На окнах — плотно прикрытые жалюзи, пожелтевшие от старости. Должно быть, их не открывали уже несколько десятилетий. Окна грязные донельзя, крыльцо растрескалось, на лестнице в подвал громоздится мусор. Но, несмотря на впечатление полуразваленности, закупорен дом был весьма плотно. На входной двери — сверкающий новенький замок. По периметру стекол — сигнализационные ленты. И решетка на окнах отнюдь не выглядит древней.

Кори допила кофе, сунула книгу в сумку и неторопливо пошла вдоль по авеню. Район, бывший когда-то прибежищем немецких эмигрантов, теперь шутливо звали «девичьим гетто». Его облюбовали бывшие студенты, преимущественно женского пола, недавно приехавшие в Манхэттен и озабоченные безопасностью. Район и в самом деле отличался упорядоченностью, спокойствием и несомненной безопасностью. Улицы изобиловали симпатичными, со вкусом и шиком одетыми молодыми женщинами, в большинстве своем выглядящими как служащие с Уолл-стрит либо из юридических фирм с Парк-авеню.

Кори поморщилась, но упрямо дошла до конца квартала. Беттертон говорил, что видел кого-то покидающим здание. Однако, похоже, его не посещали уже вечность.

Разочарованная Кори развернулась и пошла в обратную сторону. Заброшенный дом торчал в ряду старомодных городских строений. Каждое, несомненно, с садиком или патио на заднем дворе. Если подобраться сзади, можно рассмотреть получше. Конечно, вполне может быть и так, что таинственные гости в заброшенным доме — плод нездоровой фантазии Беттертона. Но в его историю про Пендергаста, взорвавшего бар, выжегшего нарколабораторию и потопившего флотилию лодок, можно поверить без особого труда. И хотя Беттертон ошибался, он выглядел вовсе неглупым и довольно крепким. Не похожим на того, кого запросто можно прикончить в закоулке. Но ведь несчастного репортера прикончили.

Приблизившись к центру квартала, Кори присмотрелась к домам, соседним с номером 428. Оба — типичные, с налетом вычурности, ист-сайдские дома в несколько этажей. Наверное, с полудюжиной квартир на этаж. Из одного вышла молодая женщина в отличном костюме и с дипломатом в руке. Прошла мимо, почти и не заметив, оставив за собой легкий запах дорогих духов. Прочие обитательницы окрестностей принадлежали к тому же типу: молодые бизнес-леди в деловых либо спортивных костюмах (эти последние явно занимались пробежкой). Кори поняла, что ее обличье «готки»: торчащие сосульками волосы, болтающиеся металлические побрякушки, множество серег и пирсингов, татуировки — здесь как нарыв на гладкой коже, раздражающий беспорядок.

И что же делать?

Она зашла в торгующее выпечкой кафе, заказала пирожок с копченой лососиной и сыром и уселась близ окна, где открывался хороший вид на улицу. Если подружиться с кем-нибудь из жилиц нижнего этажа домов с той или другой стороны, может, и удастся договориться. Милая подружка покажет задний двор… Но тут не подойдешь с просьбой запросто, едва поздоровавшись. Нью-Йорк не Канзас.

И вдруг она увидела: из дома справа от номера 428 выходит девушка с длинными черными волосами, в кожаной мини-юбке и сапогах до колен.

Бросив на стол несколько долларовых банкнот, Кори опрометью выскочила наружу и с деланой неторопливостью пошла, помахивая сумочкой и глядя в небо — курсом на столкновение с сестрой-«готкой».

Все оказалось так просто! За окном заходило солнце, Кори сидела, расслабившись, в миниатюрной кухоньке квартиры нижнего этажа, пила зеленый чай и слушала новую подругу, взахлеб жалующуюся на окрестных «яппи» женского пола. Подругу звали Мэгги, она работала официанткой в джаз-клубе, пытаясь пробиться на работу в театр. Мэгги оказалась умной, забавной и очень нуждалась в собеседнице.

— Я бы лучше переехала на Лонг-Айленд или в Бруклин, — сообщила она, обхватив чашку ладонями, — но мой папочка считает: любое место Нью-Йорка, кроме Верхнего Ист-Сайда, — пристанище убийц и насильников.

— Может, он и прав! — Кори рассмеялась. — Здание по соседству выглядит жутковато, честное слово!

Ее мучила совесть: манипулировать девчонкой, с какой охотно подружилась бы на самом деле…

— А оно, наверное, заброшенное. Никогда не видела, чтобы туда заходил кто или выходил оттуда. Странно, оно ж стоит миллионов пять, самое малое. Первоклассная недвижимость пропадает.

Кори потягивала чай и размышляла, как теперь попасть во двор, перелезть через восьмифутовую стену, забраться во двор номера 428 и вломиться туда.

Вломиться…

Боже правый, неужели она и в самом деле собралась лезть в чужой дом? Впервые за долгое время она перестала по-настоящему соображать, зачем сюда явилась. А ведь хотела не более чем проверить, одним глазком заглянуть, что и как. Ничего себе «одним глазком» — проникнуть в частное владение со взломом! Сверхразумно для студентки колледжа уголовного права имени Джона Джея, собирающейся сделаться блюстителем закона.

И это лишь цветочки. Конечно, опыт взлома у Кори был изрядный — дома, в Медсин-Крике. Но если Беттертон прав и в номере 428 притон торговцев наркотиками… Это публика донельзя опасная. Беттертон сейчас — труп. К тому же Кори обещала Пендергасту…

Конечно, никакого взлома. Но проверить надо основательно. Осторожно и безопасно: заглянуть в окна, держаться поодаль. При первых же признаках опасности, непонятности и вообще чего угодно — наутек.

Кори посмотрела на Мэгги и вздохнула:

— Чудесно здесь. Хорошо бы найти такое место. Меня послезавтра из квартиры выкидывают, а сняла я только с первого. Придется в отеле жить или вроде того.

— А, так тебе нужно где-то перекантоваться пару дней? — спросила Мэгги, сияя.

— Ну да! — улыбнулась Кори.

— Слушай, как здорово тут жить с кем-нибудь! Мне одной иногда так жутко… Знаешь, когда я пришла вчера вечером с работы, странное дело: мне показалось, кто-то был в квартире в мое отсутствие, честное слово!

К десяти вечера поднялся ветер, взбив легкие гребешки на темной поверхности Гудзона. Температура упала до двух градусов выше нуля. Был отлив, огромная масса холодной воды без помех струилась на юг, к порту Нью-Йорка. На другом берегу холодно сияли огни Нью-Джерси.

Десятью кварталами северней гавани на Семьдесят девятой улице, на загаженном изуродованном берегу близ Вест-Сайд-хайвей, к воде двигался одетый в темное человек. Он тащил по камням кучу мусора: искореженный обломок понтона и несколько изломанных досок, еще не отделившихся от большого куска пенопласта. Человек спустил мусор на воду, сам пристроился сверху, прикрывшись куском гнилого брезента. Импровизированный плот не хотел удаляться от берега, поэтому человек вытащил обструганную палку с плоской оконечностью, опустил ее в воду, где она оказалась совершенно незаметной, и с ее помощью стал управлять плавсредством, неотличимом на расстоянии от обычного скопления речного мусора.

Слегка оттолкнувшись палкой, человек отпихнул плот подальше от берега. Течение подхватило его, принесло к прочему мусору. Двигаясь бесконтрольно, плот удалился на несколько сотен футов от берега, а там стал медленно поворачиваться, крутиться, потихоньку приближаясь к группе пришвартованных яхт, чьи стояночные огни ярко сияли во мгле. Куча мусора лениво проплыла меж яхт, якобы случайно тыкаясь то в одну, то в другую, Постепенно она приблизилась к самой большой яхте, чуть стукнулась о корпус и неторопливо поплыла дальше. Когда миновала ахтерштевень, часть мусора едва заметно сдвинулась, слегка прошелестело, плеснуло — и лишенный пассажира мусор поплыл дальше, удалился, скрылся в темноте.

Облаченный в гладкий неопреновый костюм Пендергаст выбрался на транцевую площадку и присел, напряженно вслушиваясь. Тишина. Он осторожно поднялся и выглянул за транец. Различил в сумраке двоих. Один сидел на юте, расслабившись, и курил, беззаботно светя огоньком сигареты. Второй, едва различимый, прохаживался по баку.

Сидящий на юте приложил к губам пивную бутылку, отпил изрядно. Спустя несколько минут встал, пошатываясь, и отправился обходить палубу. Остановился футах в пяти от Пендергаста, глянул на реку, затем вернулся к облюбованному месту, уселся и снова отпил. Раздавил окурок, закурил новую сигарету.