— Я раздал вам детальный план демонстрации. Будьте осторожны — если он попадет в руки полиции, нас ждет провал. Идите домой и начинайте собирать людей по телефону и электронной почте. Занимайтесь организационной работой! Времени у нас мало. В шесть мы должны собраться. В шесть тридцать выступаем. — Он оглядел собравшихся. — Вопросы есть?
Вопросов не было. Эстебан откашлялся и поднял палец.
— Да, Александр?
— Я несколько смущен. Вы планируете поход на Вилль?
— Совершенно верно. Мы собираемся положить этому конец — здесь и сейчас.
Эстебан задумчиво склонил голову.
— И что вы будете делать, когда придете туда?
— Мы намерены захватить поселение, освободить всех животных и выставить оттуда незаконных жильцов. Все это указано в плане действий.
— Понимаю. Конечно, они мучают и убивают животных, причем делают это уже много лет. Но ведь они могут быть вооружены. Подумайте об этом. Ведь они уже убили по крайней мере троих.
— Если они прибегнут к насилию, мы готовы достойно им ответить.
— Вы собираетесь взять с собой оружие?
Плок скрестил руки на груди.
— Скажем так: каждый имеет право на самооборону и может принести с собой любое орудие самозащиты.
— Другими словами, вы рекомендуете прихватить с собой оружие.
— Я ничего не рекомендую, Александр. Я просто констатирую факт: возможно, нам придется столкнуться с насилием, поэтому люди имеют право на самооборону.
— Понятно. А полиция? Как вы намерены ей противостоять?
— Поэтому мы и собираемся в нескольких местах и пойдем разными маршрутами. Наше шествие будет напоминать осьминога. Их сметут, прежде чем они сумеют сообразить, что происходит. Тысячи людей двинутся через лес. Как они смогут нас остановить? Там ведь не построишь баррикады и не перекроешь пути. Подъехать можно только по единственной дороге, а она будет полностью блокирована демонстрантами.
Эстебан поерзал на стуле.
— Поймите меня правильно — я с самого начала был настроен против Вилля. Там живут низкие, бесчеловечные люди. Возьмите хотя бы эту историю с беднягой Ферингом. Его заставили совершить убийства, а потом застрелили, когда он попытался спрятаться у этих садистов, которые сделали из него зомби. Раз они проделали все это с Ферингом, значит, их жертвой может стать каждый. Если вы пойдете туда без всякой охраны, могут пострадать люди. Возможны даже жертвы. Вы об этом подумали?
— Жертвы уже были. Не говоря уже о животных — сотням, может быть, даже тысячам из них перерезали горло самым изуверским способом. Нет, сэр, мы положим этому конец. Сегодня же вечером.
— Я не уверен, что готов к этому, — проговорил Эстебан. — Это слишком радикальная мера.
— Александр, мы были счастливы, когда вы вступили в нашу организацию и проявили живейший интерес к нашей работе. Мы с радостью ввели вас в наш совет. Мы благодарны вам за щедрую финансовую помощь и активное участие в работе. Но я лично считаю, что сейчас наступило время, когда каждый человек должен сделать выбор. Разговоры закончились. Пора действовать.
— А что вы будете делать после того, как ворветесь в Вилль и освободите животных?
— Я уже сказал. Выгоним оттуда этих живодеров. Пусть убираются куда хотят.
— А потом?
— А потом мы сожжем это место, чтобы они не смогли вернуться.
Эстебан медленно покачал головой.
— Вокруг Вилля и в нем самом соберутся тысячи демонстрантов. При пожаре могут погибнуть десятки людей. Ведь пожарные туда добраться не смогут. Это место станет ловушкой. Вы погубите своих же собственных активистов.
Наступило неловкое молчание.
— Я категорически против поджога. Наоборот, я бы поручил добровольцам следить, чтобы этого не произошло. А что, если жители Вилля такие же психи, как в Вако, и подожгут свои постройки, когда вы будете внутри?
Последовала еще одна пауза.
— Благодарю вас, Александр, — отозвался Плок. — Должен признать справедливость вашего замечания. Беру назад свои слова о поджоге. Мы просто сровняем это место с землей голыми руками. Ведь наша главная цель — сделать его непригодным для проживания.
Послышались одобрительные возгласы.
Эстебан нахмурился и покачал головой:
— В любом случае я против насилия. Я слишком известная фигура, и мне необходимо заботиться о своей репутации. Извините, но я не могу участвовать в подобном мероприятии.
Аудитория задвигала стульями и стала перешептываться.
— Это ваше право, Александр, — холодно произнес Плок. — Должен сказать, что после ушата холодной воды, который вы вылили на нас на последней демонстрации, меня это нисколько не удивляет. Кто еще хочет устраниться?
Эстебан посмотрел на сидящих за столом. Никто не шевельнулся. В глазах борцов за права животных читалось откровенное презрение.
Он встал и вышел из комнаты.
54
В окно вливалось утреннее солнце. Д’Агоста неподвижно сидел за компьютером, положив руки на клавиатуру и устремив взгляд на экран. В этом положении он пребывал уже минут десять. Его ожидала куча дел, но он никак не мог освободиться от оцепенения. Это было похоже на нахождение в эпицентре урагана: вокруг все вращается и несется с бешеной скоростью, а здесь, в самом сердце бури, тихо и ничего не происходит.
Вдруг дверь в его кабинет распахнулась, и на пороге показалась Лаура Хейворд. Д’Агоста вскочил со стула.
— Лаура!
Прикрыв за собой дверь, она подошла к столу. Увидев ее ледяные глаза, д’Агоста почувствовал, как внутри у него все оборвалось.
— Винни, ты ведешь себя как подлый эгоист, — тихо сказала Лаура.
— А в чем дело?
— В чем дело? Мое назначение уплыло от меня в самый последний момент. И все из-за тебя.
Д’Агоста вытаращил глаза. Но потом вспомнил о разговоре, произошедшем в коридоре компании «Цифровая точность», и об угрозах ее владельца.
— Клайн, — выпалил он, ударив рукой по столу.
— Да, Клайн, черт бы тебя подрал.
Кинув взгляд на Лауру, д’Агоста виновато опустил глаза.
— А что он сделал?
— Пожертвовал пять миллионов в Фонд Дайсона. На том условии, что меня не возьмут в службу быстрого реагирования.
— Он не имеет права. Это взятка. Это противозаконно.
— Я тебя умоляю. Ты что, не знаешь, как здесь делаются дела?
Д’Агоста вздохнул. По идее он должен был впасть в благородное негодование, даже в ярость, но на самом деле чувствовал лишь безмерную усталость.
— Рокер ведь не дурак, — с горечью сказала Хейворд. — Он знает, что его четвертуют, если он откажется от такой суммы, особенно если она предназначена для такой священной коровы, как Фонд Дайсона. А я — всего лишь козел отпущения.
— Лаура… Мне очень жаль. Я никак не думал, что он отыграется на тебе. Но ведь я исполнял свой долг. А что мне было делать — отпустить его на все четыре стороны? Он ведь подозреваемый. Этот тип угрожал Смитбеку.
— Ты должен был действовать профессионально. После смерти Смитбека ты как с цепи сорвался. Мне известно, какой погром ты учинил у Клайна, да еще унижал его при всех. Ты же знал, что он заводится с пол-оборота, и зачем-то провоцировал его. А он выместил все на мне.
— Верно, я нарочно провоцировал его, чтобы он выдал себя. Такие парни не выносят, когда их возят мордой об стол. Если бы я знал, чем это кончится, ни за что не стал бы с ним связываться. — Опустив голову, д’Агоста стал тереть виски. — Ну что я еще могу сказать?
— Я так мечтала получить эту работу.
Она замолчала. Д’Агоста медленно поднял глаза и встретился с ней взглядом.
В это время в дверь тихо постучали. На пороге возник дежурный сержант.
— Извините, сэр. Включите, пожалуйста, второй канал.
Д’Агоста молча подошел к телевизору, висевшему высоко на стене, и нажал кнопку включения. На экране появилось любительское видео. Изображение подрагивало и было нечетким, но он сразу узнал Нору Келли. Она была в больничном халате, бледная и растрепанная. Похоже, ее заточили в подземелье — стены из грубоколотого камня, солома на бетонном полу. Нора неуверенно шагнула навстречу камере.