Собрав волю в кулак, Озмиан выстрелил в замок и выбил цилиндр. Он осмотрел его, подергал дверь, понял, что часть замка все еще держит ее и выстрелил снова, чтобы полностью выбить засов. Дверь распахнулась, громко хлопнув, и открыла длинный пустой коридор подвала.

Осталось шесть патронов.

Он направился по коридору, двигаясь по следам, уводящим в самое дальнее крыло подвала. Пендергаст уже не беспокоился о том, чтобы запутывать следы или попытаться сбить с толку своего преследователя. У него на это просто не было больше времени. Это был тот самый момент в охоте, когда зверь начинает чувствовать себя загнанным. Охота на человека, размышлял Озмиан, ничем не отличалась от слежки за раненым львом. Чем ближе он подбирался и пугал добычу, тем больше она паниковала, теряла способность рационально мыслить и превращалась в оголенный комок нервов. Пендергаст как раз находился на этой стадии. У него кончились идеи… и патроны. В какой-то момент он сделает то, что, в конечном счете, делают все загнанные звери: прекратит убегать, повернется и столкнется лицом к лицу со своим палачом.

Пока Озмиан двигался по проходу, идя по следу, он заметил, насколько мрачной была эта часть подвала. Она — со своими неокрашенными стенами из шлакоблоков, пронизанная сыростью и наполненная множеством комнат с дверями без окон — нагоняла на него странную тревогу. Каждая дверь была пронумерована по порядку грязной табличкой:

КОМНАТА ЕЕСТ-1

КОМНАТА ЕЕСТ-2

КОМНАТА ЕЕСТ-3

Что это значило? Что это были за комнаты?

Следы привели его к двери, помеченной ЕЕСТ-9. Он исследовал пол перед ней, считывая следы. Его добыча остановилась, затем открыла дверь и вошла внутрь, так и не предприняв никаких попыток обмануть охотника, и закрыла ее за собой. Не имея понятия, что именно находится в этой комнате, Озмиан чувствовал, что там небольшое помещение, не имеющее другого выхода, через который Пендергаст смог бы спастись. Ему в голову пришла мысль о стрельбе по рыбе в бочке. Но тогда Озмиан напомнил себе, что его противник обладает исключительным умом, и его не стоит недооценивать. По ту сторону двери его могло ждать все, что угодно. И у агента все еще оставался один патрон…

С бесконечной осторожностью, отойдя чуть в сторону, Озмиан попробовал слегка толкнуть дверь. Затем повернул ручку и отпустил ее, зная, что с той стороны Пендергаст уловит это движение.

БУМ! Как он и надеялся, Пендергаст потратил свой последний патрон, выстрелив вслепую через дверь. Теперь добыча была безоружной — за исключением ножа. Он посмотрел на часы: осталось восемь минут до того, как д’Агосту разметает на куски взрывом.

Это была незабываемая охота, но она подходила к концу.

— Пендергаст? — окликнул Озмиан, не спеша открыть дверь. — Мне жаль, что вы впустую потратили свой последний патрон.

Тишина.

Без сомнения, агент ждал его с ножом в руке, как тот лев, затаившийся в зарослях мопане и готовый к своему последнему отчаянному прыжку.

Он ждал.

— А часики тикают. Осталось всего шесть минут до того, как вашего друга разорвет на кусочки.

Теперь Пендергаст заговорил. Его голос срывался и дрожал.

— Войди и сразись вместо того, чтобы прятаться там, за дверью, ты, трус!

Со вздохом, но, не снижая бдительности, Озмиан поднял пистолет и перехватил фонарик левой рукой так, чтобы тот указывал туда, куда целился пистолет. Затем одним свирепым ударом он толкнул дверь, и та с хлопком отворилась внутрь. Он обвел комнату взглядом всего за секунду, ожидая от добычи бесполезной и отчаянной ножевой атаки.

Но вместо того он услышал голос, мягко и деликатно заговоривший с ним из темноты.

— Добро пожаловать, мой смелый мальчик, в комнату счастья.

Неожиданные слова, словно нож, проникли с самую глубокую часть его мозга.

— Как ты себя сегодня чувствуешь, мой смелый мальчик? Заходи, заходи, не стесняйся. Мы все здесь друзья, мы любим тебя и мы здесь, чтобы помочь тебе.

Слова были такими невероятно знакомыми, такими гротескно странными… и, подобно землетрясению, они разрушили бункер его памяти, и оттуда, как лава, полился горячий поток воспоминаний — кипящий, раскаленный добела, образующий огненный водоворот внутри черепа, уничтожающий все на своем пути. Озмиан пошатнулся: сейчас, в таком состоянии, он едва ли мог сохранить равновесие.

— Все собравшиеся здесь доктора хотят — очень сильно хотят — помочь тебе и сделать так, чтобы ты чувствовал себя лучше. Чтобы ты мог вернуться к своей семье, снова ходить в школу, видеться со своими друзьями и жить жизнью нормального мальчика. Подходи, подходи, мой смелый мальчик, и садись на наш счастливый стульчик…

И в этот момент вспыхнул свет. Озмиан понял, что смотрит на диковинное, но странно знакомое зрелище — мягкое кожаное кресло, на ножках и подлокотниках которого, словно в ожидании, лежали расстегнутые ремни. Рядом с ним стоял поворотный металлический стол, на котором лежали специальные принадлежности: резиновая капа, резиновые палочки, пряжки и воротники, черная кожаная маска, стальная шейная скоба — все это было освещено мягким желтым светом. И над всем этим нависал пустой шлем из нержавеющей стали, словно сверкающий купол, украшенный медными ниппелями и кудрями проводов, которые вели к панели с выдвижным рычагом.

— Подходи, подходи сюда, мой смелый мальчик, и садись. Позволь хорошим докторам помочь тебе! Больно не будет, честное слово. А после ты почувствуешь себя намного лучше и намного счастливее — и ты будешь еще на шаг ближе к тому, чтобы поехать домой. А лучшее всего из этого то, что ты ничего не будешь помнить. Просто закрой глаза, подумай о доме, и все закончится — не успеешь и глазом моргнуть.

Озмиан, словно в гипнотическом трансе, закрыл глаза. Он почувствовал, как доктор что-то мягко забирает у него из руки, а затем деликатно направляет его к кожаному креслу. Послушно он занял свое место, его разум опустел. Он почувствовал, как ремни охватывают его запястья и лодыжки, почувствовал, как они затягиваются, почувствовал, как что-то перехватывает его шею, и затем на ней закрывается стальная защелка. Затем ему на лицо натянули кожаную маску. Он слышал скрип металлических суставов, когда стальной шлем опустился на его голову. Он был очень холодным, но странным образом успокаивал, Озмиан почувствовал, как доктор достает что-то из кармана на его груди, а затем послышался слабый щелчок.

— Теперь закрой глаза, мой смелый мальчик, сейчас мы начнем…

Свет на детонаторе, привязанном к Винсенту д’Агосте, сменился с красного на зеленый всего за три минуты до того, как таймер достиг двухчасовой отметки. Это было чертовски близко, и он почувствовал, как его огромное облегчение смешивается с досадой, что Пендергасту пришлось так долго играть в кошки-мышки с этим ублюдком Озмианом. За последние два часа ожидания, внимательно ловя каждый звук, он слышал несколько серий выстрелов из огромного здания больницы к югу отсюда, а еще был пугающий и внушительный грохот, сигнализирующий о частичном обвале этого здания. Беспокойство д’Агосты сильно возросло, когда Пендергаст не сумел расправиться с Озмианом в течение первых десять минут, а обрушение здания и вовсе потрясло лейтенанта до глубины души и почти довело его до отчаяния, ознаменовав, что в ночи происходит борьба эпических масштабов. Глядя на то, как утекает время, он испытывал нечеловеческий страх за свою жизнь.

Но, в конце концов, индикатор позеленел, и таймер остановился, а это означало, что Пендергаст, наконец, убил сукиного сына, взял пульт и отключил взрывное устройство. Через пять минут д’Агоста услышал, как дверь в Здание 44 открылась, и вскоре появился Пендергаст. Лейтенанта встревожил его внешний вид — весь покрытый пылью, в разорванной одежде с двумя глубокими порезами на лице, кровь из которых смешалась с грязью и уже запеклась. Он хромал.