Уилл улыбнулся:

— О, по-моему, еще как задумывается.

Появился Томас, и они умолкли.

— Я что-то не то сказал? — пошутил он.

Кэтрин ушла раньше его. Ей не хотелось, но было глупо демонстрировать нетерпение. Она прошла через заиндевелый дворцовый сад, лелея в душе свое тайное счастье. Уилл считал, что у Томаса серьезные намерения, и ей этого хватало. Она подождет. Джон будет стоять для нее на первом месте, пока нуждается в ней.

Замечтавшись, Кэтрин потерялась среди живых изгородей и кирпичных оград, свернула где-то не в том месте. Нашла дырку среди ровно подстриженных кустов, протиснулась сквозь нее и оказалась в прекрасном садике, где растения были высажены в форме бесконечного узла. Садик напоминал монастырский двор, потому что по его бокам имелись крытые галереи. Над аккуратными клумбами стояли на полосатых тумбах, как часовые, золоченые геральдические животные. В дальнем углу находилась небольшая квадратная каменная беседка. В ней кто-то сидел. Кэтрин слышала всхлипывания.

Ей не следовало находиться здесь и вторгаться в столь интимный момент. Она повернулась к дырке в живой изгороди. Наклонившись, чтобы пролезть в нее, наступила на сучок. Раздался хруст.

Человек, сидевший в беседке, встал и вышел из нее. Эту мощную фигуру Кэтрин узнала бы где угодно.

— Миледи Латимер? — сказал король; он выглядел ошарашенным, а она чувствовала себя так же.

— Ваше величество, простите меня! Я заблудилась, а тут эта дыра в изгороди… — Кэтрин запоздало присела в реверансе, вся дрожа. — Прошу прощения за вторжение.

— Ничего, — хрипло ответил он. — Я молился, чтобы кто-нибудь скрасил мою печаль, а тут вы. Счастливое совпадение. Встаньте, прошу вас.

У Кэтрин от облегчения ослабли колени, и она едва не упала, но успела вовремя поймать равновесие.

— Я рада, что случайно оказалась полезной. А теперь оставлю вашу милость в покое.

— Нет, не уходите, — попросил король. Когда Кэтрин осмелилась взглянуть в его лицо, то увидела на нем суровые следы возраста и горя. Он выглядел еще более старым, чем в момент их последней встречи на пиру, устроенном им для дам. — Останьтесь ненадолго и утешьте одинокого старого человека.

Она считала этого человека жестоким, а его очарование — напускным. Теперь же, видя Генриха таким сломленным и разбитым, могла испытывать только сострадание к нему и удивление, что он до сих пор оплакивает свою маленькую королеву.

— Чем я могу помочь, сир? — спросила она.

— Вы можете ненадолго составить мне компанию, — сказал король и, к изумлению Кэтрин, взял ее за руку и повел к беседке.

Там вдоль стен тянулись плюшевые скамьи, а в центре находился стол, на котором стояли серебряный кувшин и винный бокал венецианской работы. Между скамьями была установлена небольшая жаровня.

— Садитесь, прошу вас, — предложил король и сам тяжело уселся напротив. — Я люблю приходить сюда на досуге и проводить немного времени в уединении, потому что редко бываю один. Хотите вина?

Кэтрин неохотно взяла бокал, понимая, что уже и так много выпила. Но это смутное чувство было задвинуто на задний план сознания из-за неожиданной встречи с королем.

— Надеюсь, вы в добром здравии, миледи. Я скучаю по вашей сестре, не видя ее при дворе, но ваш брат — отличный компаньон, и ваш дядя — один из лучших людей, каких я встречал.

Кэтрин улыбнулась:

— Я здорова, сир, но милорд недолго останется с нами. Вот почему я редко бываю при дворе.

— Мне очень жаль, — печально произнес король. — Смерть забирает всех, кого мы ценим. Если любишь, тем привечаешь боль.

— По-моему, лучше испытать боль, чем не познать любви, — сказала Кэтрин.

Король глубоко вдохнул и унизанной кольцами могучей рукой смахнул с глаз слезу.

— Сегодня год, а я не могу забыть ее.

— Время излечит вас, сир.

— Простите меня. Иногда я думаю, что сойду с ума. Часть меня ненавидит ее за предательство, а другая отчаянно желает, чтобы она снова была со мной. Простите, мадам, мне не следовало обременять вас своими печалями. — Он попытался улыбнуться.

— Ничего, сир, мне это нетрудно, — заверила его Кэтрин, думая, что все происходящее совершенно нереально. А потом, возможно из-за выпитого вина, она сделала нечто сверхъестественное — потянулась и положила ладонь на его руку. — Вам станет легче. Пусть пройдет еще немного времени.

Король не убрал свою руку, а молча сидел и смотрел на Кэтрин пронзительными голубыми глазами.

— Вы добрая женщина, леди Латимер, и очень миловидная. Будь я на десяток лет моложе, то стал бы ухлестывать за вами. Но что вы теперь во мне разглядите? — Он грустно улыбнулся ей.

— Я вижу очень печального человека, которому нужно взбодриться, — ответила она, убирая руку.

— И вы возьметесь за это? — спросил король, беря ее снова.

— Я думаю, сир, вы достаточно сильны духом, чтобы сделать это самостоятельно. Наверное, человек становится очень одиноким, когда ему приходится принимать невозможные решения, которые, и он это знает, плохо скажутся на нем самом. Вашей милости нужно утешать себя тем, что вы сделали то, что считали правильным.

Король вздохнул:

— Она совершила измену и поставила под угрозу наследование престола. Но хуже всего, что она предала меня. Но я не казнил бы ее, если бы это было в моей власти. Меня убедили, что она должна умереть, сказали, что я не могу проявлять снисхождение, когда других осуждали на смерть за меньшие преступления; что я не должен позволять личным чувствам влиять на мою волю; что это будет проявлением слабости, а король всегда должен быть сильным. И я не дрогнул. Однако это не мешает мне испытывать сожаления.

Кэтрин оторопела. Она-то считала его человеком, который никогда ни о чем не жалеет, тем более не выказывает своих чувств. То, что Кэтрин сидела здесь и выслушивала его исповедь, было невероятным. Еще невероятнее было то, что она начала смотреть на ситуацию с его точки зрения.

— Мне очень жаль, что ваша милость оказались перед ужасной дилеммой, созданной не вами. Я видела вас с королевой. Легко было заметить, как сильно вы любили ее. Предав эту любовь, она поступила очень дурно. В такое невозможно поверить.

— Мой шут говорит, она сама напросилась.

— Ваш шут?

Король улыбнулся:

— Да, Уилл Сомерс. Ему известны все тайны моего сердца. Он не церемонится со мной. Опускает меня на землю.

Шутам, Кэтрин знала, сходило с рук многое, за что на других обрушился бы монарший гнев.

— Мне не нравится быть вдовцом, леди Латимер, — продолжил король. — По-моему, для мужчины супружество — естественное состояние. Господу было угодно, чтобы мои браки складывались неудачно, но винить в этом можно и других, разумеется. Тем не менее я убежден, что однажды обрету истинное счастье с леди, которая полюбит меня и не замыслит предать. Вроде моей Джейн. — Лицо короля затуманилось грустью. — И я выберу ее сам, не возьму кого-то, подставленного на моем пути фракциями, которые сеют раздоры при моем дворе.

Вспоминая слова леди Саффолк о том, что женщины не выстроятся в очередь, чтобы стать королевой, Кэтрин весьма осторожно подбирала слова:

— Ваша милость заслуживает такой редкой супруги. Молюсь, чтобы вы нашли ее.

— Это будет нелегко. — Он мрачно улыбнулся ей. — Я не возьму в жены никого, кто не поддерживает мою религиозную политику, ни убежденную католичку, ни женщину, которая слишком склонилась к ереси. — При этих словах короля сердце Кэтрин на миг замерло. — Но, — продолжил он, — я не против хорошего теологического спора, хотя немногие женщины достаточно образованны для того, чтобы принять в нем участие, а некоторые слишком упрямы.

Он помолчал, слегка хмурясь. Кэтрин подозревала, что король, должно быть, вспомнил свою первую королеву Анну, и сомневалась, что какая-нибудь из следующих его жен была способна дискутировать по вопросам религии или имела склонность к подобным дебатам. Учитывая заданные королем параметры, он искал какое-то чудо.