— Это несправедливо! — выкрикивал Сорок седьмой, повернувшись к толпе. — И вы все в глубине души понимаете, что это несправедливо. Откройте глаза! Мы все здесь — братья и сестры, близнецы! У нас одна кровь!

Линии времени вились и переплетались в голове Альбана, подавая сигналы тревоги. Он чувствовал, как поворачивается колесо судьбы. Этого не должно было случиться — при такой мощной идеологической обработке, многолетней подготовке и тщательном отборе… И все же это происходило, он уже видел смутные, размытые очертания того, чем все закончится. Недовольный ропот дефектных превращается в гул, затем в рев, толпа стремительно надвигается на строй солдат, над головами взмывают мотыги, лопаты и косы, кто-то поднимает с земли камни…

— Мы можем остановить это! — не унимался Сорок седьмой. — Прямо сейчас!

Альбан попятился, наставляя пистолет на отца. Оберфюрер Шерман отчеканил команду, и солдаты подняли оружие.

— Возвращайтесь в поле! — крикнул капитан. — Или мы будем стрелять!

Но Альбан уже знал, что они не будут, не смогут стрелять в дефектных. За исключением нескольких близнецов из последней серии — самых лучших, самых совершенных, почти как он сам, — остальные в решающий момент не смогут убить своих братьев. А когда их командиры, их воспитатели попытаются поднять оружие на дефектных… Все это выстраивалось в голове Альбана в четкую картину. Крах программы, гибель колонии, внезапное и ужасное окончание более чем полувековых научных исследований. Дефектные, при всем их уродстве, были крайне необходимы проекту. Только теперь Альбан понял, что они важны ничуть не меньше, чем он сам. Одни не могли существовать без других. Почему он не видел этого раньше? Почему никто этого не видел? Вся программа основывалась на ложной гипотезе, на ошибке. И его собственный брат раскрыл эту ошибку.

Картина внезапной и ужасной катастрофы парализовала Альбана.

Толпа дефектных, уже не таких робких и пассивных, как прежде, все ближе подкатывалась к солдатам. Они кричали, размахивали руками и примитивными орудиями. Альбан чувствовал, как закипает их ярость.

Теперь пора. Он нажал на спусковой крючок.

Но отец ожидал этого выстрела. Каким-то образом он сдвинулся с места еще до того, как Альбан пошевелил пальцем. Словно молния, невероятно быстро и неожиданно — как только ему это удалось? — уклонился от пули. Альбан попытался выстрелить еще раз, но тут на него обрушилась целая лавина камней. Он позабыл о пистолете и прикрыл голову руками.

Пендергаст бросился на него и в прыжке ударил ногой. Альбан уклонился с проворотом, отец лишь слегка задел его. Он снова выстрелил, но под градом камней невозможно было точно прицелиться. Пришлось отступить, пригнувшись и прикрывая голову. Он слышал, как Шерман приказал солдатам стрелять выше голов. Офицеры повторили приказ, и прогремел залп. Потом еще один.

Выстрелы охладили пыл дефектных. Они растерянно остановились, бестолково топчась на одном месте, и было похоже, что вспыхнувший бунт удастся подавить в зародыше. Альбан обернулся и увидел отца, стоящего рядом с Сорок седьмым впереди толпы. Он снова поднял пистолет, но в тот же момент мысленно ощутил неумолимое движение колеса судьбы, почувствовал, как спрямляются изгибы линий времени… И отпрянул назад, пораженный увиденным. Пендергаст продолжал смотреть на него все тем же приводящим в смятение взглядом. Все было бесполезно: каждая линия вела в тупик, к полному разгрому.

Внезапно Альбан развернулся и побежал прямо на строй солдат. Они разошлись в стороны, чтобы пропустить его, и он заранее знал, что так и будет. Сейчас самое важное — добраться до берега, раздобыть лодку и отыскать Фишера.

И предупредить его о том, что должно произойти.

Пендергаст заметил, что Альбан сбежал, и понял, почему он так поступил. Особый дар позволил сыну заглянуть далеко вперед, так что он, в сущности, напугал самого себя. Генетически усиленная способность предвидеть будущее, позволившая ему беспрепятственно убивать постояльцев в нью-йоркских отелях, с легкостью ускользать от полиции и собственного отца, выкрасть брата из надежно защищенного особняка на Риверсайд-драйв, выходить победителем из любой схватки, — теперь этот дар обернулся против него. Знание будущего, пусть даже не очень далекого, в интервале десяти — пятнадцати секунд, оказалось обоюдоострым оружием, опасным и для самого владельца.

Тем временем конфликт продолжался, напряжение дошло до предела. Разъяренная и неуправляемая толпа дефектных остановилась в нескольких шагах от близнецов-солдат, сохранявших дисциплину и четкость строя, но в глубине души смертельно напуганных. А в середине собралась кучка офицеров в нацистских мундирах, только сейчас осознавших всю опасность столкновения двух групп близнецов, по сотне человек в каждой.

— Прекратите сопротивление! — приказал Шерман дефектным. — Возвращайтесь в лагерь! — Он указал на Пендергаста. — Выдайте нам этого человека!

Тристрам, стоявший ближе всех к офицеру, выкрикнул в ответ:

— Только попробуйте тронуть моего отца, и мы нападем на вас.

По толпе пронесся гул одобрения. Оберфюрер растерялся. Пендергаст, дожидавшийся удобного момента, понял, что настало время действовать.

Неожиданно он подошел к одному из солдат и ухватил его за воротник, словно учитель — нерадивого ученика.

— Остановите его! — взвизгнул Шерман, хватаясь за пистолет.

Однако у него не хватило решимости выстрелить. Вероятно, его выбило из колеи внезапное и необъяснимое бегство Альбана. Не обращая внимания на его крик, Пендергаст потащил ошеломленного солдата в сторону дефектных, нашел среди них близнеца этого парня, выдернул из толпы и поставил рядом с братом.

— Познакомься со своим братом! — сказал он солдату. — Это твой родной брат. — Он обернулся к обеим группам близнецов. — И вы все тоже найдите своих единокровных братьев и сестер.

Он заметил, как взгляды солдат-близнецов невольно забегали по толпе в поисках своих братьев. Послышался беспокойный шепот, четкий строй дрогнул и уже готов был рассыпаться.

— Довольно! — заорал Шерман, прицеливаясь в Пендергаста.

— Опустите пистолет, или мы нападем на вас! — повторил Тристрам.

— Нападете? Со своими мотыгами? Мы перестреляем вас, как зайцев, — надменно ответил Шерман.

— Если вы нас убьете, ваш великий эксперимент закончится!

Шерман заколебался, его глаза беспокойно шарили по оборванной толпе рабов-близнецов.

— Вот ваши настоящие враги! — Пендергаст указал на офицеров. — Это они разлучили вас, превратили в подопытных морских свинок. Но не себя. Сами они не участвуют в эксперименте, а только командуют. По какому праву?

Рука Шермана, сжимавшая пистолет, задрожала. Разъяренная толпа качнулась в его сторону.

— Попробуй выстрелить, и ты умрешь! — раздался чей-то голос, затем еще один.

— Вернись в строй, солдат, — презрительно бросил капитан.

Тот не сдвинулся с места.

— Выполняй приказ, или будешь наказан! — крикнул капитан, переводя пистолет с Пендергаста на нарушителя дисциплины.

— Уберите оружие, — медленно проговорил солдат. — Или мы убьем вас всех.

Капитан побледнел и, чуть помедлив, опустил руку.

— Отойдите в сторону.

Оберфюрер опасливо шагнул назад, затем еще раз. Внезапно он снова поднял пистолет и выстрелил солдату в грудь.

— Огонь по дефектным! — приказал Шерман офицерам. — Стрелять одиночными! Уничтожьте их!

Гневный и встревоженный рев пронесся по обеим группам близнецов. На мгновение все застыли в растерянности. И внезапно плотину прорвало. Беспорядочная толпа набросилась на офицеров, размахивая своими примитивными орудиями.

Шерман отступал, стреляя в надвигающуюся волну, но дефектные с яростным ревом окружили его со всех сторон. Раздался залп, и началась рукопашная схватка. Офицеры расстреливали дефектных в упор, устроив настоящую бойню. Все смешалось: суматошные выстрелы, крики солдат, сражающихся с оборванцами, лязг лопат и кос, ударяющих по винтовкам, стоны раненых. Пыль, кровь и ярость.