Джон поклонился, а Кэтрин сделала реверанс. Герцог вскинул брови, увидев ее. У него было угрюмое лицо с сильно выступающим носом, тонкими губами и усталыми от жизни глазами под тяжелыми веками.

— Милорд Латимер, — грубым голосом произнес он, — и ваша добрая супруга, я полагаю.

— Ваша милость, я привел с собой жену, так как она может рассказать вам, что нам пришлось пережить из-за мятежников.

Герцог указал им на два стула:

— Прошу садиться. Ну, миледи?

— Ваша милость, — начала Кэтрин, решив показать себя храброй и верной подданной, — когда милорд уехал по заданию короля, банда бунтовщиков пришла к нашему замку и захватила его.

Она пересказала всю ужасающую историю, подчеркнув, что Джона изначально заставили примкнуть к мятежникам, и не забыла упомянуть, как сама была напугана угрозами пилигримов убить ее и детей, если лорд Латимер откажется поддерживать мятеж.

Норфолк слушал; его бесстрастное лицо ничего не выражало.

— И они безропотно ушли по вашему требованию? — спросил он Джона.

— Да, ваша милость. Но с тех пор принялись распускать слухи, будто мой управляющий Уолтер Роулинсон по своей воле вступил в их ряды, что есть неприкрытая ложь. Я знаю его самого и его семью всю жизнь, и среди них нет ни единой предательской души.

Норфолк кивнул.

— Уолтер был очень зол, когда мятежники ворвались в замок, — добавила Кэтрин.

Герцог перебрал на столе несколько бумаг и взял одно письмо:

— Я выслушал вас обоих внимательно, но мне кое-что доносили о вас, Латимер. Его величество и мастер Кромвель желают, чтобы я установил, являлись ли вы пленником бунтовщиков в прошлом году или присоединились к ним по своей воле.

— Его заставили! Я свидетель, — встряла Кэтрин.

Джон положил руку на ее плечо и сказал, обращаясь к герцогу:

— Моя жена говорит правду. Я не собирался поддерживать их. Прежде всего, я верен королю, милость которого много для меня значит.

— И тем не менее, — Норфолк сложил пальцы домиком перед лицом, — вы держитесь старых обычаев в религии.

Джон заколебался.

— Я принес клятву, что принимаю верховенство короля над Церковью.

Герцог наклонился вперед:

— Послушайте, мы с вами в этом деле заодно. Мне тоже по сердцу старые обычаи. По-моему, есть люди, которые хотят зайти слишком далеко, как наш друг мастер Кромвель. Не думайте, что я не сочувствую этим беднягам, которых вынужден карать. Но наш долг — не подвергать сомнениям веления короля. Мы должны быть послушными подданными. Я не одобряю всю эту книжную ученость, из-за которой люди начинают оспаривать Священное Писание, но это другое дело. Вопрос в том, как поступить с вами?

— Я прошу только об одном: чтобы была подтверждена моя непоколебимая преданность его величеству и установленным им законам, — заявил Джон.

— Хорошо. Знайте, король велел мне попросить вас, чтобы вы осудили этого негодяя Аска и уповали на милосердие его величества.

— Осудить? — эхом отозвался Джон. — Разве его еще не приговорили?

— Публичное осуждение вами главаря мятежников поможет настроить ум короля на нужный лад.

«Сделайте это, — про себя молилась Кэтрин, — сделайте. Аск поймет, что вы действовали по принуждению, а ему самому теперь уже ничто не поможет».

Джон не замедлил с ответом:

— Да, я вынесу ему осуждение. Он незаконно восстал против короля и толкал подданных его величества бунтовать против своего соверена.

— Запишите это, — велел герцог писцу.

Когда тот закончил, Джон скрепил документ своей подписью.

— А теперь, милорд, — продолжил Норфолк, — вам следует отправиться в Лондон и лично объясниться с королем. Я почти не сомневаюсь, что он отнесется к вам милостиво, так как я сообщу мастеру Кромвелю, что не смог обнаружить никаких свидетельств против вас, что вы действовали по принуждению и никакому человеку не грозила в большей степени опасность расстаться с жизнью, чем вам. — Его вытянутое лицо наконец расплылось в улыбке.

— Благодарю вас, ваша милость! — воскликнул Джон, вставая и низко кланяясь.

— Благодарю вас, — подхватила Кэтрин и присела в низком реверансе.

Как только они вышли, она взяла мужа под руку, сжала ее и сказала:

— Он не такой уж солдафон, каким выглядит. У него есть еще в сердце крупицы доброты. Он вам поверил.

— Скорее уж он поверил вам. Но мы пока еще не выбрались из чащи, любимая. Мне предстоит встретиться с королем.

— Не думаю, что у вас возникнут какие-нибудь сложности, — успокоила его Кэтрин. — У нас есть друзья при дворе, которые нам помогут. Важно как можно скорее добраться до Лондона.

— Мы можем отправиться туда прямиком отсюда, — сказал Джон. — В йоркском доме у нас есть одежда на смену; мы ее возьмем. А в Снейп я пошлю грума с известием о наших планах.

— Я уверена, они справятся без нас какое-то время, — поддержала его Кэтрин; ей хотелось уехать в Лондон.

По пути на юг она размышляла о том, как облегчить Джону путь к примирению с королем. Отчет Норфолка, можно надеяться, смягчит его величество. Уилл находился на Севере, а дядя Уильям уже вернулся ко двору и был в фаворе; он, конечно, сможет заступиться за Джона. Сэр Уильям Фицуильям тоже, вероятно, пожелает вмешаться.

Когда они приблизились к барбикану у Бутхэм-Бар, северных ворот Йорка, стражник поднял руку:

— Что вы здесь делаете, лорд Латимер?

В его тоне звучала враждебность. Вероятно, он был сторонником паломников и, естественно, видел в Джоне предателя.

Кэтрин почувствовала, что ее супруг сдерживает ярость.

— Я еду в Лондон по поручению милорда Норфолка. Мы сегодня заночуем здесь, в моем доме.

Стражник хмыкнул и пропустил их. Кэтрин стало дурно при виде тел, болтавшихся на деревьях и здесь тоже.

— Боже мой! — пробормотал Джон, когда они повернули на Стоунгейт. — Это Джонас, торговец книгами. А там звонарь из церкви Святой Троицы. Оба они добрые люди. И так напрасно прервалась их жизнь.

Те же мрачные зрелища встречались им и в других местах по Великой Северной дороге. От них было никуда не деться. Кэтрин вздохнула с облегчением, когда, миновав Линкольншир, они поехали через графства, не затронутые мятежом.

В Питерборо они ненадолго задержались, чтобы Кэтрин посетила аббатство, где похоронили Екатерину Арагонскую, и почтила память королевы. Встав на колени у гробницы, она с горечью вспомнила, как умирала в одиночестве эта несчастная женщина, изгнанная от двора, вдали от мужа и обожаемой дочери. С болью в сердце Кэтрин прочла эпитафию, в которой Екатерина была названа вдовствующей принцессой. Даже посмертно ее не решились именовать королевой.

Покинув аббатство, чтобы присоединиться к Джону, ожидавшему ее на лужайке снаружи, Кэтрин услышала разговор монахов о том, что королева Джейн беременна. Это был луч света в мире, помраченном распрями и трагедиями. Кэтрин мысленно помолилась о том, чтобы родился принц. Может быть, король на радостях станет добрым отцом и для своих подданных.

По мере приближения к Лондону Кэтрин начала ощущать внутренний трепет. Вдруг Джона завлекают в ловушку или за ним следят? Она слышала разговоры о том, что у Кромвеля целая армия шпионов, и решила на всякий случай держаться настороже. Когда они въезжали в город у барбикана, Кэтрин задержала дыхание, но их не остановили.

Никто не отвечал на просьбы Джона об аудиенции у короля, но он упорно ходил ко двору и блуждал по галереям среди толп других просителей в надежде поймать на себе взгляд его величества, проходящего мимо в процессии, однако все было напрасно. Дядя Уильям уехал по делам в свои поместья, а сэра Уильяма Фицуильяма Джон нигде не мог отыскать. Его тревожило это исчезновение, и он день ото дня все глубже погружался в уныние. Большинство людей, с которыми ему удалось переговорить, убеждали его ехать домой или за границу ради безопасности.

Они провели на Чартерхаус-сквер тревожный месяц, когда Джон начал серьезно обдумывать эти предложения. Потом вдруг, к удивлению их обоих, доложили о приезде Уилла. Как же приятно было снова увидеть его!