— Но ведь кто-нибудь знает?

— Доктор Шерман.

— Позовите его к телефону.

Через мгновение в трубке послышался задыхающийся голос:

— Доктор Коллопи?

— Нет-нет, — откликнулся Смитбек. — Это Уильям Смитбек, репортер из «Нью-Йорк таймс».

Некоторое время его собеседник молчал, потом напряженно спросил:

— И чего же вы хотите?

— Я хочу задать несколько вопросов по поводу сегодняшней паники в связи с угрозой биотеррористической атаки…

— Ничем не могу вам помочь, — тут же послышалось в трубке. — Я уже рассказал все, что мне было известно, вашему коллеге мистеру Гарриману.

— Это всего лишь рутинная проверка, доктор Шерман. Вы не возражаете? — Тишина. — Посылка была адресована вам?

— Всему отделу, — последовал скупой ответ.

— На ней не был указан обратный адрес?

— Нет.

— И в ней содержался песок?

— Совершенно верно.

— Какой именно песок?

Мгновенная пауза.

— Корундовый.

— Сколько стоит такой песок?

— Я не могу назвать точную цифру, но думаю, что немного.

— Понятно. Это все. Спасибо.

Смитбек отсоединился и поймал на себе внимательный взгляд Норы.

— Не слишком-то вежливо разговаривать по мобильному телефону в общественном месте, — заметила она.

— Послушай, я же репортер, и это моя работа — нарушать приличия.

— Узнал все, что хотел?

— Нет.

— В музей была доставлена посылка с песком, который просыпался и напугал кое-кого до смерти. Все, конец истории.

— Не знаю… — Смитбек сделал большой глоток «Глен Грант». — Человек, с которым я только что беседовал, почему-то очень нервничал.

— Доктор Шерман? Он просто легковозбудим.

— Мне показалось, что он был не просто возбужден. Он был по-настоящему испуган. — Смитбек вновь открыл телефон.

Нора издала стон.

— Если ты собираешься опять звонить, я лучше пойду домой.

— Ну пожалуйста, Нора! Всего один звонок, и мы пойдем ужинать в «Рэтлснейк». Мне действительно очень нужно позвонить. Уже шестой час, скоро все уйдут с работы. — Он быстро набрал номер и произнес в трубку: — Департамент здравоохранения?

Через какое-то время его соединили с нужной лабораторией.

— Лаборатория чрезвычайных ситуаций, — послышалось на другом конце линии.

— С кем я говорю?

— Меня зовут Ричард. А с кем я имею честь?

— Привет, Ричард, это Билл Смитбек из «Таймс». Ты здесь главный?

— Теперь я. Босс только что ушла домой.

— Завидую. Можно задать тебе несколько вопросов?

— Так, говоришь, ты репортер?

— Совершенно верно.

— Я так и подумал.

— Это та самая лаборатория, которая занималась посылкой, доставленной из музея?

— Именно.

— Что в ней было?

Смитбек услышал, как в трубке фыркнули:

— Алмазный песок.

— Не корундовый?

— Нет, именно алмазный.

— Ты лично его исследовал?

— А как же!

— Как он выглядел?

— На первый взгляд обычный песок коричневого цвета.

Смитбек на мгновение задумался, потом спросил:

— Как же ты понял, что это алмазный песок?

— По показателю рефракции частиц.

— Понятно. И его невозможно спутать с корундовым?

— Никоим образом.

— Ты, конечно же, исследовал его под микроскопом?

— Естественно.

— Как он выглядел?

— Замечательно. Как пригоршня цветных кристаллов.

Смитбек внезапно ощутил легкое покалывание в затылке.

— Цветных? Что ты имеешь в виду?

— Это были фрагменты алмазов всех цветов радуги. Никогда не думал, что алмазный песок так потрясающе красив.

— Тебе это не показалось странным?

— Многие вещи, которые представляются отвратительными человеческому глазу, под микроскопом кажутся образцом совершенства. Хлебная плесень, например, или тот же самый песок, если уж на то пошло.

— Но ты сказал, что песок был коричневым.

— Только в общей массе.

— Ясно. И что же ты сделал с этой посылкой?

— Мы отправили ее обратно в музей, и дело было замято.

— Спасибо.

Смитбек медленно опустил крышку телефона. «Невероятно. Этого не может быть!» — подумал он и, подняв голову, встретил пристальный взгляд Норы. На лице жены было явственно написано раздражение. Смитбек наклонился и взял ее за руку.

— Мне действительно очень стыдно, но я просто вынужден сделать еще один звонок.

Нора сложил руки на груди:

— А я-то думала, мы собирались хорошо провести вечер вдвоем.

— Еще один звонок! Пожалуйста! Ты даже можешь послушать. Поверь, это будет очень интересно.

Щеки у Норы порозовели. Смитбек знал: это верный признак того, что супруга вот-вот закипит. Торопливо набрав номер, он включил громкую связь.

— Доктор Шерман?

— Да.

— Это опять Смитбек из «Таймс».

— Мистер Смитбек, — прозвучал резкий ответ, — я уже сообщил вам все, что знаю. А теперь, если вы не против, я пойду. Мне придется поторопиться, чтобы не опоздать на поезд.

— Я знаю, что вещество, доставленное сегодня в музей, не корундовый песок, — произнес Билл. На другом конце линии повисло молчание. — И мне известно также, что это на самом деле. — Шерман продолжал молчать. — Это коллекция алмазов, принадлежавшая музею.

Нора бросила на мужа быстрый взгляд.

— Доктор Шерман, — продолжал тот, — мне нужно с вами поговорить. Я сейчас приду в музей. Если доктор Коллопи еще не ушел, ему лучше тоже присутствовать при нашей беседе — или по крайней мере оставаться доступным по телефону. Не знаю, что вы рассказали моему коллеге Гарриману, но не советую вам пытаться скормить эту же чушь мне. То, что музей не смог уберечь свою коллекцию алмазов — между прочим, самую ценную в мире, — уже и так плохо. Но будет еще хуже, если за кражей последует скандал, связанный с попытками руководства скрыть тот факт, что эта коллекция была превращена в шлифовальный порошок. Думаю, попечителям музея это очень не понравится. Я ясно выразился, доктор Шерман?

Собеседник Билла некоторое время молчал, наконец из трубки послышался его тихий дрожащий голос:

— Мы не собирались ничего скрывать, уверяю вас, просто хотели выждать некоторое время, прежде чем сделать заявление.

— Я буду через десять минут. Никуда не уходите.

Смитбек тут же набрал еще один номер — на этот раз своего редактора в «Таймс».

— Фентон? Ты читал статью Брайса Гарримана об этой истории с сибирской язвой в Музее естественной истории? Лучше уничтожь ее. Я узнал, что случилось на самом деле. Это будет настоящая бомба! Оставь мне местечко на первой полосе.

Билл сложил телефон и посмотрел на жену. Лицо Норы больше не казалось сердитым. Оно было мертвенно-бледным.

— Диоген Пендергаст, — прошептала она. — Это он уничтожил алмазы?

Смитбек кивнул.

— Но почему?

— Это очень хороший вопрос, Нора. Но сейчас я должен идти. Мне нужно еще взять пару интервью и написать статью — и все это до полуночи, если я хочу успеть в общенациональный выпуск. Прими мои искренние извинения и клятву сводить тебя на ужин в кафе «Рэтлснейк». Мне действительно очень и очень жаль. Ложись спать, не жди меня.

Он встал и поцеловал Нору.

— Ты не перестаешь меня удивлять, — прошептала она.

Смитбек застыл в нерешительности, пытаясь идентифицировать абсолютно новое для него ощущение. Прошло целое мгновение, прежде чем он понял, что покраснел от удовольствия.

Доктор Фредерик Уотсон Коллопи стоял у огромного стола девятнадцатого века в своем кабинете, расположенном в юго-западной башне музея. На обитой кожей столешнице не было ничего, кроме утреннего номера «Нью-Йорк таймс». Коллопи еще не успел развернуть газету, да у него и не было в этом необходимости: все, что он хотел увидеть, было напечатано на первой полосе, как раз над линией сгиба, причем самым крупным шрифтом, который только могла себе позволить эта солидная газета.

Что ж, дело сделано — и ничего изменить нельзя.

Коллопи искренне верил, что занимает самое высокое положение в американской науке: еще бы, директор Нью-Йоркского музея естественной истории! На минуту он отвлекся от темы статьи и вспомнил имена своих великих предшественников: Огилви, Скотт, Трокомортон. Его целью, его единственным желанием было добавить свою фамилию к этому почетному списку, а не покрыть ее позором, как это сделали два предыдущих директора музея — ныне покойный (и не слишком оплакиваемый) Уинстон Райт и не очень-то компетентная Оливия Мерриам.