— Но я думала, ты на Севере! — изумленно воскликнула Кэтрин, обнимая брата.

— Я вернулся два дня назад, сестрица, — ответил он; стол перед ним уставляли напитками и сластями. — Мне придется вернуться туда, чтобы заседать в комиссиях, которые разбирают дела мятежников. А пока я наслаждаюсь отпуском.

— Ты останешься обедать? — не рассчитывая на отказ, спросила Кэтрин.

— Ничто не доставит мне большего удовольствия. Честно говоря, я не думал, что найду вас здесь.

Кэтрин поежилась:

— Мы уже собирались уехать. Ты, наверное, слышал, что Джона подозревают в измене.

Улыбка сошла с лица Уилла.

— Об этом упоминали некоторые бунтовщики, которых мы арестовали.

— Они считают, что он их предал, — объяснила Кэтрин.

— А мне говорили, будто король недоволен им. Он тоже может считать Джона изменником. Вот почему я поторопился приехать сюда сразу после казни мастера Аска и сэра Роберта Констебла. Мастер Кромвель поручил мне засвидетельствовать ее, так что я у него на хорошем счету и, вероятно, могу помочь вам. По пути на юг я заезжал в Рай-Хаус и предупредил дядю Уильяма. Он сейчас едет в Лондон. — Уилл взял Кэтрин за руку, глаза его были полны сочувствия. — Поверь мне, сестрица, мы с ним несколько раз смиренно просили короля за Джона, и другие люди тоже высказывались в его пользу. Я постараюсь завтра увидеться с мастером Кромвелем. В конце этой недели при дворе появится сэр Уильям Фицуильям. Он наверняка возьмется вам помочь.

Все это звучало ободряюще.

— Его милость герцог Норфолк обещал сообщить его величеству, что Джон не совершал никаких преступлений, — сказала Кэтрин.

— А я надеюсь вскоре увидеть короля и объясниться с ним, — добавил Джон.

— Тогда вам не о чем беспокоиться, я уверен. — Уилл улыбнулся.

Кэтрин видела, что Джон стал заметно спокойнее, и, отставив в сторону страхи, решила наслаждаться обедом.

За едой они говорили о семейных делах. Кэтрин посчитала еще более странным, чем обычно, что Уилл не упоминал о своей жене. Насколько она знала, они до сих пор не начали жить вместе. Прошло уже десять лет со дня их свадьбы, и Энн Буршье было уже, наверное, лет двадцать, более чем достаточно для того, чтобы разделять ложе с мужем.

— Как Энн? — робко спросила она.

— Полагаю, хорошо. Я не видел ее уже целую вечность, — ответил Уилл.

Похоже, эта тема его не слишком интересовала.

— Ты никогда не говоришь о ней, — мягко заметила Кэтрин, погладив брата по руке. — Она твоя жена.

— Скажи об этом ей, — резко отозвался он; в голосе его звучала горечь. — Она кидается в слезы всякий раз, как кто-нибудь говорит ей, что нам пора уже жить вместе. Отец давит на нее, но она знает, как подольститься к нему и увильнуть. Я сказал, что даю ей время до следующего года, когда покончу с делами на Севере. Если она продолжит упираться, я обращусь за аннулированием брака. Мужчине нужен наследник. Мне двадцать четыре, и я не хочу тратить время понапрасну.

— Очень грустно слышать это, — сказала Кэтрин. — Что с ней не так? Ты пытался уговорить ее по-доброму?

— Пытался! Цветы, подарки и нежные слова… Все это я испробовал. И начинаю склоняться к мысли, что ей в принципе неприятны мужчины или супружеские обязанности.

— Поезжай к ней еще раз, Уилл. Поговори, будь терпеливым и спроси, почему она отказывается. Скажи, что хочешь ей помочь. Действуй мягко.

Уилл горестно улыбнулся:

— Хорошо, Кейт. Я воспользуюсь твоим советом.

— От моей жены так просто не отвяжешься, — усмехнулся Джон.

Они все засмеялись.

За разговором выяснилось, что Уилл знает, как не увязнуть в трясине интриг, которую являл собой двор. Казалось, у него там много друзей, и это не вызывало удивления, учитывая его обаяние и благожелательность. Покрой и качество платья, а также то, как он ценил хорошую пищу и вино, говорили, что Уилл Парр — человек с отменным вкусом. Брат отличался утонченностью и в культурном смысле, среди его друзей числились сэр Томас Уайетт и сын Норфолка, граф Суррей; оба — известные поэты.

— Вы должны пригласить их на ужин, — сказал Уилл. — Могу вас заверить, это будет очень приятная компания. С Сурреем никогда не соскучишься, а Уайетт теперь повеселел, так как прошлогодние события остались позади.

— Прошлогодние? — Кэтрин и Джон переглянулись, ничего не понимая.

— Падение королевы. Он любил ее, знаете ли. Когда-то даже соперничал за нее с королем. И не забыл. Когда это случилось, Уайетт стал сам не свой. Его тоже посадили в Тауэр, но вот что странно: Кромвель сразу написал отцу Уайетта, что его сына отпустят, так и случилось. То же самое произошло с сэром Ричардом Пейджем. А других мужчин казнили. Мне кажется, их арестовали и освободили, чтобы убедить всех в виновности остальных подозреваемых.

Кэтрин давно уже размышляла об этом.

— Но они были виновны?

— Кое-кто считает, что и они, и королева ни в чем не повинны.

— Неужели король мог послать на смерть семерых заведомо невиновных людей? — изумленно спросил Джон.

— Уайетт имеет на этот счет свою теорию. Не забывайте, он дружен с Кромвелем. Он считает, что король верил в их виновность. Я хочу сказать только, что мастер Кромвель — умный и решительный человек. К тому же безжалостный.

У Кэтрин по спине пробежал холодок. Неужели министр может быть таким дерзким, беспринципным и жестоким?! Ее вдруг поразила мысль о том, каким опасным местом может быть двор.

— Но почему?

Уилл отложил нож и отхлебнул из своего кубка.

— Королева хотела раздавить Кромвеля, а он опередил ее и заодно избавился от тех, кто ее в этом поддерживал.

— Джейн Сеймур следует быть крайне осторожной, если в наши дни такое случается с королевами.

Уилл нахмурился:

— Думаю, она участвовала в заговоре против королевы. Ей это принесло самые большие выгоды. А теперь она ждет ребенка, и никто, даже наш приятель Кромвель, не может ее тронуть, особенно если она родит королю сына.

— Слыша все это, я радуюсь, что не состою при дворе, — сказала Кэтрин. — Есть ли там хотя бы один честный и принципиальный человек?

— Чем выше человек поднимается, тем меньше в нем остается этих добродетелей, — заметил Джон.

С королем Джон так и не встретился, зато получил от него прощение, благодаря объединенным усилиям трех Уильямов. Однако обошлось это недешево.

— Я прощен, но, кажется, остаюсь под подозрением, и боюсь, это навсегда, — проворчал он, показав Кэтрин документ, подписанный королем и скрепленный королевской печатью.

— Почему? — недоуменно спросила она. — Прощение есть прощение, разве не так?

— Меня вызвал к себе мастер Кромвель, — проговорил Джон, тяжелыми шагами меряя гостиную. — Меня уволили из Совета Севера. И я обязан выплачивать Кромвелю ежегодное вознаграждение за его роль в получении прощения. Так он сказал. Это вымогательство, чистое и неприкрытое, и мне придется продать часть своей собственности, чтобы расплатиться с ним. Для начала я сдам в аренду этот дом. Кейт, похоже, мне теперь весь остаток дней придется жить с оглядкой. За мной будут следить, уж в этом можно не сомневаться. И я буду вечно присматриваться к своим друзьям и слугам, думая, кого из них подослали шпионить за мной.

Кэтрин подошла к мужу, обняла и прижалась щекой к его щеке:

— Думайте о хорошем, Джон. У вас останутся Снейп и другие поместья. Вы живы и свободны от страха суда и расправы! Это важнее всего. А вести нормальную честную жизнь, какую вы вели до сих пор, будет совсем нетрудно. Скоро любой соглядатай убедится, что следить за вами ни к чему, а мастер Кромвель решит, что тратить деньги на слежку за вами не имеет смысла и не стоит затрат. Если он и правда намерен установить за вами надзор.

— О, в этом я уверен. Он такой скользкий тип, выскочка и шантажист.

— Забудьте о нем. Давайте снова жить своей жизнью.

«Это было несправедливо, незаконно и просто неправильно», — про себя злилась Кэтрин, хотя ради Джона держала на лице улыбку. Но утром, когда она сидела в спальне, а горничная расчесывала ей волосы, принесли отчаянное письмо от жены сэра Томаса Бурга Элизабет, и Кэтрин рассудила, что случаются вещи и похуже вымогательства. Элизабет родила Томасу сына и наследника, но ужасный лорд Бург, взглянув на желтоватое личико младенца, заявил, что тот не может быть одной с ним крови. Только молодая мать встала с родильного ложа, как свекор выгнал ее из дому, в гневе обозвав бедняжку шлюхой и блудливой девкой. Тщетно пытался муж защитить жену; отец его был неумолим.