«Обогревает. Вот это хорошо».

— Второй подвал? — переспросила Кори.

— Это единственная сохранившаяся часть первоначального коттеджа. Когда его разобрали, строитель оставил подвал, модернизировал его и сделал частью нового дома.

— Здесь был коттедж?

Файн хмыкнул:

— Коттедж под названием «Вороний овраг», но на самом деле это была просто старая бревенчатая сторожка. Здесь останавливался фотограф, когда отправлялся в горы делать снимки. Адамс — так его звали. Говорят, он был знаменитостью.

«Адамс. Ансель Адамс?»[18] Кори вполне могла представить такое. Вероятно, прежде здесь среди деревьев стоял уютный загородный домик, а потом на его месте выросло это чудище. Ее не удивило, что Файн не знает Адамса. Только человек, начисто лишенный вкуса, или его жена на грани развода могла бы купить такое убожество.

Хорас Файн был холоден, как и его дом. Он возглавлял инвестиционный фонд на Манхеттене. А может, это было американское отделение иностранного инвестиционного банка. Кори толком не слушала, когда он ей говорил. Фонд, банк — для нее все это была китайская грамота. К счастью, он, видимо, не слышал про нее и про ее недавнее пребывание в местной тюрьме. Он не скрывал, что ненавидит Роринг-Форк и презирает женщину, которая вынудила его купить этот дом и которая теперь вовсю старалась, чтобы он не мог избавиться от него. «Мегера» — так на протяжении последних двадцати минут говорил он о ней, вводя Кори в курс дела. Ему хотелось одного: найти кого-нибудь, кто будет присматривать за домом, и уехать, к чертовой матери, в Нью-Йорк. Чем скорее, тем лучше.

Он шел по коридору впереди Кори. Дом был столь же уродлив, сколь и странно спланирован. Казалось, он состоял из одного бесконечного коридора, который время от времени делал повороты, отвечавшие топографии дома. Все важные комнаты располагались слева и выходили на овраг. Все остальные — ванные, кладовые, подсобные помещения — располагались справа, как чирьи на ноге. Насколько себе представляла Кори, второй этаж имел такую же планировку.

— А что здесь? — спросила она, остановившись у приоткрытой двери справа.

Освещение там не было включено, но в комнате за дверью было светло от сияния десятков точек — зеленых, красных, желтоватых.

Файн снова остановился:

— Это техническое помещение. Можете посмотреть.

Он открыл дверь и включил свет. Кори скользнула взглядом по множеству панелей, экранов и инструментов — от их количества голова шла кругом.

— Это, разумеется, «умный» дом, — сказал Файн. — Все автоматизировано, и отсюда можно управлять всеми процессами: генератором, энергосистемой, системой безопасности, системой наблюдения. И ко всему этому есть доступ через Интернет. Я могу управлять системами с моих компьютеров в Нью-Йорке.

«Вот, значит, что он имел в виду, говоря, что будет приглядывать за мной», — подумала Кори.

— И как работает система наблюдения?

Файн показал на большую плоскую панель с портативным многофункциональным компьютером и каким-то устройством внизу, похожим на дивиди-плеер, накачанный стероидами.

— Всего здесь двадцать четыре камеры.

Он нажал кнопку, и плоская панель ожила — на ней возникла картинка гостиной. В левом верхнем углу появилась цифра, а внизу строка с датой и временем.

— Вот эти двадцать четыре кнопки связаны каждая с соответствующей камерой.

Он нажал кнопку с надписью «Подъезд», и на экране возникла другая картинка подъездной дорожки (чего же еще?), на которой стояла арендованная машина Кори.

— А камерами отсюда можно манипулировать? — спросила девушка.

— Нет. Но любое движение, воспринимаемое сенсорами, включает камеру и записывается на жестком диске. Вот, смотрите.

Файн показал на экран: по дорожке шел олень. Его на ходу обволакивали облачка черных квадратов (почти как рамочные окна цифровой камеры), в то же время на экране появилась большая красная буква «Д» в кружке.

— «Д» означает движение, — сказал Файн.

Олень исчез с экрана, но красная буква осталась.

— А почему «Д» не исчезла? — спросила Кори.

— Потому что, когда одна из камер засекает движение, запись об этом сохраняется на жестком диске. Сохраняется отрезок, включающий минуту до начала движения и минуту после его окончания. После этого, если движение не возобновляется, «Д» исчезает.

«Движение».

— И все это можно видеть по Интернету? — спросила Кори.

Ей не хотелось думать, что за ней издалека будут присматривать.

— Нет, эта часть умной системы не была выведена в Интернет. Мы прекратили работы над системой безопасности, когда решили продать дом. Пусть эти расходы берет на себя новый владелец. Но отсюда система управляется довольно эффективно. — Файн показал еще на одну кнопку. — Экран можно разделять, многократно нажимая на эту кнопку.

Файн впервые казался увлеченным. Он нажал кнопку, и картинка разделилась на две части: в левой части монитора осталась подъездная дорожка, а в правой появился вид на овраг. Еще одно нажатие кнопки — и монитор разделился на четыре части, потом на девять, шестнадцать; размер отдельных картинок, передаваемых с разных камер, соответственно уменьшался.

Любопытство Кори быстро сходило на нет.

— Как мне управлять тревожной сигнализацией? — спросила она.

— Ее тоже не установили. Вот почему мне нужен человек, который присматривал бы за домом.

Файн выключил свет и вышел из комнаты. Кори последовала за ним по коридору, прошла через дверь в конце. Дом внезапно изменился. Дорогая отделка исчезла, а с ней и модерновая мебель, сверкающие высококлассные устройства. Впереди был короткий узкий коридор с дверями по обеим сторонам, заканчивающийся еще одной дверью в небольшую ванную с дешевой сантехникой. Пол здесь был линолеумный, а на стенах не висели картины. Все поверхности имели монотонно-белую окраску.

— Это часть дома для прислуги, — гордо сказал Файн. — Здесь вы и будете жить.

Кори одну за другой открыла двери. За двумя слева были спальни, по размеру и аскетизму почти монашеские кельи. Одна из дверей справа вела на кухню, где стоял дешевый холодильник и такая же плита. Другая комната оказалась кабинетом, совсем крохотным, едва ли больше ее номера в мотеле.

— Как я уже сказал, я уезжаю чуть ли не немедленно, — сказал Файн. — Приходите в мой кабинет, и я дам вам ключи. Есть вопросы?

— А где регулятор температуры? — спросила Кори, обхватывая себя руками, чтобы скрыть дрожь.

— Он здесь.

Файн вышел из помещения для прислуги и направился назад по коридору в гостиную. На стене висел регулятор температуры в прозрачном пластиковом коробе на замке.

— Десять градусов, — сказал Файн.

Кори посмотрела на него:

— Вы о чем?

— Десять градусов — я поставил такую температуру, и она останется на этом уровне. Я не потрачу на этот чертов дом ни на цент больше, чем необходимо. Пусть мегера оплачивает услуги, если хочет. И вот еще что: как можно меньше пользуйтесь электричеством. Пару лампочек при крайней необходимости. — Ему пришла в голову еще одна мысль. — И кстати, установки термостата и показания электросчетчика выведены в Интернет. Я смогу контролировать их по моему айфону.

Кори с упавшим сердцем посмотрела на регулятор температуры. «Просто класс. Значит, я буду морозить себе задницу не только в ангаре, но и здесь по ночам». Она начинала понимать, почему от этой работы отказался первый кандидат.

Файн посмотрел на нее взглядом, говорившим, что аудиенция закончена. Оставался еще один вопрос.

— Сколько вы мне будете платить?

Глаза Файна расширились от удивления.

— Платить? Я пускаю вас бесплатно жить в великолепном огромном доме прямо здесь, в Роринг-Форке, и вы еще хотите, чтобы я вам платил? Считайте, что вам повезло: я не беру с вас за аренду помещения.

И он направился в кабинет.

Арназ Джонсон, парикмахер звезд, в свое время повидал немало необычных людей, обитавших в знаменитом приюте «Биг-Пайн» на самой вершине горы Роринг-Форк: старлетки, одетые так, словно отправлялись на вручение «Оскара»; миллиардеры со своими элитными девицами в норках и соболях; фальшивые индейцы в дизайнерских лосинах за десять тысяч долларов; псевдоковбои в широких шляпах и в сапогах со шпорами. Арназ называл это парадом нарциссистов. Лишь немногие из них умели стоять на лыжах. Парад был причиной, по которой Арназ купил сезонный билет и раз или два в неделю отправлялся в приют в кабинке подъемника. А кроме того, его влекла туда еще и атмосфера самого знаменитого лыжного приюта на Западе с его бревенчатыми стенами, на которых висели старинные ковры навахо, с массивными люстрами из кованого чугуна и ревущим камином такого размера, что там можно было зажарить на вертеле целого быка. Не говоря уже о стеклянных стенах с круговым обзором на океан гор, сейчас серый и замерший в ожидании под темным небом.