— Остановите! — выкрикнул Проктор.

Изображение застыло. Проктор наклонился, едва ли в состоянии осознать то, что видел перед собой. Казалось, что весь его мир рухнул. Он не хотел верить собственным глазам, но трудно было спорить с этой записью. Изображение было слишком четким, чтобы ошибиться: темные волосы, полные губы, широко раскрытые фиалковые глаза, некогда красивое лицо, застывшее в смертельном покое…

Проктор опустился на ближайший стул. Он больше не мог обманывать себя. Констанс была мертва. Она никогда не страдала сердечнососудистыми заболеваниями, поэтому было ясно как день, что причина ее смерти в самолете была не естественной — ее убили. И сделать это мог только Диоген.

Глухо, как будто издали, сквозь вату, Проктор, наконец, услышал, что Шона разговаривает с ним.

— Мне очень жаль, — снова произнес он, убрав руки от клавиатуры. — Очень жаль. Но… вы хотели убедиться.

— Да… хотел, — бесцветно произнес Проктор, не в силах взглянуть на управляющего. — Спасибо. Я… мне… нужно найти их, забрать тело моей дочери. Это очень плохие люди. Вы… не знаете, куда они увезли его?

Мужчина колебался.

— Они не покинули аэропорт вместе с доктором. Это мне известно, потому что я лично видел, как врач уезжал отсюда. Обстоятельства были необычными, вы это сами видели… здесь, на этой пленке. Они направились в фирму по аренде автомобилей. Знаете, там есть джипы, грузовики… и прочие машины, которые хорошо подходят для путешествий по пустыне. Эта контора находится недалеко от аэропорта рядом с бизнес-парком «Миллениум». Это единственное место, открытое после наступления темноты. Они погрузили носилки в ожидающий их фургон и уехали в том направлении.

Проктор вскочил на ноги.

— Уже очень поздно! — попытался остановить его Шона. — И, наверняка, та контора уже закрыта…

Но его слова остались висеть в пустой комнате. Проктор ушел.

Автомобильное агентство «Виндхук-Детмонк» — по крайней мере, так оно называлось, судя по двум вывескам, одна из которых была написана на африкаанс, а другая на английском рядом с именем владельца Лазруса Керонды — представляло собой участок в два акра земли, расположенный среди печально выглядящей бизнес-зоны на главном шоссе, ведущем с востока на запад к югу от аэропорта. Несмотря на неприглядность вывески, территория агентства по прокату была окружена дорогими натриевыми лампами, которые разгоняли темноту ночи, и защитной оградой, за которой можно было рассмотреть с десяток стоящих автомобилей.

Это оказалась единственная фирма, которая все еще была открыта, но когда Проктор быстро пересекал четырехполосное шоссе — пустое в столь поздний час — ее внешние огни начали гаснуть один за другим.

Температура остановилась на отметке примерно в 100 градусов по Фаренгейту[672], а Оосвейер[673] — горячий ветер, который часто дул с побережья в это время года — осыпал его мелким песком, пока он шел. Низкие холмы Прогресса с трудом можно было рассмотреть с этого расстояния: то были лишь призрачные блики огней далекого города. Проктор взглянул на часы: всего лишь десять вечера.

Низкий, пухлый мужчина в помятых шортах и рубашке-хаки с застегнутыми карманами протянул за собой цепь перед главным входом в салон. Проктор слегка коснулся его плеча, и мужчина повернулся, заморгав от слепящего песка.

— Hoe gaan dit met jou?[674] — обратился он, окидывая посетителя взглядом сверху донизу, как это делают все продавцы по всему миру.

— Baie goed, dankie.[675] — ответил Проктор, — но давайте говорить по-английски.

Проктор гордился тем, что был экспертом по части чтения людских характеров. Даже сейчас — смертельно уставший, находящийся в глубоком потрясении, пораженный в самое сердце горем и истязавший сам себя за провал — он мог сказать, что с этим мужчиной было что-то не так. Он нервным жестом снова и снова пробегал рукой по волосам, в то время как ветер трепал их, и старался не встречаться с посетителем глазами. Все это вкупе с тембром голоса продавца говорило Проктору, что этот человек «не чист на руку» и от него не приходилось ждать правды.

Теперь продавец нахмурился.

— Ek vertaan nie.[676] — сказал он.

— О, вы меня прекрасно понимаете, мистер Керонда, — Проктор открыл свою дорожную сумку, и, как бы невзначай, сверкнул кучей денег.

— Мы закрыты, — отозвался мужчина, резко переключившись на английский без акцента.

— Давайте поговорим там, — и Проктор указал на небольшой, тускло освещенный сарай в середине площадки, который внешне выглядел, как офис.

— Мы… — начал снова Керонда, но Проктор толкнул его так, что вынудил руку мужчины отпустить створку ворот, а самого его заставил поспешить в сторону офиса.

Внутри здания Проктор мягко, но настойчиво направил владельца агентства к стулу, стоявшему за потрепанным столом, усадил его, а затем и сам устроился напротив.

— Я скажу вам только один раз, — начал он, — никаких игр. У меня нет на них ни времени, ни терпения. У вас есть информация, которая мне нужна. Сообщите ее мне, и вы получите вознаграждение.

Мужчина снова провел рукой по волосам и следом стряхнул песок со лба.

— Я ничего не знаю.

— Около полутора часов назад, — продолжил Проктор, — у вас был клиент.

Мужчина покачал головой:

— Никого здесь не было.

Проктор глубоко вздохнул.

— Пока я спрашиваю вежливо, но в следующий раз я буду вынужден применить силу.

— Мы закрылись несколько часов назад, — настаивал мужчина, — я задержался здесь допоздна, только потому что занимался оформлением документов…

Буря эмоций, которая медленно копилась в Прокторе — разочарование в том, что абсурдные действия Диогена ввели его в заблуждение, ненависть к самому себе за неудачу в деле обеспечения благополучия Констанс, ошеломляющее горе от известия о ее смерти — объединилась в раскаленный добела взрыв гнева. Но внешне он остался совершенно спокойным — за исключением внезапного, быстрого движения, подобного броску змеи. Схватив со стола большой нож для вскрытия писем, он глубоко погрузил его в левую руку мужчины, пронзив трапециевидную кость и вогнав лезвие наполовину его длины в деревянную столешницу.

Мужчина вытаращил глаза и открыл рот, чтобы кричать, но Проктор следующим молниеносным движением схватил с пола промасленную тряпку и засунул ее в рот Керонды. Он сильно зажал рукой челюсти мужчины, не позволив ему закричать.

Керонда извивался и стонал сквозь тряпку. Кровь начала просачиваться по граням ножа и стекать по пальцам на стол. Проктор держал мужчину в таком положении больше минуты, прежде чем снова заговорил.

— Когда я выну тряпку, — сказал он, — вы ответите на все мои вопросы. Если вы солжете снова, вам не поздоровится еще больше, это я вам обещаю.

Мужчина кивнул, и Проктор извлек кляп.

— Пусть Бог будет мне судьей, — запричитал мужчина, — я никого не видел…

Проктор взял с соседнего верстака с инструментами ржавое четырехдюймовое шило, схватил правую, все еще свободную, руку мужчины, с силой вытянул ее вперед, прижал к поверхности и пронзил шилом, тем самым пришпилив ее к столу, так же, как и левую.

В агонии Керонда закричал:

— Laat my met rus! Polisie![677]

— Никто вас не услышит, — покачал головой Проктор. Коротким резким броском прямо с места, на котором сидел, он выбил стул из-под Керонды. Тот буквально рухнул с него, и прибитые к столу руки сделали это падение еще более болезненным. Колени его ударились об пол, а руки резко вытянулись, что заставило Керонду громко завопить от боли.