, и сколько от каждой детей, и что это были за дети, и почему отец, когда дети выросли, передал это место ему, а не кому-нибудь из его братьев.

– Потому что, – продолжал Старый Рахим, – я никогда никуда не спешил, а всегда был на месте, и мог ждать, сколько было нужно, и мог отдать всё, зная, что завтра я это верну и возьму ещё столько же.

Маркел одобрительно кивнул, а Старый Рахим продолжил. Теперь он стал рассказывать о том, какие он завёл порядки, когда умер его отец, и как ему вначале приходилось очень тяжело, зато теперь дела его делаются как бы сами собой, и сколько сюда приходит кораблей и в какое время года, и что они возят, и когда что лучше продавать, когда идти через пустыню, и так далее. Маркел слушал, кивал, а Старый Рахим рассказывал дальше – какие корабли приплывали к ним в этом году, и кто на них плыл, и как купцы с одного корабля, пришедшего из Астархана, рассказывали о двух важных московитах, одного зовут Маркел-ага, а второго Кирюхин-бабай, которые поплыли в Персию за слоном, и кто это такой – слон, и когда их ждать обратно. Но, честно сказал Старый Рахим, он их не ждал, потому что он думал, что у него есть много действительно важных и неотложных дел, а эту историю о слоне он посчитал за досужую выдумку. А вот Адыл-хан не посчитал, продолжал Старый Рахим, Адыл-хан простоял здесь всё лето, вот до чего он ждал слона, и теперь он хочет взять его живьём. И надо думать, возьмёт.

И тут Старый Рахим наконец замолчал. Маркел прислушался. Было совсем тихо. Значит, подумал Маркел, они все уже собрались, значит, пора. И он улыбнулся и сказал:

– Ждёт, говоришь? А вот и не дождётся! А за чай благодарю!

И он приложил руку к груди. После чего поднялся, вышел из хижины, осмотрелся и увидел, что все его люди и слон уже стоят на причале, возле бусы, а сзади, на барханах, никого ещё не видно. Маркел развернулся и быстрым шагом пошёл к берегу.

На берегу его заметили. Кирюхин что-то приказал, стрельцы начали заходить на бусу и рассаживаться по своим местам. А слон продолжал стоять на причале. Слон стоял, повернувшись к Маркелу, он поднял хобот и радостно рыкал, да ещё притопывал ногами. Рад чертяка, подумал Маркел и пошёл ещё быстрее. А потом почти что побежал.

Вдруг сзади крикнули:

– Качмай! Качмай!

То есть «Стой! Не беги!». Маркел оглянулся. На горе, на вершине бархана, стоял человек в большой бараньей шапке, в длинном халате и с пищалью. Маркел пошёл дальше. Человек поднял пищаль и выстрелил вверх. Маркел побежал к пристани. На вершину бархана, к тому человеку, выбежали ещё такие же, похожие на него люди и тоже начали стрелять, но уже по Маркелу. Но они пока не попадали, пули со свистом пролетали мимо. Да и с бусы тоже начали стрелять по тем стреляющим, правда, это было больше для острастки, потому что пули не долетали до бархана. Зато Маркел добежал до причала. Стрельба прекратилась. На причале оставался один только слон, и он продолжал дудеть. Маркел схватил слона за бивень, потащил на бусу. Слон не упирался, шёл легко. Так они быстро прошли к мачте, Маркел приказал ложиться, и слон лёг. Тем временем одни стрельцы обрубали причальные верёвки, другие упирались вёслами в причал, отталкивались от него. Люди в бараньих шапках поспешно спускались с бархана. Кирюхин приказал грести и начал отсчитывать: «Гэп! Гэп!» Стрельцы гребли споро, широко, старались. Маркел сидел возле слона, у мачты.

– Ветер попутный! – закричал Кирюхин. – Ставь парус!

Парус захлопал, слон стерпел, не шелохнулся. Буса выходила прямо в море. Берег быстро отдаляется. Вот и слава тебе, Господи, подумал Маркел, домой плывём!

И только хотел перекреститься, как вдруг с левой стороны, из-за горы Тюб-Караган, показались длинные чёрные, с высокими бортами лодки, их было много, и в них было много гребцов, и так же много там было аскеров с пищалями и копьями. Эти лодки быстро шли наперехват. Маркел оглянулся. Сзади, уже на самом берегу, стояли такие же аскеры с такими же пищалями и копьями. Маркел снова повернулся к морю и подумал, что большие лодки, то есть корабли, плывут очень быстро и подплывают всё ближе. То есть, получается, уже, что ли, не выскочить? И Кирюхин так, похоже, и подумал, потому что он повернулся к Маркелу и крикнул:

– Что делать? Табанить?

– Нет! – закричал Маркел. – Прямо держи! Они в нас стрелять не будут!

– Почему это? – крикнул Кирюхин.

– Они хотят Ширку взять живым! – крикнул Маркел. – Видишь? С копьями вперёд полезли!

И в самом деле, на ближайших кораблях те, что с пищалями, отходили на корму, а те, что с копьями, лезли на кичку. И эти корабли всё приближались и приближались. Маркел одной рукой придерживал слона, а второй крестился и шептал:

– Проскочим, Господи! Проскочим! Ведь проскочим же!

Ну а пока всё было наоборот – корабли Адыл-хана всё приближались и приближались! И вот их передовой корабль уже почти поравнялся с бусой, и вот уже сам Адыл-хан, с саблей в руке, вышел на кичку и начал кричать:

– Маркел-хан! Проси что хочешь, всё отдам, только отдай слона взамен! Или убью тебя! Живым зажарю!

Маркел поднялся во весь рост и засмеялся. Адылхановский корабль уже почти сошёлся с бусой, затрещали вёсла…

Но тут попутный порыв ветра вдруг подхватил бусу и подбросил её вверх, а вот адылхановский корабль, наоборот, притопило волной. Потом его отбросило и закачало, а буса опять поднялась на волне и мягко соскочила вниз. Слон как мёртвый лежал возле мачты, бусу повернуло боком к ветру, волна перекатилась с борта на борт, слон завизжал как резаный, но не вставал, а только дрыгал ногами. Маркел навалился на слона, обнял его за голову и приговаривал:

– Ширка, свинья проклятая, не шевелись, не то всех утопишь!..

А ветер всё крепчал и крепчал, а солнце опускалось всё ниже и ниже, а наши гребли очень споро. Адылхановские корабли отставали всё больше и больше… но и не останавливались, и не поворачивали обратно. Маркел смотрел на них и думал, что Адыл-хан очень упрям, так что чем всё это кончится, ещё совсем неизвестно!

А солнце тем временем мало-помалу опустилось в море, и стало темно. Потом стало совсем темно, на небе показались звёзды, Кирюхин стал смотреть на них, и он опять поднимал руки и загибал пальцы, считал пяди, а потом приказал брать левее. Поплыли левее. В море было темно, и никого рядом не было. Потом вышла луна, сразу стало лучше видно, и они увидели адылхановских, а адылхановские увидели их! И снова началась погоня, до изнеможения. Так что слава Господу, подумалось, когда небо снова затянуло тучами, потому что опять стало темно, адылхановские их не видели, и можно было хоть немного отдохнуть.

А потом, когда только ещё начало светлеть, ветер опять очень усилился! Но зато он был попутный. Они плыли на север, домой, и уже никто за ними не гнался. Маркел лёг возле мачты, рядом со слоном, слон спал очень крепко, Маркел тоже.

Но спал он недолго, потому что проснулся от выстрела. Он сразу вскочил и осмотрелся. Сзади опять шли адылхановские корабли, их было не меньше пяти, и они приближались. Потом с них снова началась стрельба.

Вскоре убили нашего, это был Третьяк Соломин из Калязина. Его опустили в море. Потом убили Климова. Потом Смирнова.

Потом снова натянуло тучу, пошёл сильный дождь, ничего не стало видно, адылхановские вновь пропали. Кирюхин смотрел в небо, ничего не видел, и буса шла наугад. А волны поднимались всё выше и выше. Зато, думал Маркел, буса идёт очень быстро, и если она только не развалится, то уже сегодня они доплывут до Волги.

Но Волги всё не было и не было. Зато их болтало весь день и всю ночь. А утром началась самая настоящая буря! Бусу мотало как щепку и заливало волнами, и смывало гребцов за борт, а там топило в пене, и ревело, и туда же унесло Кирюхина, слона, потом Маркела. Маркел ничего не видел и не слышал, везде была вода, она была тёплая, противная, а одежда тянула ко дну. Маркел снял саблю, сапоги, снял архалук… А всё равно его тащило вниз. Дышать было нечем, Маркел открыл рот, изо рта стал вырываться воздух, Маркел начал пускать пузыри. Вода заливалась в горло, в грудь, эх, только и подумалось, и вот и всё…