Пендергаст перевернул несколько страниц. Везде был такой же бред, постепенно переходящий в набор не связанных между собой слов и неразборчивых каракулей. В глубокой задумчивости агент вернул книгу на полку, взял другую и раскрыл посередине: строки написаны твердым и ровным почерком, явно девичьим; на полях — цветочки и смешные рожицы; вместо точек — энергичные кружочки.
Пендергаст прочел дату.
Д’Агоста быстро подсчитал в уме.
— За полгода до визита Хелен, — сказал он.
— Доаны тогда еще не освоились в Санфлауэре.
Пендергаст перелистал книгу, просмотрел заметки и выбрал отрывок.
Мэтти Ли опять смеялся надо мной из-за Джимми. Он, может, и хороший, только я терпеть не могу готскую одежду и трэш-металл, от которого он тащится. Волосы зализывает назад, когда курит — сигарету держит чуть ли не за самый горящий кончик. Думает, он сразу делается крутой. А по-моему, так он похож на «ботаника», который старается выглядеть круто. Даже хуже — на придурка, который похож на «ботаника», который старается выглядеть круто.
— Обычная старшеклассница, — нахмурился д’Агоста.
— Может, чуть язвительнее прочих. — Пендергаст продолжал листать и вдруг остановился на записи, сделанной месяца три спустя. — Ага! — воскликнул он с неожиданной заинтересованностью.
Когда я пришла из школы, мама и папа стояли на кухне, склонившись над столом.
Угадайте, что у них было? Попугай! Толстый серый попугай с коротким красным хвостиком, а на лапке — здоровенное кольцо с номером, но без имени. Он оказался ручной и садился прямо на плечо. Попугай наклонил голову и поглядел мне в глаза, как будто старался прочитать мои мысли. Папа посмотрел в энциклопедии и сказал, что это африканский серый попугай.
А еще он сказал, что попугай наверняка жил у кого-то дома: слишком уж он ручной. Его нашли примерно в полдень — он сидел на персиковом дереве у задней двери и кричал, чтобы на него обратили внимание. Я упрашивала папу оставить его у нас, но он решил сначала найти хозяина. Сказал, что нужно дать объявление. Я посоветовала написать в «Тимбукту таймс» — он засмеялся. Надеюсь, хозяина он не найдет. Папа хочет поехать в зоомагазин, купить ему хорошую клетку. Попугай скакал по кухне, а потом нашел мамины пончики, завопил от радости и давай их трескать. Я его назвала Пончиком.
— Попугай… — пробормотал д’Агоста. — Нет, надо же!
Пендергаст медленно листал страницы и наконец добрался до конца книги. Тогда он взял следующий том и стал методично изучать даты записей. И вдруг слегка вздохнул.
— Винсент, вот запись, сделанная девятого февраля — в день, когда сюда приехала Хелен.
Самый-самый плохой день в моей жизни!
После завтрака явилась какая-то леди и постучала в парадную дверь. У нее была красная спортивная машина, сама вся такая разодетая, в шикарных кожаных перчатках. Она узнала про нашего попугая и попросила разрешения посмотреть. Отец показал ей Пончика (прямо в клетке), а она и говорит, откуда он, мол, у нас. Она вообще много вопросов задавала про попугая — давно ли он у нас, не дикий ли, идет ли на руки, кто с ним играет и всякое такое. Уйму времени его разглядывала и все спрашивала, спрашивала…
Еще она захотела посмотреть поближе кольцо на лапке, а папа спросил, ее ли это птица. Она сказала, что ее; она его заберет. Но папа не поверил. Он спросил, знает ли она номер на кольце. Она не знала. И доказать, что попугай ее, тоже не могла. Потом она сказала, что занимается наукой, а попугай улетел из лаборатории. Папа, кажется, не поверил ни единому слову. Он заявил, что если она представит доказательства, что птица ее, он с радостью отдаст, а пока Пончик будет у нас. Женщина не слишком-то удивилась и как-то грустно поглядела на меня и спросила: «Это ты с ним играешь?» Я сказала: «Да». Она немного подумала и попросила папу посоветовать какую-нибудь хорошую гостиницу у нас в городе. Он сказал, что гостиница только одна и он сейчас узнает номер телефона. И пошел на кухню за телефонным справочником. Едва он вышел, как она засунула клетку с Пончиком в мешок для мусора и выскочила за дверь. Бросила мешок на сиденье и рванула прямо с места! Пончик все время вопил. Я тоже закричала и выскочила, и папа побежал, мы сели в машину и хотели ее догнать, но она успела уехать. Папа позвонил шерифу, но тот не захотел искать какую-то птицу, тем более что эта женщина и вправду могла быть хозяйкой. Теперь Пончика у нас нет, вот так.
Я ушла к себе и плакала и никак не могла остановиться.
Пендергаст закрыл дневник и опустил к себе в карман.
В этот миг молния осветила черные деревья за окном, и дом сотрясся от раската грома.
— Невероятно, — произнес д’Агоста. — Хелен похитила попугая. И еще она похитила попугаев Одюбона. О чем она вообще думала?
Пендергаст промолчал.
— А вы видели этого попугая? Она не привозила его в Пенумбру?
Пендергаст покачал головой.
— А что там насчет лаборатории?
— Не было у нее лаборатории. Она работала в «ВНК».
— Но вы хоть представляете, чем она занималась?
— Впервые в жизни я в полном и совершенном недоумении.
Снова полыхнула молния и осветила лицо Пендергаста — потрясенное и растерянное.
26
Нью-Йорк
Капитан Лора Хейворд из отдела убийств полицейского управления Нью-Йорка старалась не закрывать дверь своего кабинета — в знак того, что помнит: начинала она как простой коп в транспортной полиции, патрулировала станции подземки. По служебной лестнице Хейворд поднялась быстро и высоко. И хотя она это заслужила, ей было не слишком приятно сознавать, что помог и тот факт, что она женщина: несколько лет назад произошел ряд крупных скандалов по поводу дискриминации женщин в полиции.
Однако в это утро, придя на работу в шесть часов, она неохотно закрыла дверь, хотя никого, кроме нее, еще не было. Расследование череды убийств на Кони-Айленде, совершенных русской наркомафией, обернулось для департамента жутким геморроем — куча бумажной работы и сплошные совещания. И вот расследование достигло этапа, когда кому-то — то есть ей — придется сесть, разобрать уйму документов, чтобы хоть один человек был в курсе всего и мог двинуть дело вперед.
К полудню у Хейворд буквально закипели мозги — такие пришлось разбирать зверства. Лора вышла из-за стола и решила подышать воздухом, прогуляться в скверике по соседству созданием полицейского управления на Полис-плаза. Она открыла дверь, вышла из кабинета и оказалась среди толкущихся в холле копов.
С ней поздоровались несколько теплее, чем обычно, с какими-то косыми неловкими взглядами.
Хейворд ответила на приветствия и остановилась.
— Ну и в чем дело?
Выразительное молчание.
— Никогда не видала таких бездарных притворщиков, — как бы между прочим произнесла она. — Нет, правда, в покер вам ни за что не выиграть.
Шутка повисла в воздухе. Несколько секунд все молчали, потом один сержант решился:
— Капитан, тут это… в общем, дело касается агента ФБР. Пендергаста.
Хейворд замерла. О ее неприязни к Пендергасту знал весь департамент — так же как и об отношениях Лоры с д’Агостой, который иногда работал с Пендергастом в паре.
Пендергаст вечно ухитрялся затащить Винсента по уши в дерьмо, и у Хейворд зрело предчувствие, что их поездка в Луизиану кончится скверно, так же как предыдущие. Вообще-то, может, уже и кончилась. Пока у Хейворд в голове проносились эти мысли, она старалась сохранять непроницаемое лицо.
— И что там с особым агентом Пендергастом?
— То есть не сам Пендергаст, — поправился сержант. — Это его родственница. Женщина по имени Констанс Грин. С нее снимают показания, и она назвала Пендергаста как своего ближайшего родственника. Она ему то ли племянница, то ли еще как.
Опять наступило неловкое молчание.
— Ну! — не выдержала Хейворд.
— Она была за границей. Приплыла в Нью-Йорк из Саутгемптона на «Куин Мэри-2». Села на корабль с ребенком.
