Казалось, прошла целая вечность, прежде чем, пыхтя и отдуваясь, он вытянул лифт. Три слоя одежды промокли от пота. Он немного передохнул и оглянулся. Никого.
Затем переключил внимание на лифт. Забрался внутрь. Трудно было уместить длинные ноги в узком пространстве. Закрыл панель.
Полная темнота.
Сидя в лифте с подтянутыми к ушам коленями, Смитбек понял, что спустить устройство не так-то просто. Затем сообразил, что упираясь руками в переднюю стенку и надавливая на пол, он может заставить лифт двигаться вниз, дюйм за дюймом. Работа была изнурительной, слепой, потной, однако прошло несколько минут, и он почувствовал, что руки касаются стальной рамы другой панели. Он добрался до первого этажа и, стало быть, до кухни.
Хотелось тут же выбраться из душной клетки, но он подождал минуту, прислушался. Ничего не услыхав, открыл панель.
В кухне никого не было. Единственный свет исходил от алых лампочек запасного выхода.
Смитбек вылез, расправил затекшие ноги и огляделся. Посмотрел на дверь, ведущую в подвал.
Его охватило волнение. Ничто теперь его не остановит. В Ривер Оукс могут заточить безвольных психов, подобных Роджеру Фрокмортону, но не таких людей, как Уильям Смитбек.
Кухня являла собой странное смешение старого и нового. Почерневший от сажи очаг и огромные профессиональные миксеры из нержавеющей стали; свешивающиеся с потолка длинные связки чеснока, перца и пряных трав. Шеф-поваром служил здесь выходец из Бретани. Блестящие ряды кухонной посуды на гранитных столешницах; в шкафах из стекла и стали заперты десятки разделочных немецких ножей высшего качества.
Но глаза Смитбека были устремлены лишь на тяжелую деревянную дверь, находившуюся в противоположном от него углу. Он быстро подошел к ней и отпер замок. Каменная лестница уходила в темный колодец.
Смитбек начал осторожно спускаться, стараясь не поскользнуться на липких ступенях. Дверь после себя запер, оставив позади бледно-красные огоньки запасного выхода. Лестница погрузила его в полную темноту. Спускался он крайне осторожно, считая ступеньки.
На двадцать четвертой ступени добрался до дна.
Остановился, чтобы осмотреться. Видеть, однако, было нечего: кромешная темнота. Пахло плесенью и сыростью. Только сейчас подумал, что ему надо было раздобыть фонарик и навести справки о планировке подвала, чтобы знать, в какой стороне находится погрузочная платформа. Может, лучше отложить попытку побега на день-другой, вернуться в свою комнату и пойти в другой раз…
Смитбек отогнал от себя эти мысли. На попятную идти уже поздно. К тому же ему не удастся поднять в столовую лифт. На карту, кроме того, поставлена его работа. И он хотел, страшно хотел поговорить с Норой. До прихода продуктового фургона осталось три часа — чтобы найти дорогу, этого более чем достаточно.
Стараясь успокоиться, сделал глубокий вдох и еще один: надо подавить в себе страх. Затем, вытянув перед собой руки, начал медленно переставлять ноги — сначала одну, потом другую. Сделав с десяток шагов, наткнулся на кирпичную стену. Повернулся направо и снова пошел, в этот раз чуть быстрее, держась рукой за стену.
Послышался какой-то звук. Смитбек понял, что это бегают и визжат крысы.
Нога его неожиданно наступила на что-то — низкое, тяжелое и неподвижное. Он начал падать и лишь в последнюю минуту удержался и не растянулся на полу. Выпрямился, выругавшись, потер икру и снова двинулся вперед, ощупывая рукой стену. Какой-то выступ преградил ему дорогу. Он осторожно обошел его и продолжил путь. Крысиный писк затихал, должно быть, животные разбегались при его приближении.
Слева от него стена вдруг закончилась. Он снова потерял ориентировку.
Это какое-то сумасшествие. Надо было раньше обо всем хорошенько подумать.
Мысленно прикинул, что ему известно о планировке особняка. Вспомнив изгибы и повороты верхних этажей, подумал, что тыльная часть дома должна быть слева от него.
Когда повернул, увидел на расстоянии слабое мерцание. Это был тоненький лучик среди кромешной тьмы, но он кинулся к нему с порывистостью тонущего человека, увидевшего твердую почву. Он шел, а огонек отступал, словно мираж. Пол то поднимался, то снова опускался. Когда, наконец, подошел ближе, увидел, что огонек находится на уровне глаз. Это был маленький зеленый дисплей, прикрепленный к автомату вроде термостата. Огоньки слабо освещали странную комнату с крестовыми известняковыми сводами. В ней находилось с полдюжины бойлеров из полированной латуни и меди. Изготовлены они были не позже середины девятнадцатого века, а потом их модифицировали и разноцветными проводами подсоединили к термостату. Бойлеры шипели и ворчали, словно бы ритмично похрапывая вместе с домом, который согревали.
Снова завозились и завизжали крысы, перекрывая шум бойлеров.
Вдруг по каменному полу явственно застучали каблуки.
Смитбек круто обернулся.
— Кто тут? — вскричал он.
Своды и бойлеры откликнулись эхом.
— Кто здесь? — крикнул Смитбек чуть громче. Медленно отступил назад. Он слышал лишь громкий стук собственного сердца.
Глава 31
Марго внесла в статью последнее исправление и отложила корректуру в сторону. Возможно, я единственный редактор в стране, который работает с готовым для набора текстом, подумала она. Со вздохом откинулась на спинку стула, взглянула на часы: ровно два. Зевнула, потянулась — старый дубовый стул, протестуя, крякнул.
Редакция «Музееведения» помещалась в душных мансардных комнатах западного крыла музея. Днем в грязное окно заглядывал свет, но сейчас это был черный прямоугольник, и комнату скудно освещала викторианская лампа. Казалось, словно металлический гриб, она выросла прямо из стола.
Марго вложила исправленные листы в папку и написала короткую записку менеджеру журнала. Корректуру занесет по пути в типографию. Журнал рано утром отдадут в печать. К полудню пробные оттиски разнесут директору музея, заместителю по научной части, Мензису и другим руководителям.
Она невольно вздрогнула, на мгновение усомнившись в себе. Следовало ли ей выходить на тропу войны? Она была рада вновь оказаться в музее, думала, что проработает здесь до конца своих дней. Так зачем самой все портить?
Марго покачала головой. Слишком поздно, к тому же она считала, что должна это сделать. Мензис выступил на ее стороне, так что вряд ли ее посмеют уволить.
Она спустилась по металлическим ступеням и вошла в огромный коридор пятого этажа. Коридор растянулся на четыре городских квартала и был самым длинным в Нью-Йорке. Каблуки цокали по мраморному полу. Остановилась наконец у лифта, нажала на кнопку. В глубинах здания заурчало — кабина шла наверх. Через минуту двери раздвинулись.
Марго вошла и нажала кнопку второго этажа. Ей очень нравился некогда элегантный лифт с медной решеткой девятнадцатого века, старинными панелями из клена разновидности «птичий глаз». Со временем его сильно поцарапали. Лифт кряхтел и стонал всю дорогу, потом дернулся и остановился, с грохотом отворив двери. Марго пошла по старым, знакомым музейным залам — «Африка», «Азиатские птицы», «Раковины», «Трилобитовая пещера». Освещение в витринах было отключено, и выставленные в них экспонаты выглядели зловеще.
Марго постояла в темноте. На нее чуть было не нахлынули воспоминания об ужасной ночи семилетней давности. Усилием воли она их отбросила и ускорила шаг. Подошла к двери типографии. Опустила в щель корректуру, повернулась и пошла обратно по пустынным галереям. Каждый шаг отдавался эхом.
На площадке второго этажа она остановилась. Когда Марго говорила с вождем племени тано, он сказал ей, что, если маски все-таки выставят, они должны смотреть в правильном направлении. Каждая из четырех масок обладала духом определенной направленности, поэтому необходимо, чтобы они смотрели, куда им положено. Если их повесят не так, мир низвергнется в хаос. Во всяком случае, тано свято в это верили. Более вероятным будет то, что музею предъявят новые претензии, а этого Марго хотела избежать. Она передала полученную ею информацию Эштону, но тот был загружен и невнимателен, и Марго слабо верила в то, что он сделает все, как надо.