Затем все изменилось. На пике славы магистр стал нервным, подозрительным, странным. Он часто болел, запирался у себя в комнате и подпрыгивал на месте при малейшем звуке. Он худел, а глаза его были "аки велики запавши очи тельца, приведенного на убой". Он велел обить двери своей комнаты железом и поставить медные замки.
Однажды утром, когда магистр не вышел завтракать, студенты отправились к его келье. Дверь оказалась заперта, а до горячей ручки нельзя было дотронуться. Пахло фосфором и серой.
Только с большим трудом студенты смогли вломиться. Они застали ужасное зрелище: полностью одетый Джеффри, магистр Кентский, нашелся на деревянном ложе, словно готовый к погребению. На теле не было ни порезов, ни переломов, ни синяков. Однако сердце магистра лежало рядом, частично обгоревшее. Говорят, оно билось, пока его не окропили святой водой, и тогда оно взорвалось. В детали вдаваться, пожалуй, не стоит.
Констанс отпила чаю, поставила чашку на место и улыбнулась.
— А в тексте описывается сам вызов Князя тьмы? — спросил Пендергаст.
— Вызывающий демонов вставал в центр круга диаметром в девять футов, который чертил на полу ритуальным ножом артаме. Нередко в большой круг вписывались окружности поменьше или даже пентакль. Но прежде всего необходимо было помнить, что нельзя выходить за пределы круга — только так вызывающий мог защититься от демона.
— А что происходило, когда являлись демоны?
— Составлялся договор. В обмен на бессмертную душу обычно требовали здоровье, богатство, знания. Прототипом историй, особенно их конца, разумеется, служит «Фауст».
Пендергаст ободряюще кивнул, и Констанс продолжила:
— Заключив договор с дьяволом, Фауст получил все, в чем так нуждался: силу — земную и неземную, а в придачу кое-что еще: доктор постоянно жаловался, будто за ним следят глаза со стены, что его преследует звук, очень странный, похожий на скрежет зубов. И несмотря на то что у Фауста было все, что только мог пожелать смертный, он не знал покоя. В конце концов, когда срок договора стал истекать, он взялся за Библию — читал ее и во весь голос каялся. Последние дни он провел в компании собутыльников, обливаясь слезами, причитая и умоляя небо замедлить ход времени.
— «О lente, lente, curritie noctis equi»[58], — тихо, нараспев произнес Пендергаст.
— Кристофер Марло, — немедленно подхватила Констанс, — «Доктор Фауст», акт пятый, сцена вторая. — И продекламировала:
Светила движутся, несется время;
Пробьют часы, придет за мною дьявол,
По лицу Пендергаста пробежала улыбка.
— По легенде, после полуночи из комнаты Фауста раздались ужасные вопли. Никто из гостей не решился войти и проверить, но утром комната напоминала скотобойню: стены были забрызганы кровью. В углу отыскалось глазное яблоко, а на одной из стен висел размозженный череп. Прочие останки нашлись в аллее, в куче конского навоза. Рассказывали, будто… — Девушка прервалась, когда в дверь постучали.
— А вот и сержант д'Агоста. — Пендергаст взглянул на часы. — Войдите, — сказал он уже громче.
Дверь медленно открылась, и в комнату вошел Винсент д'Агоста — грязный, в порванной униформе, исцарапанный, весь в крови.
— Винсент! — Пендергаст резко встал.
Глава 16
Д'Агоста рухнул в кресло словно подкошенный. Казалось, его естество разделилось надвое: первая половина уже онемела, а вторая пульсировала болью.
Так, значит, вот где поселился Пендергаст — в темном холодном особняке, похожем на дом с привидениями. И как он только променял свой домище в Вест-Сайде на этот музей, уставленный чучелами и скелетами животных!.. Среди комнат, увешанных полками со всяческой хренью, библиотека — с огнем в камине и мягкими креслами — напоминала оазис.
У Пендергаста определенно вертелось на языке энное количество вопросов, но д'Агосту больше заботили собственные болячки.
— У вас такой вид, будто вы удрали из лап самого дьявола, — заметил Пендергаст.
— Вы не далеки от истины.
— Хереса?
— А холодного пива не найдется?
Оскорбленный в лучших чувствах, Пендергаст предложил:
— «Пилзнер» подойдет?
— Сгодится любое.
Оказалось, в библиотеке был еще кое-кто — девушка в платье цвета лососины поднялась из кресла и вышла. Вскоре она вернулась, неся на подносе бокал пива. Благодарно мыча, д'Агоста принялся пить.
— Спасибо… э-э…
— Констанс, — мягко подсказала девушка.
— Констанс Грин, — уточнил Пендергаст. — Моя подопечная. А это сержант Винсент д'Агоста, мое доверенное лицо. Он помогает мне в этом деле.
Д'Агоста глянул на Пендергаста. Какая еще, к черту, подопечная?! Присмотревшись, он нашел, что в девушке нет ничего особенного, однако этим она и была красива — привлекала простотой внешности, блеклостью черт. Из-под кружевного переда пуритански скромного платья проступали упругие груди, глядя на которые, д'Агоста ощутил отнюдь не скромный — и далеко не пуританский — позыв в чреслах. Одежду девушка носила старинную, но выглядела не старше, чем на двадцать. И только глаза — выразительные фиалковые глаза — не позволяли назвать юную леди ребенком. Не позволяли никак.
— Рад познакомиться. — Выпрямившись, д'Агоста поморщился.
— Где болит? — спросил Пендергаст.
— Да почти везде. — Он сделал еще один затяжной глоток.
— Расскажите, что случилось.
— Начну с начала. — Д'Агоста отставил бокал. — Первой я опросил леди Милбэнк. С ней вышел полный облом, она только и говорила, что о своем новом изумрудном ожерелье. С Катфортом дело обстояло не лучше: он изворачивался, пытаясь объяснить, зачем Гроув ему звонил, а на прямые вопросы если и отвечал, то уклончиво. Последним я зашел к Балларду в атлетический клуб. Так вот он заявил, будто Гроува знает едва-едва и вообще не помнит, о чем они разговаривали. Мол, понятия не имеет, где Гроув раздобыл его номер… Короче, клиент врет, краснеет и, главное, не пытается этого скрыть.
— Занятно.
— Да, руки так и чешутся с ним поработать. С этим здоровым, уродливым му… — Д'Агоста оглянулся на девушку, — мужчиной. По сути, он меня продинамил. Я ушел, перекусил в баре «У Маллина». По пути несколько раз мне на глаза попадался золотистый «шевроле-импала». Затем на метро я добрался до Девяносто шестой улицы, оттуда — пешком до Риверсайд. А на Сто тридцатой снова появился «шевроле».
— Вы шли на север или на юг?
— На север, — не совсем понимая, к чему клонит напарник, ответил д'Агоста.
Пендергаст кивнул.
— Я просек, — продолжил сержант, — что намечается заварушка, и побежал в Риверсайдский парк. Из машины вылезли двое парней с пистолетами. Метко били, ничего не скажешь — с лазерными-то прицелами. Я драпал от них через весь парк, потом выбежал к Вест-Сайдскому шоссе и наткнулся там, внизу, на забор. Думал, конец. Но тут смотрю, ярдах в пятидесяти — разбитая машина, прошла сквозь забор да так и осталась гнить. На шоссе я оторвался, поймал тачку, и меня подбросили до следующего выхода. Такси не нашел, плелся пешком назад через тридцать кварталов. Все ждал, когда появится «импала». Представьте себе, идешь в тени, боишься выйти на свет, и вдруг становится тихо…
Пендергаст снова кивнул.
— Получается, пока один вел машину, второй спустился за вами в метро. Потом они соединились, чтобы отрезать вам путь.
— Я тоже так подумал. Старый трюк.
— Вы стреляли в ответ?
— Ага, но пользы…
— Куда же делась ваша хваленая меткость?
— Ну, — д'Агоста отвел взгляд, — глаз чуть замылился.
— Вопрос в том, кто подослал убийц.
— Они появились чертовски скоро после того, как я тряхнул Балларда.