— Скоро ему придется взять себя в руки, — хмуро заметил дядя Уильям. — Дела государства не могут ждать.

— Он же уединялся после смерти королевы Джейн, — припомнила Анна. — Но пережил это.

— Молюсь только, чтобы он проявил милосердие, — сказала Кэтрин.

Однако все говорило за обратное. На следующей неделе казнили любовников королевы. Некоторые из слуг Кэтрин ходили посмотреть на это и вернулись потрясенные кровавым зрелищем до того, что некоторых тошнило. Когда Кэтрин приходилось проплывать в лодке под Лондонским мостом во время частых поездок по Темзе, она всегда опускала глаза из страха, что увидит насаженные на пики, гниющие головы этих двоих несчастных.

По ее настоянию на Рождество они с Джоном отправились в Стоу, где было уныло, потому что дети находились в Снейпе. Однако в январе Джону пришлось вернуться в Лондон, чтобы присутствовать на новой сессии парламента. Анна с Гербертом уехали в Эвас, Уилл составил им компанию, так как при дворе никаких празднований не было.

Джон переживал, поскольку парламент рассматривал вопрос о лишении королевы гражданских прав.

— Радикалы склонны принять билль, — кипел от гнева он, возвращаясь домой с мрачным лицом, расстроенный тем, что католическая партия утратила свои позиции. — Они даже приказали изготовить печать с подписью короля, чтобы избавить его величество от печальной необходимости лично давать согласие на казнь королевы.

— Может быть, он помилует ее, — с надеждой проговорила Кэтрин.

Джон как будто задумался.

— В парламенте ходят слухи, что он собирается заключить ее в тюрьму до конца дней.

— Вы думаете, это случится?

— Нет, если к решению этого вопроса будут причастны реформисты!

Казалось, инициатива находилась у них; изначально именно они затеяли весь этот процесс. Однажды Джон вернулся домой с каменным лицом и сообщил жене, что билль о лишении прав и состояния был принят.

— Значит, она умрет, — прошептала Кэтрин.

— Боюсь, что да.

— В каком ужасном мире мы живем. — Кэтрин взяла накидку, руки у нее тряслись. Она и раньше слышала о казненных людях — сэр Томас Мор, Анна Болейн и Роберт Аск, это лишь некоторые, — но их трагедии не повлияли на нее так сильно, как эта. Осудить молодую женщину на жестокую смерть — это ужасно. И в конечном итоге в ответе за это король. Он мог остановить процесс, а вместо этого хранил молчание, погрязнув в печали и переживаниях из-за удара, нанесенного его мужской гордости. Мнение Кэтрин о нем сильно пошатнулось, и это еще мягко сказано. Как она могла счесть его добрым и обходительным человеком?! Поведение короля доказывало, что все его очарование поверхностно, одна наружность!

В день казни, которая должна была состояться частным порядком в Тауэре, Кэтрин осталась дома и молилась за королеву, содрогаясь от мысли о происходящем всего в паре миль от ее дома. Дядя Уильям говорил, что, когда обезглавили Анну Болейн, с пристани у Тауэра ударила пушка, но на этот раз Кэтрин ничего похожего на пушечный залп не услышала. Екатерина Говард не удостоилась даже такой чести. Ее стерли с лица земли по-тихому.

Через две недели Анна приехала на Чартерхаус-сквер и объявила, что снова ждет ребенка. Подавляя зависть, Кэтрин обняла ее и воскликнула:

— Поздравляю! Я так рада за вас обоих.

— Герберт очень доволен! — сказала Анна. — Приезжай ко двору, мы это хорошенько отметим. Король вышел из уединения и собирается устроить три банкета: один для лордов своего Совета, другой — для законников и третий — для дам. Я могу обеспечить тебе место, если ты хочешь сопровождать меня.

— Он устраивает банкеты вскоре после казни своей жены?! — ужаснулась Кэтрин. — И ему не стыдно!

— Я знаю, знаю! Но не забывай, он пострадавшая сторона в этой трагедии. Вот как смотрят на это при дворе. И, по словам Уилла, его милость завел себе новые правила жизни. Он хочет оставить прошлое позади. Я видела его на днях; он шел по галерее с мастером Гольбейном. Очень постарел, поседел и, могу поклясться, еще прибавил в весе. Кэтрин, нам не следует забывать, что его глубоко потрясла трагедия королевы. Прояви милосердие, не думай о нем плохо.

— С чего это ты вдруг прониклись таким сочувствием к нему?! — накинулась на сестру Кэтрин.

— Я знаю его, Кейт. Знаю, что он может быть жестоким и не всегда хорошо обращался со своими женами. Но он обожал покойную королеву. Я много раз наблюдала их вместе, и он не мог удержаться от ласк. На этот раз он ни в чем не виноват.

— Значит, не его вина, что она сейчас лежит в капелле Тауэра с отрубленной головой? — едко проговорила Кэтрин.

— Она была виновна в измене.

— Была ли? Уилл видел подписанные ею и Томасом Калпепером показания. Оба отрицали, что совершили прелюбодеяние.

— Кэтрин, они тайно встречались в ее уборной! Дядя Уильям рассказал мне об этом. Даже если они не дошли до самого любовного акта, намерение налицо. А это измена.

— Анна, я не стану спорить с тобой. — Кэтрин вдруг заметила, что в холле очень зябко, и прошла в гостиную. — Но я не хочу идти на банкет.

— Какой банкет? — заинтересовался Джон, отрываясь от просмотра счетов, которыми был завален весь стол перед ним. — Привет, Анна.

Та, не теряя времени, рассказала ему о банкетах.

— Вы должны пойти, Кейт, — принялся убеждать ее Джон. — Развеетесь, к тому же выказать поддержку королю в такое время — это разумно.

Кэтрин уставилась на него:

— Вы приказываете мне идти?

Муж никогда не давил на нее и всегда позволял ей самостоятельно принимать решения.

— Нет, просто я считаю, что это было бы мудрым шагом. Иногда нам приходится забывать о своих более тонких чувствах ради того, что может оказаться выгодным. Мне это хорошо известно.

С этим не поспоришь. Кэтрин сдалась, и по настоянию Анны они занялись выбором наряда, наилучшим образом подходящего к случаю. Кэтрин радовалась, что скопила приличную сумму на роскошное платье из зеленого бархата с жемчужной каймой и алый дамастовый киртл. Она долго не решалась на такую трату, но сказала себе, что это разумное вложение средств. Демонстрация роскоши много значила при дворе. И ее драгоценности будут прекрасно смотреться с этим платьем.

Дворец весь сиял в свете свечей; столы в сторожевом покое были уставлены соблазнительными сластями, искусно приготовленными и изысканно поданными французским поваром короля и его помощниками. Сразу по прибытии ливрейный слуга подал им по кубку вина. Зал был полон дам в великолепных платьях; их украшения мерцали при свечах, в воздухе носился говор возбужденных женских голосов.

— Его величество лично распорядился, какие комнаты будут предоставлены дамам, остающимся при дворе на ночь, и сам их осмотрел, — сказала Анна. — Скоро он будет здесь.

Тут как по команде зазвучали фанфары, и появился он — вошел в зал и стал приветствовать гостей. Король был здесь единственным мужчиной, помимо стражи и слуг, и дамы столпились вокруг него, как пчелы у плошки с медом, а он весело здоровался с каждой и говорил так по-дружески, будто пришел сюда ради встречи с ней одной. «У него в этом большой опыт», — подметила Кэтрин. Так король кружит людям головы и заставляет их забыть, на что он способен. Как же он, вероятно, наслаждался этим женским подхалимством; каким бальзамом лилась их лесть на его уязвленную гордость после того, как жена наставила ему рога.

Кэтрин стояла с Анной и ее подругами у камина и наблюдала за движением короля по залу, а оно сопровождалось хохотом и весельем; ряды дам расступались перед ним, давая дорогу, как воды Красного моря перед Моисеем.

— Это устроили, чтобы он мог выбрать себе новую невесту? — наклонившись к уху сестры, спросила Кэтрин.

— Боже, нет! Король любит развлекать дам. Он делал это уже не раз. Ему нравится женское общество. — Анна понизила голос. — Но я сомневаюсь, что хоть кто-то из этих леди торопится выйти за него, особенно теперь, когда был издан этот новый закон.