— Рядом с компьютером мы нашли похожую статью. — Браски указал на второй лист бумаги. — Распечатка не подписана, но принадлежит перу Гроува.

— Статья для «Берлингтон мэгэзин». «Новый взгляд на „Воспитание девы“ Жоржа де ла Тура». — Пендергаст бегло просмотрел статью. — Короткая статья, здесь Гроув пересматривает свою критику, в которой назвал работу де ла Тура подделкой. — Он положил статью на стол. — В последние часы жизни Гроув изменил взгляды на многие вещи.

Пендергаст плавно переместился к перечню телефонных звонков.

— Пригодится, правда, Винсент? — сказал он, передавая д'Агосте пачку распечаток.

— Мы только утром получили ордер и сразу же сделали запрос, — пояснил Браски. — Сзади прикреплены имена, адреса и краткая характеристика каждого, кому звонил Гроув.

— Похоже, в последний день он звонил многим, — сказал д'Агоста, пробегаясь по списку.

— Многим, — подтвердил Браски, — странным людям.

Странного в списке действительно было много. По международной линии Гроув звонил в Нью-колледж, Оксфорд, на кафедру истории средних веков профессору Лэйну Монткальму. Затем по местной линии он разговаривал с Эвелин Милбэнк и Джонатаном Фредриком. Многие номера принадлежали справочным. Около двух пополуночи Гроув созванивался с Локком Баллардом, промышленником, потом с Найджелом Катфортом и только потом — много позже — Гроув вызывал отца Каппи.

— Мы планируем всех опросить, — сказал Браски. — Монткальм, кстати, один из крупнейших специалистов по средневековому сатанизму.

Пендергаст кивнул.

— Милбэнк и Фредрику Гроув звонил скорее всего, чтобы договориться насчет той самой вечеринки. Но вот зачем Гроув звонил Балларду, мы не имеем понятия. У нас даже нет свидетельств того, что они вообще встречались. Катфорт вроде как музыкальный продюсер, но данных тоже ноль, никаких следов того, что их с Гроувом пути пересекались. Однако Гроув, как ни странно, достал их домашние номера.

— А как насчет справочных? — спросил д'Агоста. — Гроув обзвонил с десяток городов.

— Очевидно, он пытался выследить некоего Бекманна. Ренье Бекманна. Тем же самым он занимался и в Интернете.

Положив на стол грязную салфетку, которую до того изучал, Пендергаст произнес:

— Отличная работа, лейтенант. Не возражаете, если и мы опросим кое-кого из этих людей?

— Пожалуйста, действуйте.

У хвастливо припаркованного напротив участка «роллс-ройса» их ожидал водитель при полной форме.

Пендергаст с д'Агостой сели в машину. Как только мощный двигатель набрал обороты, фэбээровец достал из кармана блокнот в кожаной обложке и стал делать заметки ручкой с золотым пером.

— Похоже, с подозреваемыми у нас негусто.

— Да уж, со знакомыми Гроува та же проблема.

— Морис Вильнюс наверняка отпадает сразу. Да и список оставшихся кандидатур, думаю, сократится быстро. Ладно, вот план работы на завтра. — Он вырвал листок и передал д'Агосте. — Вы поговорите с Милбэнк, Баллардом и Катфортом. Я беру на себя Вильнюса, Фоско и Монткальма. Вот удостоверения ФБР из местного отделения Южного округа Манхэттена. Предъявите, если кто-то откажется отвечать.

— Я должен искать что-то конкретное?

— Действуйте, как обычный полицейский. Боюсь, мы сейчас на той стадии, когда надо уподобиться старым легавым и ползать, вынюхивая следы. Кажется, в своих романах вы писали именно так?

— Не совсем, — криво усмехнулся д'Агоста.

Опустив газету и принюхавшись, Найджел Катфорт ощутил запах серы. А ведь это не в первый раз, подумал он, и отсюда, из уютного «баухаузовского» уголка для завтраков, он мысленно проклял обслуживающий персонал дома на Пятой авеню. Эти тупицы дважды проверяли вентиляцию и ничего не нашли. Откуда же тогда вонь?!

— Элиза! — отшвырнув газету, закричал Катфорт.

Вторая жена (ту старую кошелку, что износила себя, родив детей, Катфорт давно уже сбагрил и нашел товар посвежее) стояла в дверях, в тренировочном трико, и расчесывалась, наполняя воздух треском статического электричества.

— Опять этот запах, — пожаловался Катфорт.

— А то я не заметила.

Отбросив назад часть длинных белокурых прядей, Элиза принялась за другую. Еще совсем недавно это привело бы Катфорта в восторг, но сейчас он испытал раздражение. Как можно ежедневно тратить полчаса на то, чтобы причесаться?!

— Я выложил за квартиру пять с половиной лимонов, — сказал он, закипая от злости, — а здесь воняет, как на уроке химии! Вызови техников.

— Вообще-то телефон у тебя под рукой. — Подобные колкости были обычным делом, но Катфорт пропускал их мимо ушей. — У меня фитнес через пятнадцать минут. — Элиза тряхнула волосами. — И я уже опаздываю.

Жена вышла, и почти сразу же из чулана донесся шум — Элиза искала теннисные туфли. Немного погодя в холле загудел вызванный лифт, и Катфорт остался один. Уставившись в закрытую дверь, он напоминал себе, что сам хотел товар посвежее. Ну и получил.

Вонь как-то сразу стала сильнее, однако вызывать техников в третий раз Катфорту не улыбалось. Если бы эти придурки знали свое дело, давно бы уже прибежали и все наладили, не ждали бы, пока на них наорут. Катфорту орать надоело, а кричать за него больше некому — соседей с других этажей запах серы, казалось, не беспокоил. Побеспокоиться мог бы кто-нибудь с этажа Катфорта, но хозяева смежной квартиры еще не вселились.

Почувствовав укол тревоги, Катфорт встал. Помнится, Гроув звонил и жаловался на запах серы и еще на сотню странностей. Перед смертью старый клоп совсем сбрендил.

Так откуда же запах? Катфорт прошел в гостиную — там пахло сильнее. В библиотеке запах был гуще, но как нигде воняло у аппаратной. Принюхиваясь, словно собака, Катфорт остановился у своей сокровищницы.

Отперев дверь, он вошел и зажег свет. Здесь хранились его замечательный 64-канальный режиссерский пульт, система параллельных записывающих жестких дисков и стеллажи с акустической аппаратурой. На концерте в Алтамонте Мик Джаггер разбил о сцену прославленный «телекастер» Кейта Ричардса 1950 года — и вот, пожалуйста, гитара согревает душу коллекционера, заключенная в стеклянный шкаф на дальней стене. А рядом с ней буреют пятна кофе и дразнят глаз пошловатые карикатурки на полях нотных листов со словами песни «Imagine». Дура Элиза додумалась сравнить одно из величайших собраний реликвий рока с «Планетой Голливуд»!.. В этой комнате с допотопной 4-дорожечной демозаписи, доставленной из Цинциннати, впервые зазвучали «Сабербан лаунмуверз». Здесь Катфорт открыл «Брилло-Пи» и «Рэппа Джоули», и ему никогда не забыть то особое чувство, что волной вздымалось по позвоночнику. Это был дар, который помогал раскрыть перспективные группы. Что это за талант и как он работает, Катфорта не интересовало. Главное, денежки капали.

«Планета Голливуд», значит? Шла бы ты, милая, знаешь куда…

Следуя призрачной тропкой запаха, Катфорт уперся в окно из листового стекла. Что ж, значит, пахнет из студии. Толкнув тяжелую звуконепроницаемую дверь, он словно бы окунулся в маслянистый туман. Здесь воняло даже хуже, чем серой — будто кто-то жарким полднем пас тут свиней, подливая им на бока жирной грязи.

Тут не техники нужны, а пожарные, решил Катфорт, оглядывая оборудование: пианино «Безендорфер», микрофоны «Ньюманн», акустические кабины, звукопоглощающее покрытие стен. Тлеет проводка? Нет, вроде все цело.

К гневу вдруг примешался страх: а если в квартиру забрался домушник? Впрочем, ободрил себя Катфорт, когда работаешь с бандитами, которые избрали путь пороха и свинца вместо языка дипломатии, это чему-то да учит. Ни один даже самый хитрозадый воришка не обойдет его систему безопасности. Убедившись, что записывающая аппаратура выключена, Катфорт провел рукой по набору кнопок, рычажков и спящих глаз светодиодов. И тут заметил белеющий в дальнем углу предмет, похожий на кусок дерева. Подобрав его, Катфорт понял, что это — зуб, смахивающий на кабаний клык, все еще влажный, с кровью и кусочком хряща на корне.