— Паром пойдет в обратный путь через четыре часа. — Пендергаст достал из кармана записку и тщательно изучил ее. — Леди Виола Маскелин, улица Сарацино, девятнадцать. Надеюсь, мы все же застанем la signora на месте.
Через несколько минут к остановке подъехал старый оранжевый автобус. На одинокой узенькой улице он с трудом развернулся и открыл двери. Д'Агоста с фэбээровцем погрузились, двери скрипнули, закрываясь, и автобус со скрежетом покатил вверх по ужасно крутому склону, который, казалось, вырастал прямо из пенящихся морских волн.
Через пять минут дорога закончилась — автобус прибыл в деревню, и напарники вышли. Слева они увидели старинную церковь, выкрашенную в персиковый цвет, а справа — табачную лавку. Мощенные булыжником улочки, слишком узкие, чтобы по ним могла проехать машина, изгибались под странными углами. Среди прочих строений сильно выделялись руины замка — их полностью захватили грушевые деревья, а за деревней выглядывала небольшая, поросшая низким кустарником горная гряда.
— Очаровательное местечко. — Пендергаст указал на мраморный диск, укрепленный в стене здания: «Улица Сарацино». — Нам сюда.
Они пошли по переулку между выбеленных стен домов, номера которых постепенно росли. Вскоре город закончился, и началась голая земля, разделенная каменными стенами на садики, где росли лимонные деревца и миниатюрные виноградники. В воздухе витал аромат цитрусовых. Тропинка сделала резкий поворот, и там, на краю скалы, — в совершенном одиночестве над бескрайней голубизной Средиземного моря — напарники увидели небольшой аккуратный домик, затененный побегами вечнозеленой бугенвиллеи.
Скользящим шагом Пендергаст прошел вниз, к открытому дворику, и постучал в дверь.
Ему не ответили.
— C'e nessuno? — позвал фэбээровец. — Есть тут кто-нибудь?
Ветер вздохнул в кустах розмарина, примешав к его благоуханию аромат моря.
Д'Агоста огляделся.
— Смотрите, — кивнул он в сторону сада с террасой. — Там кто-то копает.
За виноградником окапывала грядки маленькая фигурка в поношенной соломенной шляпе, старых парусиновых штанах и грубой рубахе, расстегнутой до середины. Заметив посетителей, человек выпрямился.
— Я бы уточнил: там копает женщина. — Пендергаст энергично зашагал в сторону хозяйки. Та ждала, опершись на черенок лопаты и глядя, как незваные гости аккуратно перешагивают через комья вскопанной земли.
Пендергаст с обычным полупоклоном предложил даме руку. Хозяйка приняла этот жест, но перед тем сняла шляпу, и на плечи ей упали густые темные блестящие волосы.
«Что-то Пендергаст напутал с возрастом», — отметил д'Агоста.
Женщина была прекрасна: высокого роста, стройная, со светящимися энергией ореховыми глазами. Она все еще не могла отдышаться, и ноздри ее раздувались.
Между тем Пендергаст, поклонившись, выпрямился да так и остался стоять, не отпуская руки хозяйки — молча, глядя ей прямо в глаза. То же самое происходило и с женщиной. В полной тишине д'Агоста подумал, не знаком ли напарник с их «намеченной жертвой», потому что со стороны все смотрелось именно так — словно они узнали друг друга.
— Я — Алоизий Пендергаст, — представился наконец фэбээровец.
— А я — Виола Маскелин, — ответила женщина с сильным и приятным английским акцентом.
Д'Агоста вдруг понял, что Пендергаст забыл представить его, что было совсем уж не в духе напарника.
— Я — сержант Винсент д'Агоста, полиция Саутгемптона.
Женщина посмотрела на него так, будто только что заметила, но когда она улыбнулась, улыбка ее лучилась теплом.
— Добро пожаловать на Капрайю, сержант.
Снова повисла неловкая пауза. С лица Пендергаста не сходило несвойственное ему удивление. Да что с ним такое?
— Ну что же, — улыбнулась леди Маскелин, — надо думать, вы пришли ко мне, мистер Пендергаст?
— Да, — поспешно ответил он. — Да, мы — к вам. По поводу…
Она оборвала фэбээровца, подняв палец.
— Виноградник под палящим солнцем — не самое подходящее место для разговоров. Может быть, пройдем ко мне в дом, на террасу, и я предложу вам прохладительного?
— Да, конечно.
Она вновь ослепительно улыбнулась, и на щеках появились ямочки.
Леди Маскелин повела гостей к террасе, окаймленной кустами розмарина и крохотными лимонными деревцами, в тени глицинии. Усадив Пендергаста с д'Агостой за столик на потертые деревянные стулья, хозяйка исчезла в доме. Чуть позже она вернулась, неся винную бутылку без этикетки, наполненную бледно-янтарной жидкостью, бокалы, бутылку оливкового масла и глиняное блюдо с толстыми кусками неровно нарезанного хлеба. Когда хозяйка обходила стол, наполняя бокалы белым вином, д'Агоста уловил исходящий от нее легкий аромат винограда, земли и моря.
Пендергаст отпил из бокала.
— Леди Маскелин, вы сами делаете вино?
— Да. Оливковое масло тоже. Работать на своей земле — огромное удовольствие.
— Complimenti. — Пендергаст отпил еще вина и обмакнул в масло кусочек хлеба. — Превосходно!
— Спасибо.
— Позвольте же сказать, леди Маскелин, ради чего мы приехали.
— Не надо, — тихо попросила она, глядя далеко в море.
На ярком свету ореховые глаза леди Маскелин сделались почти голубыми, на ее губы легла загадочная улыбка.
— Не стоит портить такой… такой особенный момент.
«Интересно, что еще за особенный момент?» — подумал д'Агоста. Издалека, со стороны обрыва, доносились шум волн и крики чаек.
— У вас просто очаровательная вилла, леди Маскелин.
— Вилла? Нет, — рассмеялась хозяйка. — Просто бунгало с видом на море. Таким я его и люблю. Здесь у меня книги, музыка, оливковые деревья… И море. Чего еще желать от жизни?
— Вы сказали: музыка. Играете на чем-нибудь?
— На скрипке, — не сразу ответила леди Маскелин.
«Ну вот, — подумал д'Агоста. — Сейчас Пендергаст покружит вокруг да около — и налетит как хищник».
— Вы живете здесь постоянно?
— О нет. Это было бы чересчур. Я, конечно, затворница, но не такая.
— И где вы бываете, когда не живете здесь?
— Мной владеет довольно депрессивное настроение. Осень — в Риме, декабрь — в Луксоре, в Зимнем дворце.
— В Египте? Зимой там, должно быть, занятно.
— Я руковожу раскопками в Долине царей.
— То есть вы — археолог?
— Египтолог и филолог. Мы не просто роем землю в поисках черепков и костей. Недавно мы раскопали могилу писца Девятнадцатой династии. Жрецы покрыли стены восхитительными надписями. Естественно, могилу успели разграбить до нас, но, по счастью, грабителей интересовали только золото и драгоценные камни. Свитки и надписи они не тронули. Самого писца мы нашли в саркофаге — и при нем было множество таинственных свитков, полных магических заклинаний. Нам предстоит развернуть их и расшифровать — они исключительно хрупкие.
— Чудесно.
— Ну а когда приходит весна, я отправляюсь в Корнуолл, в семейное поместье.
— Проводите весну в Англии?
— Люблю, когда под ногами чавкает грязь, — рассмеялась леди Маскелин. — И когда льет холодный дождь. А еще когда можно растянуться на ворсистом ковре у камина с хорошей книжкой. Но как насчет вас, мистер Пендергаст, что любите вы?
Вопрос, похоже, застал агента врасплох, и, чтобы скрыть смущение, фэбээровец отпил вина.
— А я люблю ваше вино. Оно освежает — такое простое и скромное.
— Я делаю его из мальвазии, которую завезли сюда четыре тысячи лет назад минойские торговцы. Когда я вдыхаю аромат этого вина, передо мной оживает сама история — как минойские триремы отправляются в дальний путь, к чужим островам… — Женщина рассмеялась, отбросив с лица черные волосы. — Я неизлечимый романтик, в детстве мечтала стать Одиссеем. — Она взглянула на Пендергаста. — А вы? Кем вы мечтали стать, когда были ребенком?
— Великим белым охотником.
— Ничего себе мечта! — рассмеялась хозяйка. — И что, она сбылась?
— Отчасти. Но как-то на охоте в Танзании я вдруг осознал, что утратил к этому всякий интерес.
Они замолчали. Д'Агоста решил больше не пытаться разгадать тактику Пендергаста, а с пробудившимся интересом принялся за вино. Замечательным оказался и хлеб — со свежим, пикантным маслом оливок, — такой толстый, что жевать его приходилось очень долго. Д'Агоста макнул кусок в масло, отправил его в рот и сразу потянулся за новым. Пожалуй, в последнее время он был чересчур строг к себе, соблюдая диету, даже не завтракал…