На собрании Нору страшно возмутило то, что Мензис поддержал Марго Грин. Но долго это продолжаться не могло: разве можно злиться на такого человека? Он всегда верил в то, что делает. Нора часто видела, как он поддерживает отдел — в больших и малых делах. Нет, на Мензиса невозможно злиться.

А вот с Марго Грин — другая история.

Мензис подошел к ним.

— Привет, Фрэнк, — сказал он охраннику и положил руку ему на плечо. — Приятно тебя здесь видеть.

— Вас тоже, сэр, — охранник распрямился, и недовольную мину как рукой сняло.

— Ах, — сказал Мензис, повернувшись к Норе. — Эта нефритовая маска — один из самых моих любимых экспонатов. Знаете, как удавалось им делать их такими тонкими? Они полировали их вручную травой. Но, полагаю, вам это известно.

— По правде говоря, да.

Мензис рассмеялся.

— Ну разумеется. О чем я думаю? Отличная работа, Нора. Этот экспонат будет гвоздем программы. Могу я посмотреть, как вы положите маску?

— Да, конечно.

Нора не без трепета взяла маску руками в белых перчатках. Осторожно положила в песок над головой скелета — в то место, где она и была найдена. Убедилась в том, что маска лежит надежно.

— Чуточку влево, Нора.

Она слегка сдвинула маску.

— Превосходно. Я рад, что пришел вовремя и увидел это.

Он улыбнулся, подмигнул и пошел сквозь хаос. Люди после разговора с ним начинали трудиться энергичнее, если такое вообще было возможно. Нора восхищалась его умением общаться.

Ящик был подготовлен, но Нора хотела проверить все еще раз. Она просмотрела список предметов и сравнила их с фотографией. Сейчас у нее единственная возможность сделать все как надо: ящик запечатают пуленепробиваемым стеклом и откроют лишь через четыре месяца, в последний день работы выставки.

Мысли ее по неизвестной причине обратились к Биллу. Он срочно укатил в Атлантик-Сити. Ему поручили написать статью о казино, а вернется он… она и сама не знала когда. Он сказал что-то неопределенное. Все случилось неожиданно. Это и называется — выйти замуж за репортера? А как же убийство, о котором он собирался писать? Он ведь занимается местными новостями, а казино в Нью-Джерси вряд ли входит в этот разряд… Да и по телефону он говорил так странно, напряженно, чуть ли не задыхался.

Нора покачала головой. Возможно, это и к лучшему: сейчас она все равно не могла бы уделять ему внимание. Все, как обычно, запаздывали, и Эштон вышел на тропу войны. Из другого конца зала до нее доносился голос старшего куратора. Он злобно кого-то отчитывал.

Охранник снова многозначительно вздохнул, и Нора вышла из задумчивости.

— Минуточку, — сказала она через плечо. — Сначала надо запечатать ящик.

Она глянула на наручные часы. Уже половина четвертого, а она работает с шести утра. Сегодня задержится по меньшей мере до полуночи, и каждую потраченную здесь минуту она отнимает у своего сна.

Нора повернулась к бригадиру, ожидавшему этого момента.

— Готовьтесь запечатать ящик.

Вскоре группа рабочих, под руководством бригадира, кряхтя и постанывая, стала закрывать могилу страшно тяжелым стеклянным щитом.

— Нора?

Она обернулась. Марго Грин. Как обычно, в самый неподходящий момент.

— Здравствуйте, Марго, — сказала она.

— Вот это да! Прекрасный экспонат.

Краем глаза Нора заметила ухмылку охранника. Рабочие гоготали.

— Кажется, это по нашему адресу, как думаете?

— Наверняка. — Она помолчала. — Я не хочу отвлекать вас от работы.

«Ну так и не отвлекай», — подумала Нора, притворно улыбаясь. Ей надо было подготовить и запечатать еще четыре ящика. Она с беспокойством следила за рабочими. Вдруг они уронят стекло…

Марго подошла ближе, понизила голос.

— Я хочу извиниться за свои утренние слова.

Нора выпрямилась. Этого она не ожидала.

— Я была несправедлива. Ваши аргументы были обоснованны и профессиональны, а вот я вела себя не как профессионал. Просто… — Марго запнулась.

— Просто что?

— Вы были чертовски… компетентны. И убедительны. Я просто струсила.

Нора не знала, что на это ответить. Она внимательно смотрела на Марго, а та краснела от неумения извиняться.

— С вами не так-то легко сладить, — сказала она.

— Знаю. Вы тоже упрямы. Но упрямство — хорошая черта, особенно у женщин.

Нора не могла не улыбнуться. На сей раз — искренне.

— Давайте не будем называть это упрямством. Подберем другое выражение — мужество в отстаивании собственных убеждений.

Марго тоже улыбнулась.

— Это и в самом деле звучит лучше. Хотя большинство людей назовут эту черту обыкновенной стервозностью.

— Что ж, — сказала Нора. — Стервозность — тоже неплохо.

Марго рассмеялась.

— Во всяком случае, Нора, я просто хотела извиниться.

— И я от души вас прощаю. Спасибо, Марго.

— До скорой встречи.

На мгновение Нора позабыла о ящиках. Она смотрела вслед удалявшейся стройной фигурке. Марго осторожно обходила встававшие на пути препятствия…

В лаборатории, на двенадцатом этаже полицейского управления, сидела на пластиковом стуле капитан Лаура Хейворд и изо всех сил старалась не смотреть на наручные часы. Арчибальд Квинс, старший химик, эксперт по тканям, расхаживал взад и вперед возле стола, заваленного вещдоками. Квинс то складывал за спиной руки, то размахивал ими. Говорил он, повторяясь, сбивчиво и злобно, однако сразу было видно: он потерпел неудачу.

Квинс остановился на полпути, пошел к ней, длинный, костлявый — локти да коленки.

— Позвольте мне обобщить.

«Слава тебе, господи», — подумала Хейворд. Наконец-то она увидит свет в конце тоннеля.

— Обнаружена горстка неизвестных волокон. Часть из них пристала к веревкам, которыми связали жертву. Другие найдены на диване, там жертва лежала перед смертью. Из этого можно сделать вывод, что упомянутые волокна оставил убийца. Согласны?

— Да.

— Поскольку все волокна одинаковые — длина, состав, скрутка и прочее, — мы можем также предположить, что волокна не пристали к одежде убийцы, а выдрались из самой одежды.

Хейворд кивнула, заставляя себя прислушиваться. Весь день, занимаясь работой, она испытывала странное ощущение: ей казалось, что она плывет над собственным телом. Она не знала, чему это приписать — то ли усталости, то ли шоку, вызванному неожиданным уходом Д'Агосты. Ей даже хотелось бы рассердиться, но гнев почему-то не приходил, осталось только горе. Куда он ушел, недоумевала она, и что сейчас делает? А самое главное — она не понимала, как все хорошее внезапно стало плохим.

— Капитан?

Хейворд догадалась, что ее о чем-то спросили. Быстро подняла глаза.

— Прошу прощения?

— Я сказал, не хотите ли взглянуть на образец?

Хейворд поднялась.

— Да, разумеется.

— Это чрезвычайно тонкая шерстинка, принадлежащая животному. Ничего подобного я еще не встречал. Мы решили, что это исключительно редкий вид кашемира, смешанный с небольшим процентом мериноса. Страшно дорогой. Оба волокна сначала окрасили, а потом соединили. Взгляните сами.

Квинс отошел и жестом указал ей на стереоскопический микроскоп, стоявший рядом с лабораторным столом.

Хейворд приблизилась и посмотрела в окуляры. Полдюжины тонких черных нитей лежали на фоне светлых нитей, гладких, блестящих и очень ровных.

Страшно дорогой. Хотя она еще не слышала заключения психолога, некоторые сведения о преступнике уже узнала. Он — или, возможно, она — был образован, очень умен и обладал большими финансовыми возможностями.

— Краску тоже трудно распознать. Приготовлена она из натуральных растительных пигментов, без использования синтетики, но пока нам не удалось выявить красящее вещество. Ни в одной компьютерной базе его не обнаружили. Самое близкое, к чему мы пришли, — это редкая ягода, растущая на горных склонах Тибета. Ее используют местные племена и шерпы.

Хейворд отошла от микроскопа. В сознании забрезжило что-то знакомое. На интуицию она пожаловаться не могла, и, когда в мозгу появлялось подобное ощущение, обычно ей удавалось соединить разрозненные кусочки картины. Но в данный момент мозаика не желала складываться. Возможно, она устала больше, чем думала. Лучше бы ей пойти домой, поужинать и попытаться уснуть.