— Дел, — поправил Пендергаст. — В общей сложности погибло уже четырнадцать человек.

— Мистер Озмиан может позволить себе не беспокоиться о других смертях. Если только речь не о смертях людей, которые каким-либо образом могут помочь раскрыть убийство его дочери.

Пендергаст медленно откинулся на спинку стула.

— В таком случае, общественности может быть интересно, что мистер Озмиан отказывается сотрудничать со следствием.

Теперь настал черед Уайлмана откинуться на спинку кресла, в то время как на его бледном лице сверкнула снисходительная улыбка.

— Имя мистера Озмиана в течение многих лет выставлялось перед публикой в, скажем так, нелестном свете, — адвокат сделал многозначительную паузу. — Позвольте сказать вам прямо — заранее прошу меня простить за вульгарность — но мистеру Озмиану плевать с высокой колокольни на то, что думает общественность. В настоящее время у него только две проблемы: управление компанией и поимка убийцы его дочери.

Поразмыслив над этим, Пендергаст понял, что адвокат сказал ему правду: как царь Митридат, который принимал все больше доз яда, пока не перестал быть восприимчив к его воздействию, Озмиан все меньше заботился о своей репутации. Это сделало его обычные методы угроз и сопутствующего шантажа неэффективными.

Жаль.

Но он не собирался отступать. Агент постучал по нагрудному карману своего пиджака, который на самом деле был пуст, с выражением предельного спокойствия.

— Как бы то ни было, недавно мы совершили незначительный прорыв, и ФБР хотело бы поделиться им с мистером Озмианом. Он не только найдет это интересным, но и сумеет предоставить информацию, которая позволит нам продолжить расследование в более быстром темпе. В настоящее время это открытие является конфиденциальным, поэтому я не стал упоминать о нем раньше. Посему я попросил бы вас сразу же забыть о его упоминании, как только вы снова попросите мистера Озмиана об аудиенции для меня.

Примерно пару секунд они оценивающе смотрели друг на друга. А затем едва заметная улыбка снова возникла на лице адвоката.

— Потрясающая новость, агент Пендергаст! Если вы просто дадите мне описание того, что вы прячете в своем кармане, я немедленно сообщу об этом мистеру Озмиану. И я не сомневаюсь, что, если прорыв и впрямь столь многообещающий, он не преминет тотчас же с вами встретиться.

— Протокол требует, чтобы я передал информацию лично, — ответил Пендергаст.

— Конечно-конечно. После того, как я передам ему описание.

Комната погрузилась в тишину. Через мгновение Пендергаст убрал руку от кармана пиджака и встал.

— Простите, но эта информация доступна только для самого мистера Озмиана.

При этом улыбка адвоката — или, скорее, ухмылка — сделалась немного шире.

— Разумеется, — кивнул он, тоже поднимаясь. — Когда у вас будет судебное постановление, можете показать ему, все, что пожелаете. А сейчас могу я проводить вас до лифта?

Не говоря больше ни слова, Пендергаст последовал за адвокатом прочь из его кабинета, после чего они прошествовали через огромное помещение с высокими потолками, по которому эхом разносились их шаги, направляясь в сторону дверей лифта.

«Тюильри» — ресторан, отмеченный тремя звездами Мишлен — располагался в тихом жилом квартале Ист-Сикстис, недалеко от Мэдисон-Авеню. Этим вечером накануне Нового года в зале было людно, и дела у владельца ресторана шли довольно оживленно. «Тюильри» был одним из редчайших экземпляров французских ресторанов старого стиля в Нью-Йорке — все здесь было отделано темным деревом и патинированной кожей. Зал представлял собой полдюжины отдельных комнат, больше напоминавших элегантные уютные закутки, заставленные диванчиками, которые прятались от любопытных глаз в укромных уголках, украшенных масляными полотнами в тяжелых позолоченных рамах. Всюду сновало множество официантов и прочих представителей обслуживающего персонала — помещение буквально кишело ими, как травматологическое отделение больниц кишит медицинскими работниками. Официанты бросали на гостей обворожительно-заискивающие улыбки и были всегда приветливы и милы.

Здесь полдюжины мужчин в одинаковых накрахмаленных белых рубашках по первому зову многоуважаемого гостя почти одновременно срывали серебряные колпаки с тарелок, расставленных по периметру большого стола. Они действовали с точностью вышколенных солдат на парадной площади, когда демонстрировали изысканные блюда, скрытые под ними. Вот, старший официант представил на суд гостя прекрасное филе дуврской камбалы, которое доставили из Англии аккурат этим утром. В другой комнате официант умело раскладывал анчоусы, каперсы и яйца в миску Salade Niçoise à la Cap Ferrat[877] под пристальным надзором шеф-повара.

В дальнем углу, в одной из уединенных комнат «Тюильри», практически полностью скрытые в недрах богато обставленного банкетного зала, на багровых диванчиках сидели заместитель исполнительного директора ФБР Лонгстрит и специальный агент Пендергаст. Они только что покончили с закусками — Лонгстрит расправился с Escargots à la Bourguignonne[878], а Пендергаст с паштетом и фуа-гра. Сомелье вернулся со второй шестисотдолларовой бутылкой «Мутона Ротшильда» урожая 1996 года — первую дегустировал Лонгстрит, и отослал ее, объявив, что вино отдает пробкой. Теперь принесли вторую, и Лонгстрит бросил на Пендергаста изучающий взгляд.

Лонгстрит всегда позиционировал себя гурманом и ужинал во многих лучших ресторанах Парижа, когда это позволяли средства и время. В подобных местах ему было почти так же комфортно, как дома, на собственной кухне. Он отметил, что Пендергаст тоже чувствовал себя здесь весьма раскованно. Просматривая меню, его друг задал официанту несколько уточняющих вопросов о нюансах блюд. Любовь к французской кухне и вину была тем, что Лонгстрит и Пендергаст разделяли почти с момента их знакомства, однако Лонгстрит был вынужден признать, что, несмотря на их совместную службу в подразделении спецназа, кроме гастрономических пристрастий он не знал о своем спутнике практически ничего.

Директор принял бокал с небольшим количеством налитого в него довольно молодого вина первого урожая, который предложил ему сомелье, после чего — предварительно покрутив и изучив цвет и вязкость напитка — он сделал глоток и как всегда замер, чтобы уловить все нотки вкуса. Следом он сделал второй, более объемный глоток. Наконец, он поставил бокал, и кивнул сомелье, который ушел, чтобы декантировать бутылку. После того, как он снова вернулся, чтобы наполнить их бокалы, появился официант. Лонгстрит заказал телячьи мозги, обжаренные в соусе Кальвадос. Пендергаст, в свою очередь, остановил свой выбор на Pigeon et Légumes Grillés Rabasse au Provençal[879]. Официант поблагодарил их за заказ и снова исчез в тускло освещенном уютном зале.

Лонгстрит одобрительно кивнул.

— Превосходный выбор.

— Никогда не мог устоять перед трюфелями. Дорогостоящая привычка, но от нее крайне сложно избавиться.

Лонгстрит сделал более долгий, более вдумчивый глоток вина.

— Эти убийства продолжают терроризировать город, и к тому же они вызвали широкий резонанс во всех слоях общества: среди богатых — потому что они чувствуют себя потенциальными мишенями, и среди рядовых горожан — потому что они ощущают вину, смешанную с трепетом торжества справедливости, из-за того, что сильные мира сего получают по заслугам.

— Так и есть.

— Не хотел бы я в это время оказаться на месте твоего приятеля д’Агосты. Сейчас в полицейском управлении царит сущий ад. Мы, к слову, тоже оказались частично накрыты этой волной.

— Имеешь в виду поведенческий профиль?