Диоген нашел Констанс в одной из ее комнат на втором этаже особняка на Риверсайд-Драйв. Рядом с ее кроватью стоял небольшой чемодан марки «Луи Виттон» и дорожный кофр. Чемодан, насколько он успел заметить, был набит книгами, журналами, инкунабулами и свернутыми в рулоны старыми художественными полотнами. Кофр был заполнен платьями, юбками, несколькими блузами и бельем.

Лицо Констанс было обращено в противоположную от Диогена сторону. Она стояла совершенно неподвижно, словно статуя, сделанная из мрамора. Одна ее рука была вытянута по направлению к открытому шкафу, но бледные тонкие пальцы сжимали лишь воздух. Констанс Грин являла собой прекраснейшую картину нерешительности.

Сердцебиение Диогена участилось, и что-то сдавило горло, мешая заговорить. Это оказалось еще труднее, чем он предполагал.

В конце концов, прочистив горло, он объявил о своем присутствии. Констанс тут же повернулась к нему. В ее глазах вспыхнула мимолетная искра эмоций, но девушка спешно подавила ее.

— Прошу прощения за вторжение, — учтиво произнес он. — Я лишь хотел сообщить тебе, что все готово. Я завершил все необходимые приготовления для нашей поездки. Пожалуйста, скажи мне, в котором часу завтра утром ты будешь готова.

Констанс выдержала паузу, в то время как ее взгляд замер на открытом кофре.

— В восемь часов, я полагаю, будет в самый раз.

— Как скажешь, Констанс, — он замешкался. — Прежде чем я уйду, я хотел бы, чтобы ты услышала одну историю. Это правдивая история об одном очень злом человеке.

Констанс наполовину скептически, наполовину выжидающе изогнула бровь, но в ответ не произнесла ни слова. Диоген продолжил.

— Его зовут Люциус Гарей. Шесть лет назад в канун Рождества он ворвался в дом одного доктора из Джексонвилля, прервав пение рождественских гимнов — вся семья пела песни, собравшись вокруг ели. У доктора было две дочери подросткового возраста. Гарей изнасиловал их обеих, заставив родителей смотреть на это под дулом пистолета. После этого он повторил сей акт насилия с матерью семейства, опять же, оставив остальных домочадцев живыми свидетелями. Наконец, позабавившись всласть, он застрелил родителей, а двум их дочерям перерезал глотки.

Констанс резко втянула воздух:

— Зачем, во имя всего святого, ты мне об этом рассказываешь?

— Прошу, дослушай. Итак, властям потребовался месяц на то, чтобы поймать Гарея. В результате сопротивления при аресте им был убит полицейский. Гарея признали виновным в пяти убийствах и приговорили к смертной казни. До того, как его поместили в камеру смертников, он умудрился голыми руками задушить другого заключенного.

Диоген сделал осторожный шаг вперед, продолжая:

— Я рассказал тебе о Халсионе. И думаю, ты найдешь его еще более изумительным, чем в моем описании — особенно после того, как восстановится вся сила и энергия твоей молодости. Я также рассказал тебе об эликсире. Задействовав огромное количество времени, денег и кадров, я сумел синтезировать его первичный вариант, и для этого у меня почти не было необходимости использовать человеческий материал.

— Почти?..

— Существует одно-единственное… осложнение. Видишь ли, чтобы завершить работу, мне все же придется использовать оригинальную формулу. Всего один раз, но это действительно необходимо сделать.

— Почему?

— Объяснить будет весьма непросто.

— Ты ведь понимаешь, что такой ответ меня совершенно не устраивает? Стало быть, тебе придется извлечь «конский хвост» из человека?

— Да.

— Тогда, думаю, его можно извлечь из мертвого тела.

Диоген покачал головой.

— Боюсь, это не сработает. Видишь ли, cauda equina должна быть свежей. Очень свежей, то есть, полученной непосредственно в момент смерти. Медицинские исследователи, которых я нанял, пришли к точно таким же выводам.

На лице Констанс отразилась вспышка ярости. Она заговорила тихо, но в голосе ее звучала сталь.

— Ты солгал мне.

— Я же уверил тебя, что никому не причинил вреда, и это правда — ни один человек не пострадал. Взять хотя бы то, что мои исследования были бы намного проще и дешевле, если б я отнимал человеческие жизни. Но я знал, что ты будешь против этого. И… я больше не убийца.

— Ты пришел сказать мне, что еще не отнял человеческую жизнь, а лишь собираешься это сделать? Какая мерзость.

— Просто позволь мне все объяснить, Констанс. Пожалуйста.

Констанс строго посмотрела на него, но ничего не сказала.

— Это жизнь, которая, так или иначе, будет отнята. Видишь ли, через три дня Люциус Гарей будет казнен путем введения смертельной инъекции в тюрьме южной Флориды. Он исчерпал все возможности обжалования приговора, и губернатор приговорил его к казни. Гарей — социопат, который не испытывал никаких угрызений совести касательно того, что совершил. Хм, даже напротив, он хвастался тем, насколько ему это понравилось. Этот человек, этот убийца, садист и насильник умрет в любом случае — даже если я палец о палец не ударю.

Он замолчал, пристально глядя на Констанс. Она не отвечала, и на ее непроницаемом мраморном лице невозможно было прочесть, какие именно мысли ее обуревают.

— Попытайся понять, — Диоген заговорил быстрее. — Мне нужна cauda equinа, одна-единственная свежая cauda equinа, потому что необходимо произвести химический синтез первичной формулы, дабы улучшить новую. Препарат невозможно синтезировать из ничего. Ты же должна помнить его примерный химический состав. Так вот мне необходимо проанализировать его и определить химическое строение его отдельных компонентов. Мы говорим о сложных белках и других биохимических веществах, которые содержат внутри одной своей молекулы миллионы атомов, соединенных при этом наисложнейшими связями. На протяжении восемнадцати месяцев я анализировал проблему эликсира с точки зрения биохимии и многое выяснил. И как только я получу образец первичной формулы, то смогу, наконец, завершить работу.

Констанс не спешила отвечать. Непроницаемость ее лица искренне удручала Диогена и почти выводила его из себя.

— Констанс, я умоляю тебя подумать об этом! Это разовая необходимость. После этого синтез эликсира станет прост и ясен. И никто не пострадает. Гарей — считай, живой мертвец.

— И как же ты планируешь получить свежую cauda equina этого человека? — ее голос прозвучал холодно и ровно.

— После казни патологоанатом должен произвести вскрытие. Этим патологоанатомом буду я. Как только cauda equina будет у меня, я извлеку из нее то, что мне необходимо, и привезу полученный экстракт на Халсион, где и синтезирую формулу в лаборатории, которая у меня там оборудована. Все приготовления завершены, работу тормозит лишь отсутствие последнего ингредиента. Поверь, больше не будет жертв — только эта. И ты, моя дорогая Констанс, вернешь свою молодость, свое здоровье… и полностью восстановишься. Пожалуйста, Констанс, пожалуйста, соглашайся. Молю тебя.

Он замолчал, внимательно наблюдая за ее реакцией. Похоже, внутри нее шла ожесточенная борьба. Затем — коротко, почти неслышно, — она произнесла:

— Хорошо.

Диоген предпочел не скрывать своего облегчения.

— Спасибо, — выдохнул он. — Спасибо, что сумела понять мои мотивы. Итак, я оставляю тебя наедине с твоими сборами. Увидимся завтра утром.

Со счастливой улыбкой на лице он развернулся и покинул комнату.

Полуночное море напоминало стеклянную поверхность, по которой проходила легкая рябь. В темной, немного тревожной водной глади отражался серп луны, низко висящий над горизонтом. Это была идеальная ночь для дела, которое предстояло провернуть экипажу «Маниболла». Стоявший у рулевого колеса Филипов бросил взгляд на картплоттер[752]. Он направил судно к югу от Бейли-Хол, миновал южную оконечность острова Мачайас-Сил[753], и по широкой дуге обогнул берега Гран-Манана[754] с его флотилиями рыболовецких лодок. Он искал большую глубину, чем та, на которой обыкновенно ходили траулеры и — если верить диаграммам — путь «Маниболла» лежал в котловину Джордана. Сейчас корабль находился в пятидесяти милях от берега, все еще оставаясь в территориальных водах США, но далеко за пределами двенадцатимильной зоны[755]. Судя по радару, рыболовецких лодок поблизости не было, впрочем, как и других судов — «Маниболл», насколько это возможно, отдалился ото всех, остановившись в самой глубокой части континентального шельфа, где, как известно, рыболовам было нечего делать. Здесь тело может уйти на дно так, чтобы никогда больше не всплыть и не попасться в сети какого-нибудь траулера.