Уокси бросил победный взгляд на д’Агосту и спросил:

— А как ты поступил с парнем в Замке Бельведер? Расскажи нам о Нике Биттермане.

— С этим мы крепко схватились. Сукин сын меня не уважал. Проклятый лицемер. Он был моим недругом.

— Недругом? — переспросил д’Агоста.

— Князем недругов! — театрально прокричал арестант.

— Понимаю, — вдруг сочувственно кивнул Пендергаст. — Вы считаете своим долгом сражаться с силами тьмы, да?

— Да-да! — энергично закивал арестованный.

— При помощи своей электрической кожи?

Арестант замер.

— И своего сверкающего взора? — продолжал Пендергаст.

Он оттолкнулся от дверей и шагнул вперед, внимательно глядя в глаза подозреваемого.

— Кто вы? — прошептал Джеффри, не сводя глаз с Пендергаста.

Пендергаст ответил не сразу. Он сделал еще шаг и, вперясь в Джеффри, произнес:

— Кит Смарт.

Краска мгновенно отхлынула от лица арестованного. Он взирал на Пендергаста, беззвучно шевеля губами. Затем с громким воплем откинулся назад. Толчок был таким сильным, что стул упал на пол. Хейворд и оба полицейских в форме бросились вперед, чтобы удержать бьющееся в конвульсиях тело.

— Боже мой, Пендергаст. Что вы ему сказали? — спросил Уокси, поднимаясь со стула.

— Видимо, то, что требовалось, — ответил агент ФБР и, взглянув на Хейворд, добавил: — Прошу вас, сержант, постарайтесь успокоить его. Думаю, что с этого момента его дело может вести капитан Уокси.

— Итак, кто же он, этот парень? — спросил д’Агоста, когда лифт пошел вверх, в отдел расследования убийств.

— Его имени я не знаю, — ответил Пендергаст, разглаживая на груди галстук. — Но он не Джеффри и не тот человек, которого мы разыскиваем.

— Скажите это капитану Уокси.

— То, чему мы были свидетелями, лейтенант, — почти с нежностью глядя на д’Агосту, сказал Пендергаст, — классический случай параноидальной шизофрении, отягощенной раздвоением личности. Вы заметили, как он становился то одной личностью, то другой. Одна из них — крутой парень, впрочем, выглядевший крайне неубедительно. Вторая — и, без сомнения, более опасная — это убийца. Вы слышали его слова: «Во-вторых, стал шипеть на меня подобно змее, приползшей из Египта»? А еще: «О, Джеффри, кот-херувим. Трепещите, когда он выходит на охоту».

— Конечно, слышал. Парень заговорил так, словно кто-то только что вручил ему скрижали с десятью заповедями или что-то вроде того.

— Что-то вроде того. Вы правы, его речь по структуре и ритмике стала походить на литературный язык. Я это тоже заметил. А заметив, понял, что он цитирует поэму Кристофера Смарта под названием «Торжествующий Агнец».

— Никогда о таком не слышал.

— Это малоизвестный труд малоизвестного автора, — с легкой улыбкой пояснил Пендергаст. — Однако в ней очень мощно проявляются своеобразные прозрения. Вам стоит ее прочитать. Смарт написал эту поэму, будучи полусумасшедшим и находясь в долговой тюрьме. Как бы то ни было, там имеется обширный пассаж, посвященный его коту по кличке Джофруа. Смарт считает Джофруа своего рода небесным созданием, претерпевшим физическую трансформацию.

— Охотно верю, коли вы так утверждаете. Но какое отношение это все имеет к нашему разговорчивому арестанту?

— Совершенно очевидно, что несчастный отождествляет себя с котом из поэмы.

— С котом? — не веря своим ушам, переспросил д’Агоста.

— Почему бы и нет? Ведь Кит Смарт — подлинный Кит Смарт — определенно так и делал. Кот — исключительно мощный образ метаморфозы. Не сомневаюсь, что бедняга, с которым мы только что встречались, прежде чем впал в безумие, был научным работником или поэтом-неудачником. Да, он действительно убил одного человека — но только тогда, когда их пути пересеклись в неудачный момент. Что же касается остального… — Пендергаст махнул рукой, — …то оно говорит о том, что бедняга не является нашей целью.

— То же говорят и фотографии, — кивнул д’Агоста.

— Всем следователям было известно, что убийца обычно не может отвести взгляда от фотографий своих жертв или артефактов, связанных с преступлением. Насколько мог заметить лейтенант, Джеффри даже ни разу не взглянул в сторону снимков.

— Именно. — Двери лифта с шелестом открылись, и они направились через суету отдела к кабинету д’Агосты. — Это же подтверждается и тем, что убийство, судя по описанию Уокси, не имеет ничего общего с теми молниеносными атаками, жертвой которых становились все остальные. Так или иначе, но когда я определил существование невротической идентификации Джеффри с персонажем поэмы, вытащить его безумие на поверхность не составило никакого труда.

Пендергаст закрыл за собой дверь кабинета и подождал, пока д’Агоста займет свое место за столом.

— Но оставим в прошлом этот неприятный эпизод, — сказал агент ФБР. — Удалось ли извлечь что-нибудь полезное из перекрестной сверки, которую я предложил провести?

— Я получил результаты только сегодня утром, — ответил д’Агоста, постукивая ногтем по увесистой стопке компьютерных распечаток. — Давайте взглянем. Итак, восемьдесят пять процентов всех жертв — мужчины. Девяносто два процента жили на Манхэттене — некоторые из них временно.

— Меня больше всего интересует, что характерно для всех жертв, — сказал Пендергаст.

— Усек. — После небольшой паузы д’Агоста продолжил: — Все фамилии начинались с букв, отличных от И, С, Ю, Икс и Зэт.

Губы Пендергаста слегка изогнулись, что при желании можно было принять за подобие улыбки.

— Все были старше двенадцати и моложе пятидесяти шести. Ни одна из жертв не появилась на свет в ноябре.

— Продолжайте.

— Кажется, все. — Д’Агоста быстро пробежал взглядом еще несколько страниц. — Нет, еще кое-что. Мы прогнали список через базу данных серийных убийств. Единственная общая черта заключается в том, что ни одно из убийств не совершалось в полнолуние.

— Неужели? — Пендергаст приподнялся со стула. — Это, пожалуй, стоит запомнить. Что еще?

— Все.

— Благодарю вас. — Агент ФБР снова сел на стул и продолжил: — Все это, Винсент, не более чем крупицы золота. Нам нужна информация. Нужны факты. И именно поэтому я больше не имею права ждать.

Д’Агоста вопросительно посмотрел на него:

— Надеюсь, вы не собираетесь снова под землю?

— Разумеется, собираюсь. Если капитан Уокси станет настаивать на том, что этот человек — убийца, все дополнительные патрули будут отозваны. Бдительность резко снизится. Создадутся условия, существенно облегчающие дальнейшие убийства.

— И куда же вы отправляетесь?

— На Чердак дьявола.

— Да бросьте вы, Пендергаст, — фыркнул д’Агоста. — Вам даже неизвестно, существует ли этот чердак на самом деле, не говоря уж о том, как туда добраться. У вас нет никакой информации, кроме слов того психа.

— В данном случае я считаю, что на слова Мефисто вполне можно положиться, — ответил Пендергаст. — Однако я располагаю сведениями более надежными, чем его слова. Мне удалось побеседовать с Алом Даймондом, городским инженером. Он разъяснил, что так называемый Чердак дьявола есть не что иное, как серия тоннелей, сооруженных на рубеже веков богатейшими семьями Нью-Йорка. Тоннели были призваны служить частными железнодорожными линиями, но через несколько лет эксплуатации оказались заброшенными. Я сумел реконструировать приблизительную схему их расположения. — Взяв со стола маркер, Пендергаст подошел к знаменитой карте с булавками, установил кончик маркера на пересечении Сорок пятой улицы и Парк-авеню и провел линию через Пятую авеню к Площади Великой армии и далее по диагонали через парк к середине Западной улицы Центрального парка. Закончив чертежные работы, спецагент отступил на шаг и горделиво взглянул на д’Агосту.

Д’Агоста молча смотрел на карту. За исключением нескольких точек все красные и белые булавки расположились вдоль линий, начертанных Пендергастом.

— Ни хрена себе! — выдохнул он.

— Весьма точное выражение, — заметил Пендергаст. — Даймонд также сообщил, что входы в тоннели к северу и югу от парка замурованы. Так что придется пробираться под парком.