— Будет проще, если вы сядете на меня, как мужчины садятся на коня.

Какое облегчение! Он не раздавит ее своим весом. С этой мыслью Екатерина задрала сорочку, забралась на него, раздвинув ноги, и направила его рукой в себя.

— О Кейт! — простонал Генрих.

Все кончилось прежде, чем она успела что-то почувствовать. Он был очень нежен. Обнял ее, прижал к себе и жарко облобызал, прошептав:

— Я люблю вас, дорогая, — после чего тут же начал посапывать.

Утром Екатерина проснулась, и в нос ей ударил дурной запах. Он шел от ноги Генриха. Она отвернулась и попыталась зарыться носом в одеяло, но тут ее плечо змеей обвила его рука, и она почувствовала, как сзади в нее упирается что-то твердое.

— Дорогая! — проговорил король.

Сомнений в его намерениях не было. Скрывая неохоту, она повернулась к нему.

После ухода Генриха, пообещавшего обедать у нее, Екатерина встала. От постели воняло, а день намечался жаркий. Прежде всего нужно, чтобы принесли отдушку из можжевельника с цибетином — освежить воздух в спальне. Екатерина поручила это Маргарет, и та умчалась искать винокурню, а вернувшись, сообщила:

— Сейчас ее приготовят для вашей милости.

— Дорогая, тебе не нужно называть меня так. Зови меня матушкой, как делала всегда.

Маргарет обняла ее и торопливо ушла оповестить других дам, что королева проснулась и готова подниматься с постели после первой брачной ночи.

Несколько дней в качестве королевы стали для Екатерины откровением. Она жила в апартаментах с золочеными потолками, убранных с пышным великолепием, среди дорогих гобеленов, изысканной мебели и сказочных турецких ковров. Придворным мастерам пришлось потрудиться. Фамильный герб Екатерины — голова девы — виднелся повсюду, вырезанный на дереве и камне, вышитый на каждом предмете постельного белья. И тем не менее ей было некомфортно в апартаментах королевы, которые несколько раз отделывали заново: сперва для Анны Болейн, потом для Джейн Сеймур. К тому же прямо под ними находилась кухня: шум и запах еды проникал в комнаты через открытые окна, закрыть которые было невозможно, так как стояла очень жаркая погода. А потому Екатерину обрадовало сообщение Генриха о том, что скоро они отправятся в летний тур по стране.

О своей грядущей свадьбе она писала Уиллу, оповещая его, что Господу было угодно склонить короля к тому, чтобы тот взял ее в жены, и это стало для нее самой величайшим утешением, какого и представить себе нельзя.

И ты, братец, — человек, которому следует радоваться больше всех. Прошу тебя, дай мне знать о своем здоровье и пиши в дружеской манере, как прежде, словно бы меня не облекали этой высокой честью.

Уилл ответил быстро, в ликующем тоне. Он удержался от замечаний вроде «я же говорил» и сообщил, что о замужестве Кэтрин много говорят на Севере: люди радуются и превозносят ее добродетель.

Твое известие оживило мой дух и превратило все мои заботы в радости. Этот брак станет настоящим, неоценимым благом и утешением для всего королевства.

Кэтрин хотелось, чтобы брат был здесь и разделил с ней это великое счастье.

Все спешили поздравить ее. Она держала открытый двор: сидела в своем приемном зале в кресле с дорогой обивкой под балдахином с государственными гербами и проявляла себя благосклонной и дружелюбной ко всем. Многие из приходивших обращались к ней с просьбами, желая воспользоваться ее влиянием и патронажем. Каждое прошение Кэтрин принимала с улыбкой и обещала немедленно заняться этим вопросом. Она станет милостивым ликом монархии, добрым и отзывчивым. Стремясь не уронить достоинства, Кэтрин в то же время старалась не держаться слишком отстраненно и горделиво. Ей хотелось завоевать уважение людей и их любовь.

Генриха она видела часто. Они обедали и ужинали вместе, проводили вдвоем бо́льшую часть ночей, каждый день гуляли в его личном саду, иногда трапезничали в маленьком банкетном домике. Эти моменты Екатерина использовала как возможность замолвить словечко за своих просителей, зная, что Генрих не мог ни в чем отказать ей.

— Вы заставите меня раздать полкоролевства! — говорил он, исполняя очередную просьбу.

— Но подумайте, какую это создаст вам популярность, — возражала Екатерина, засовывая ему в рот конфету.

Ей было легко с Генрихом, кроме тех моментов, когда у него болела нога, но Екатерина научилась отвлекать его живой беседой о религии или музыкой, которую они оба любили. При дворе в то время служила семья итальянских музыкантов Бассано. Кэтрин знала их в лицо, так как они жили неподалеку от Чартерхаус-сквер. Виртуозы своего дела, Бассано услаждали слух королевской четы, которая провела немало послеполуденных часов, завороженно слушая их игру.

Екатерине нравилось быть королевой. Она полюбила носить роскошные наряды и пышные меха, есть изысканные блюда; каждому ее капризу потакали. Что касалось Генриха, тот считал, что ничто не может быть слишком хорошим для его супруги. Никогда еще у Екатерины не было столько украшений. Наутро после первой брачной ночи Генрих преподнес ей ларец с драгоценностями королев Англии, которые переходили от одной супруги короля к следующей, и сказал, что она может владеть ими, пока он жив и их сын не женился.

Хотя Екатерина и обрадовалась, получив в свое пользование такие изысканные украшения, являвшиеся к тому же историческими реликвиями, сердце у нее болезненно сжалось, потому что в последний раз она видела этот ларец, когда Анна прятала его под досками пола после низложения Екатерины Говард. При мысли о двух перерубленных нежных шеях, которые когда-то украшали эти жемчуга и ожерелья, она боязливо поежилась.

Когда Екатерина перебирала сокровища из ларца, ей особенно приглянулись брошь в форме короны, одно необычное жемчужное ожерелье и подвеска с рубином. Эти вещи она будет носить с удовольствием вместе с драгоценностями, которыми осыпал ее Генрих.

Но больше всего Екатерине нравилось то, что теперь можно было легко удовлетворять свою страсть к чтению. Раньше она радовалась любой книге, даже самой дешевой и затрепанной, купленной в торговых рядах у собора Святого Павла, а теперь владела изданиями, которые сами по себе были прекрасны, переплетенные в бархат или тонкую кожу, или по крайней мере имела доступ к ним. Она набрала себе целую коллекцию — от Петрарки до молитвенников. С благословения Генриха заказала Новый Завет в английском и французском переводах, которые украсит иллюстрациями ее личный писарь, а потом для них сделают пурпурные переплеты с позолотой. Свободный доступ к литературе в неограниченных количествах стал для нее одним из главных преимуществ, которые давал статус королевы.

Богатств у нее было столько, что трудно было найти им всем применение. Сборщик податей показал ей список поместий, которые она получила после свадьбы, и Екатерина в изумлении уставилась на него, понимая, что ее владения рассеяны почти по всей стране. Она сделала себе мысленную пометку: нужно выяснить, хорошо ли управляют ее имениями и какой доход они приносят. Кроме того, Екатерина решила, что будет проверять и одобрять все счета своего двора.

Ее сердце радовалось при виде того, как любит ее Генрих. Свидетельства этого имелись в изобилии: его доброта, щедрость, желание порадовать супругу и то, как он целовал и ласкал ее, не стесняясь посторонних глаз. Король гордился ею, Екатерина это знала. Ему нравилось демонстрировать всем свою королеву. Однажды, когда они наблюдали за игрой в шары, Генрих на глазах у придворных обнял ее за талию и промурлыкал ей на ухо:

— Вы выглядите прекрасно, Кэтрин, и так хорошо держитесь. Лучшего выбора я сделать не мог. Вы обладаете всеми качествами, наиболее важными для королевы: добродетелью, мудростью и кротостью. Никогда еще не имел я жены, которая была бы так мила моему сердцу. Молю Бога, чтобы Он даровал нам долгую жизнь вместе и много радости.

— Не могу описать вам, как много это для меня значит, — прошептала Екатерина, понимая, что начинает по-своему любить его.