Они с трудом продирались через пробки, пока не оказались на Рейган-Тернпайк, где Пендергаст повернул на север. Еще через двадцать минут он выехал на федеральную трассу 75, которая и привела его в штаб-квартиру ФБР. Он проехал в ворота, увидел два седана и фургон и свернул к приемному отделу в задней части здания, где его встретили куча агентов, полицейские, патрульные машины и фургоны. Он остановился, и с полдюжины людей окружили машину, открыли двери, вывели Брокенхартса, который покорно подчинился.

Подошел Сандовал, пожал Пендергасту руку, помог выйти из машины. Агенты, обслуживающий персонал, высшие офицеры полиции — все были здесь. Брокенхартс стоял под нещадными лучами солнца, сжимая в руках книгу и склонив голову.

— Агент Пендергаст, разрешите вас поздравить, — сказал лейтенант Сандовал.

К наручникам Брокенхартса добавились наножники.

— Позвольте спросить, кто он, черт побери? Какова его настоящая фамилия?

— Его фамилия Вэнс. — Пендергаст огляделся. — Добудьте мне вертолет до университетской больницы.

Агенты вокруг него выкрикивали приказы, жестикулировали. Брокенхартса уводили, теперь еще и в цепях. Проходя мимо Пендергаста, он посмотрел на него и произнес последнюю строку:

Вертолет ФБР доставил Пендергаста от штаб-квартиры на посадочную площадку на крыше больницы, где его встретили другие агенты из местного отделения и несколько полицейских детективов. Не тратя время на разговоры, он со всей возможной скоростью, какую позволяла раненая нога, пробежал мимо агентов в здание, минуя лифт и прыгая через две ступеньки, пока не добрался до главного хирургического отделения. Он оказался в небольшой комнате ожидания возле хирургического отсека, охраняемой двумя агентами ФБР.

— Колдмун, — произнес он. — Как его дела?

— Мы позовем доктора, агент Пендергаст.

Пендергаст кивнул и принялся ходить по небольшой приемной, где слышен был только тихий шелест его шагов по линолеуму.

Наконец появилась доктор, все еще в халате с пятнами крови.

— Мистер Пендергаст? Я доктор Уэберн. — Она не предложила ему руку.

— Доктор, как он?

Она помедлила.

— Он крепкий парень. Но он в крайне критическом состоянии.

— Его шансы?

— Я бы не хотела строить домыслы. Пуля прошла через легкие и расширилась в довольно крупную торакальную рану. Он потерял много крови, и его состояние ухудшили змеиные укусы, поскольку яд провоцирует нарушение свертываемости. Удивительно, что он вообще выжил. Но с ним работает команда из восьми хирургов и четырнадцати человек вспомогательного персонала, и поверьте мне, они из лучших в мире.

Пендергаст молча кивнул.

— Вам пригласить адвоката или священника?

— Нет, спасибо.

Она нахмурилась:

— А вы сами как, агент Пендергаст? Будете ждать здесь? У вас нога кровоточит.

— Со мной все будет в порядке.

— Тогда вы меня извините, но я должна вернуться в операционную.

— Да, конечно.

Доктор улыбнулась ему едва заметно, надела маску, повернулась и исчезла в операционном блоке.

Всего семьдесят два часа понадобилось медсестрам, чтобы невыносимо устать от него.

Колдмун пришел в себя в послеоперационной палате. Поначалу он думал, что все еще спит в каком-то кошмаре зеленых стен, ярких потолков и существ в масках, бродящих вокруг. Потом он снова заснул. Проснувшись в следующий раз, он понял, что это никакой не сон и что он находится в палате отделения интенсивной терапии. Приходили доктора, смотрели на него, потом вполголоса консультировались с коллегами; медсестры проверяли его жизненные показатели, засовывали иглу в инжекционное отверстие его внутривенного зонда. Потом он снова заснул. Тихое бибиканье, гудение и пришептывание приборов заполняло тишину. Это длилось, кажется, целую вечность: сон и пробуждение, сон и пробуждение; но потом он понял, что прошло не больше двадцати четырех часов.

Наконец он проснулся в отдельной послеоперационной палате. Ему хотелось есть и пить, и он впервые ощутил боль. Его покормили — с грехом пополам, потом снова пришли доктора. Его заверили, что он выживет. Позднее они объяснили, что ему очень повезло, с учетом калибра оружия и расположения раны. К этому времени минуло уже два дня, и он пришел в себя настолько, что стал просить кофе. Его сводили с ума. Давали только декофеинированную дрянь. Хуже того, он не мог им объяснить, как правильно варить кофе. В комнате отдыха медицинского персонала стояла кофеварка, но когда он уже убедил одну сестру поставить кофейник на плитку, ее смена закончилась, а пришедшая на дежурство медсестра вылила застоялый кофе и заварила новый. Если Колдмун начинал сетовать, его накачивали успокоительным, и он соскальзывал в сон.

Он смотрел в окно, видел величественные королевские пальмы и ясное небо, какое бывает в начале апреля. Если он и дальше будет выздоравливать с такой скоростью, то не выздоровеет никогда.

Дверь открылась, и вместо медсестры вошли три неясные фигуры. Колдмун повернулся, чтобы разглядеть их получше, и поморщился от боли. Потом он понял, что первый из них — ответственный заместитель директора. Рядом с ним в одном из своих фирменных пастельных платьев стояла доктор Фоше. За ними пристроилась темная тень, точно вписавшаяся в очертания агента Пендергаста. Все они смотрели на него.

Колдмун мучительно сглотнул.

— Давно пора вам появиться.

— Я приходил и раньше, — возразил Пикетт. — Но вы были слишком накачаны болеутоляющими, потому и не помните.

— Меня сегодня впустили в первый раз, — сказала Фоше. — Вы только представьте, меня, доктора!

Пендергаст ничего не сказал. Но Колдмуну казалось, что за последние дни он несколько раз видел Пендергаста — это бледное лицо и черный костюм, нависающий над его кроватью, эти бледные глаза, полные тревоги.

Одна из медсестер, Эстреллита, пришла с чашкой кофе на пластиковом подносе. Она поставила поднос и повернулась, собираясь уходить, но Колдмун запротестовал. Он с трудом достал чашку и сделал глоток тепловатого напитка.

— Слишком свежий, — сказал он, возвращая ей чашку. — Пусть постоит еще несколько часов, тогда принесите.

Сестра посмотрела на него с выражением, которое ему хотелось бы считать притворным раздражением. Потом она обратилась к Пикетту:

— Если вы можете сделать что-то, чтобы ускорить его выписку, вам воздастся.

Когда она вышла, Пикетт подошел поближе и мягко пожал руку Колдмуна:

— Вы сможете запомнить то, что я вам собираюсь сейчас сказать?

— Постараюсь.

— С вами все будет хорошо. Раны залечиваются, вы восстанавливаетесь после шока и кровопотери, и у вас не обнаружено никаких признаков инфекции. Не менее важно, что вы — герой. Вы получите звезду ФБР.

— Правда? — спросил Колдмун.

— Не сомневайтесь.

— Забавно, я не помню за собой ничего героического. Я вообще мало что помню. Мы шли к этому дому-развалюхе, и тут провалилась земля.

— Можно и так сказать, — подал голос Пендергаст.

— Кстати, о героях, — продолжил Пикетт. — Пендергаст спас вам жизнь и привез Брокенхартса. Он должен был бы стоять первым — ведь это он задержал преступника. Мы хотели наградить его медалью за отвагу, но оказалось, что у него уже есть две. Не имеет смысла раздувать его самомнение больше, чем уже есть.

Это что, шутка? По-видимому, нет: Пикетт говорил дружеским тоном и его губы слегка подергивались — вероятно, его лучшая попытка улыбнуться. Колдмун попытался приподняться в кровати, но передумал и вернулся в лежачее положение. Наверное, ему никогда не прогнать эту усталость и не вернуть ясность мысли.

— Так. Кто-нибудь скажет мне, что случилось?

— Подробности могут подождать, — продолжил Пикетт. — Самое главное, что Брокенхартс арестован.

— И кто же он?

На этот раз ответил Пендергаст:

— Рональд Вэнс. Сын Джона Вэнса — человека, побеседовать с которым мы ехали.