Выросший на окраине Бостона, молодой парнишка Озмиан после колледжа со всей страстью погрузился в ряд необычных увлечений — сочинение музыки, криптография, нахлыстовая рыбалка и некоторое время даже охота на крупную дичь. Но его увлечения отошли в сторону, когда он обнаружил способ сочетать его интерес к музыке и шифрованию с его фанатизмом к сжатому коду. Именно это тесное соединение интересов помогло ему разработать технологии для передачи и кодировки, которые легли в основу «ДиджиФлуд».

«ДиджиФлуд». Из-за мысли о своей компании он разволновался: цена на ее акции, которая росла годами, теперь обвалилась из-за несанкционированной утечки в Интернет ее наиболее ценных запатентованных алгоритмов.

Но сейчас — впрочем, как это часто случалось в последнее время — его мысли вернулись к убийству его единственной дочери… и всей той грязи, которая была выставлена напоказ этим ублюдочным членососом, репортером Брайсом Гарриманом.

Характерный тройной стук в дверь его офиса прервал свободный полет его мыслей.

— Войдите, — крикнул Озмиан, так и не отведя взгляда от окна.

Он услышал, как дверь открылась, затем до него донеслась мягкая поступь чьих-то шагов и тихий щелчок дверного доводчика. Он так и не оглянулся, потому что и так хорошо знал, кто только что вошел. Это была его самая необычная и загадочная сотрудница с благородным, старинным и необычно длинным именем Мария Изабель Дуарте Алвес-Ветторетто. На протяжении многих лет Алвес-Ветторетто работала на Озмиана, совмещая сразу несколько должностей: помощник, доверенное лицо, управляющий… и телохранитель. Почувствовав, что она остановилась на почтительном расстоянии от стола, он, наконец, повернулся к ней.

Изабель была миниатюрной, спортивной и спокойной, с ниспадающей гривой шикарных волос цвета красного дерева, одетая в облегающие джинсы и открытую шелковую блузу с жемчугом. За все годы своей жизни он никогда не встречал никого настолько безжалостно эффективного. Она была португалкой по происхождению и, по-видимому, обладала старинными представлениями о чести, мести и преданности: ее предки на протяжении восьмисот лет участвовали в коварных интригах. Подобное искусство было в ней отточено до совершенства.

— Докладывай, — приказал Озмиан, отвернувшись от ее напряженного лица, чтобы снова полюбоваться видом, пока она будет рассказывать.

— Наши частные детективы представили предварительный отчет по Гарриману.

— Изложи мне короткую версию.

— У всех журналистов сомнительная репутация, поэтому я не буду перечислять его второстепенные грехи и шалости. Если в общих чертах, то он падкий на разоблачения, обладающий чутьем на сенсации, распространяющий слухи вероломный журналист и весьма прямолинейный человек. Выпускник частной школы, происходящий из старого, очень старого рода — капитал, которого закончился на его поколении. Суть в том, что он чист. Никаких судимостей. Никаких наркотиков. Раньше он был репортером «Таймс», но затем — по причинам, которые не имеют отношения к делу — переметнулся в «Пост». На первый взгляд может показаться, что он таким образом убил свою карьеру, но он очень хорошо чувствует себя в «Пост». Там нет ничего, за что мы могли бы зацепиться, — она прервалась. — Кроме… одной единственной вещи, которая заслуживает особого внимания.

— Продолжай.

— Его подруга — они встречались со времен колледжа — умерла от рака около трех лет назад. Он приложил все силы, пытаясь помочь ей побороть это заболевание. И после ее смерти он объявил на это заболевание крестовый поход. Он писал статьи, информирующие об онкологии и разработке новых лекарств, и уделял особое внимание различным некоммерческим организациям, занимающимся профилактикой рака. Кроме того, несмотря на то, что в качестве репортера он зарабатывает не так уж много денег, на протяжении многих лет он делал все возможные пожертвования на выяснение различных причин, провоцирующих возникновение рака — как из его собственных денег, так и из семейных трестов: в основном в Американское Онкологическое Общество. Он также учредил небольшой благотворительный фонд и назвал его в честь своей покойной подруги.

Озмиан махнул рукой. Добрые дела Гарримана его не интересовали.

— Почему ты упомянула, что именно эта информация заслуживает особого внимания?

— Потому что только этот интерес позволяет говорить о возможности найти хоть какую-то почву для… воздействия. В случае крайней необходимости.

— Он что-нибудь еще написал о моей дочери?

— Нет. Все его последние статьи были посвящены последующим убийствам. Он выжимает из них все, что только возможно.

Повисла тишина, в то время как Озмиан продолжал рассматривать городской пейзаж за окнами.

— Дальнейшие указания? — спросила Алвес-Ветторетто.

Озмиан долго молчал, но затем глубоко вздохнул.

— Пока ничего, — сказал он. — Если эти новые убийства увлекли его целиком и полностью, возможно, он больше не будет публиковать ничего о моей Грейс. Это моя забота. Борьба с этой несанкционированной утечкой нашего запатентованного кода отнимает все мое время, и если этот парень больше не доставит хлопот, я бы предпочел не отвлекаться на него.

— Понятно.

Повинуясь внезапному порыву, Озмиан впервые в жизни крутанулся на своем кресле.

— Но следи за ним. И за тем, что он пишет. Если понадобится, мы раздавим его, как таракана, коим он и является. В случае крайней необходимости, разумеется.

Алвес-Ветторетто кивнула.

— Как скажете.

Как только Озмиан снова отвернулся, он махнул рукой, отпуская Изабель. Дверь тихо открылась и закрылась. Но Озмиан едва ли услышал это — он смотрел на гавань, и его мысли были уже далеко.

Эдди Лопес припарковал патрульную машину на Четырнадцатой-Стрит-Вест, сообщил свое местонахождение диспетчеру и вместе со своим напарником Джаредом Хаммером вышел из машины. Двое детективов из отдела убийств потратили несколько секунд на то, чтобы осмотреть окрестности. Дом 355 по Четырнадцатой-Стрит-Вест был неприметным пятиэтажным кирпичным зданием, стоящим рядом с похоронным бюро. Квартиры в этом квартале неожиданно подорожали с момента, когда был облагорожен район Митпэкинг, однако он все еще был застроен небольшими старыми зданиями с квартирами, которые снимали не самые благополучные квартиранты.

Пока Лопес изучал фасад, порыв холодного ветра подхватил старую газету и понес ее по улице прямо перед детективами. Солнце уже село, и на западе не осталось и следа от последних его лучей. Лопес вздрогнул.

— С каждой минутой холодает, — заметил Хаммер.

— Давай быстрее с этим покончим, — Лопес похлопал себя по карману куртки, проверяя свой значок, затем проверил наличие оружия и наручников. Взглянув на часы, он возвестил в рацию:

— Прибытие в пять часов сорок шесть минут вечера.

— Принято.

Лопес знал, что д’Агоста был приверженцем тщательного документирования, и он разозлится, если какие-то детали останутся неосвещенными. Он хотел, чтобы их отчет был у него на столе к семи тридцати — на все про все у них было менее двух часов. Прикинув, сколько времени потребуется на составление этого самого отчета, Лопес понял, что на весь допрос у них будет минут двадцать. За это время вряд ли можно было кого-то разговорить…

Что ж, возможно, этого парня — Лешера — даже не будет дома. В пять сорок шесть 23 декабря, за два дня до Рождества он мог запросто отправиться по магазинам. Лопес надеялся, что так и будет, потому что это значило, что он сможет вернуться домой вовремя, совершив предрождественский шоппинг.

Он подошел к домофону. Квартиры были пронумерованы, и напротив 5В значилась фамилия ЛЕШЕР.

Детектив нажал на кнопку и стал ждать.

— Кто там? — раздался слабый голос.

Значит, он дома. Очень плохо.

— Мистер Теренс Лешер?

— Да?

— Детективы Лопес и Хаммер, полиция Нью-Йорка. Мы хотели бы подняться и задать вам пару вопросов.