Обклеивая изгородь, сержант дошел до пляжа, где любопытных сдерживало несколько полицейских. Публика, слава Богу, попалась вменяемая: люди тупо глазели на дом с вычурными окнами и покрытыми черепицей башенками. Бабье лето затянулось, и атлетического вида парни в передних рядах были одеты кто в шорты, а кто в плавки, словно вот так старались задержать приход настоящей осени. Эти раздолбаи притащили с собой ящик пива и «бум-бокс» и теперь попивали себе под музычку. Будто на тусовку явились. Глядя на плоские животы парней, сержант подумал: «Ну-ну, посмотрим, что пиво и чипсы сделают с вами годиков через двадцать». Наглядный пример он каждый день видел в зеркале.
Лейтенант цаплей расхаживал в стороне от экспертов, ползавших по лужайке и таскавших за собой металлические чемоданчики. Улик не предвиделось. «И на что я трачу таланты и опыт?! — сокрушался сержант. — Настоящая работа вот она, проходит мимо. Ладно, проехали».
Репортеры уже наводили прицелы камер, красавчики корреспонденты без умолку трещали в микрофоны, а лейтенант — вы не поверите! — бросив экспертов, устремился в их сторону, будто муха на свежую кучку.
Сержант покачал головой.
Завидев, как в сторону дома короткими перебежками между дюн движется человек, он сорвался с места и подрезал бегуна у края лужайки. Нарушитель оказался фотографом: наметив жертву — «убойщика» и домработницу на веранде — и припав на колено, репортер уже наводил резкость. Глядя, как удлиняется серо-стальной объектив, сержант невольно подумал: «Таким только слоних иметь».
Он накрыл камеру ладонью и мирно произнес:
— Давайте отсюда.
— Ладно вам, офицер. Ну пожалуйста…
С людьми, которые просто делали свою работу — будь они хоть трижды из прессы, — сержант всегда обходился вежливо, а потому просто сказал:
— Не хотелось бы конфисковывать у вас пленку.
Отойдя на несколько шагов, фотограф воровато щелкнул фотоаппаратом и бросился наутек.
Возвращаясь к дому, сержант почувствовал, как ветер разносит странный запах отработанных хлопушек и фейерверков.
Лейтенант в окружении репортеров наслаждался звездным часом. Такая возможность — выборы не за горами и шеф в отпуске, — грех не воспользоваться. Лучшего шанса высунуться и придумать нельзя, разве только убить кого-то самому.
Чтобы не мешать экспертам, сержант пошел в обход.
У пруда с утками, где он собирался срезать дорогу, одинокий турист в «гавайке», гигантских мешковатых шортах и солнцезащитных очках крошил в воду хлеб. Чудо в перьях. Октябрь месяц, а он вырядился так, будто навсегда застрял в первом дне лета, пережив прежде лет десять сплошных снегопадов и бурь.
Если к репортерам сержант относился терпимо, то заезжие искатели приключений вызывали у него исключительно ненависть и отвращение.
— Эй, вы!
Турист обернулся.
— Вы что себе думаете? Это место преступления, разве не знаете?
— Знаю, офицер, и мне ужасно жаль, правда. Но ведь…
— Ну и катитесь к чертям!
— …Но ведь нельзя оставить уток голодными. Обычно их кормят, а сегодня…
Нет, ну точно идиот! Тут человека убили, а он — утки голодные.
— Документики предъявим.
— Да-да, конечно. — Мужчина принялся шарить по карманам. — Мне, право, неловко, офицер… — затравленно произнес он. — Как только я услышал о преступлении, сразу примчался сюда. Накинул первое, что попалось под руку, а бумажник, похоже, остался в пиджаке.
Его нью-йоркский акцент действовал сержанту на нервы. Гнать придурка в шею, подсказал рефлекс. Однако сержант не спешил. Никакой мужик не турист: во-первых, шмотки пахнут новьем, будто только-только из магазина, а во-вторых, сочетание цветов и предметов — просто страх божий. Небось нахватал только что в окрестном бутике.
— Так я пойду?
— Нет, не пойдете. — Сержант извлек из кармана блокнот и, открыв чистую страничку, послюнявил карандаш. — Живете поблизости?
— В Амагансетте. Снял дом на неделю.
— Адрес?
— Брикмэн-Хаус, на Уиндмилл-лейн.
Шляются тут, засранцы богатые.
— Постоянное место жительства?
— «Дакота», Вест-Сайд.
Сержант даже писать перестал. В голове мелькнула мысль: «Совпадение?!»
— Имя?
— Офицер, не стоит, это целая история. Лучше я все же пойду…
— Стоять. Имя? — И добавил с нажимом: — Пожалуйста.
— Это правда необходимо? Мое имя не каждый сможет прочесть, а вслух произнести… Удивляюсь, о чем только думала мама?!
Стоило оторваться от блокнота, и поток сарказма тут же иссяк. «Ох, докривляешься», — подумал сержант, мысленно уже надевая на остряка наручники.
— Давайте-ка еще разок. Имя?
— Алоизий.
— А если по буквам?
Человек продиктовал.
— Фамилия?
— Пендергаст.
На последней закорючке карандаш замер, и сержант медленно поднял взгляд. На него смотрели серые глаза блондина с такими знакомыми благородными чертами лица; и эта мраморно-бледная, почти просвечивающая кожа…
— Пендергаст?!
— Собственной персоной, дорогой Винсент. — На смену нью-йоркскому акценту пришел милый сердцу протяжный южный выговор.
— Вы что здесь делаете?
— То же самое хотелось бы спросить и у вас.
Винсент д'Агоста почувствовал, что краснеет. Еще бы, в последний раз, когда они виделись, он служил в полиции Нью-Йорка и страшно гордился должностью лейтенанта. А теперь… теперь он самый обыкновенный мухосранский сержант и украшает желтой лентой поместья мухосранских же богатеев.
— Я как раз был в Амагансетте, — поведал Пендергаст, — когда узнал о безвременной кончине Джереми Гроува. Не устоял. Торопился как на пожар, так что за вид извините.
— Вы ведете это дело?
— Пока что я кормлю уток, дожидаясь официального подтверждения полномочий. Из горького опыта знаю: без него опасно беспокоить высшие круги. Честно говоря, Винсент, встретить здесь вас — большая удача.
— Я тоже рад. — Д'Агоста вновь покраснел. — Вы уж извините, я сейчас не в фаворе…
— У нас еще будет время пообщаться. — Пендергаст положил руку ему на плечо. — Вижу, к нам приближается довольно крупный представитель местной юридической фауны, явно не страдающий недостатком эмоций.
— Мне страшно неудобно прерывать ваш разговор, — басом прогремел лейтенант, и д'Агоста обернулся. — Возможно, я что-то путаю, сержант, — Браски окинул взглядом Пендергаста, — но разве этот человек не нарушает границ вверенной вам территории?
— Ну… э-э… мы тут… — Д'Агоста посмотрел на друга.
— Я так понимаю, этот человек — ваш приятель.
— На самом деле я…
— Сержант как раз просил покинуть территорию, — мягко подсказал Пендергаст.
— Да что вы говорите?! Ну раз так, позволю себе поинтересоваться, что вы тут делали?
— Кормил уток.
— Кормили уток. — Лицо Браски вспыхнуло, и д'Агоста подумал: «Самое время Пендергасту показать значок». — Какая прелесть, — продолжил тем временем лейтенант. — А не предъявите ли документы?
«Сейчас, — думал д'Агоста, — сейчас…»
— Понимаете ли, я объяснил сержанту, что забыл бумажник дома…
Повернувшись к д'Агосте, Браски кивнул на блокнот:
— Уже опросили?
— Да. — Д'Агоста умоляюще посмотрел на друга, но лицо агента ФБР оставалось бесстрастным.
— Как он прошел через кордон?
— Я… я не спрашивал.
— А вам не пришло в голову, что спросить-таки надо?
— Через боковые ворота на Литл-Дюн-роуд, — признался Пендергаст.
— Невозможно. Они заперты. Я лично проверял.
— Простите, но замок сам упал мне в руки. Может, механизм бракованный?
— Ну вот, сержант, — сказал Браски. — Используйте возможность хоть как-то доказать свою полезность. Разберитесь с прорехой и ровно в одиннадцать отчитаетесь. Лично. У меня к вам разговор. А вас, сэр, я немедленно препровожу на выход.
— Благодарю, лейтенант.
С тяжелым сердцем д'Агоста посмотрел в спину начальнику и вальяжно, как на прогулке, шедшему рядом Пендергасту.
Глава 3
Лейтенант полиции Саутгемптона Л.П. Браски-младший стоял в тени увитой виноградной лозой беседки и наблюдал, как эксперты-криминалисты прочесывают бесконечную лужайку. Он думал о шефе Маккриди — старик улетел на отдых в Сент-Эндрюс поиграть в гольф. Оно и понятно: горы Шотландии, осень, вересковые холмы, извилистые тропки, поросшие дерном, мрачный замок над торфяниками… Надо, конечно, звякнуть и доложиться, но Браски сделает это завтра. Спешить незачем — Маккриди свое отначальствовал, полиции Саутгемптона нужна свежая кровь.