— Неужели так скоро? — Том выглядел потрясенным.
— Да! Спокойной ночи, Том.
Она вышла из комнаты со слезами на глазах. Какая досада, что она, всегда знавшая, чем и как прельстить поклонника, должна вести себя так неловко с любимым мужчиной. А это была любовь, она не сомневалась. Совершенно другая, не такая, как к Генриху. Господи, только бы Тома не отвратила ее скованность! Это была последняя мысль Екатерины, прежде чем она уснула.
Через несколько дней Джейн сообщила ей, что Том заболел.
— Нашего друга сильно лихорадит, и ему велено оставаться в своей комнате.
Екатерине хотелось пойти к нему, застращать докторов и сделать все возможное, чтобы он поправился. Вдруг Том умрет? Она тогда, наверное, тоже зачахнет с горя.
Все, что она могла сделать, — это послать к любимому с услужливым Моррисом, ее пажом, подарки, которые было дозволено отправить занедужившему слуге: красное мясо, чтобы дать силу его крови, и свежую рыбу, полезную всем болящим. Моррис сообщил, что мистер Калпепер был очень рад подаркам и обещал наградить его.
Екатерина знала, что рискует, но не могла устоять и решила отправить Тому письмо, которое планировала спрятать в корзине с белыми хлебцами. Марать бумагу она не любила, поэтому принялась диктовать всегда готовой услужить Джейн то, что хотела сказать. Потом, не желая упускать прекрасной возможности ясно выразить свои чувства, но при этом стремясь сохранить их в тайне от посторонних, она решила продолжить свое послание самостоятельно.
Закончив, она перечитала написанное.
Господин Калпепер,
сердечно приветствую Вас и прошу сообщить мне о своем здоровье. Мне сказали, что Вы больны. Это меня сильно беспокоит и не перестанет беспокоить, пока я не получу от Вас вестей, потому что я никогда еще не хотела ничего так сильно, как видеть Вас и говорить с Вами, что, я надеюсь, вскорости случится. Мысль сия утешает меня всякий раз, как я об этом подумаю; и когда я вспоминаю, что потом Вам придется оставить меня снова, сердце мое умирает, когда я понимаю, как несчастна моя судьба, оттого что я не могу всегда пребывать в Вашем обществе. Но я продолжаю надеяться, что Вы останетесь таким, как обещали мне, и в этой надежде тверда, прося, чтобы Вы пришли, когда миледи Рочфорд будет здесь, потому как тогда я буду иметь случай быть в Вашем распоряжении.
Спасибо, что Вы обещали сделать добро моему бедному пажу. Прошу Вас, держите его при себе, чтобы я иногда могла получать весточки от Вас. На сем прощаюсь с Вами, надеюсь на скорую встречу. Если бы Вы сейчас были рядом, то увидели бы, с каким трудом дается мне это письмо.
Навечно Ваша,
Екатерина.
Том поправился быстро, к большому облегчению для Екатерины, и она устроила вторую встречу с ним в спальне Джейн, куда хозяйка комнаты привела «их общего друга» по потайной лестнице в самый глухой час ночи, когда стало ясно, что король не придет в постель к королеве, а ее дамы спят. Как только за Томом закрылась дверь, он обнял и поцеловал Екатерину.
— Ты не представляешь, как помогло моему выздоровлению твое милое письмо, — жарко проговорил он. — Я столько раз перечитал его, что оно вот-вот рассыплется в прах. Кэтрин, ты написала все это всерьез?
— Каждое слово.
После этого ей стало легче общаться с Томом, она лучше выражала свои мысли и чувства — и то, чего не могла показать слишком явно, он дополнял более чем успешно, хотя и не проявляя неуважительности. Екатерина удивлялась их обоюдной сдержанности, особенно когда вспоминала, как свободно она отдавалась своим страстям до приезда ко двору. Один раз Том, обняв ее, осмелился положить руку ей на грудь, но она тут же убрала ее, шепнув:
— Пока нет!
Она чувствовала в нем сексуальное возбуждение, но он не протестовал и, когда прощался с ней при первых признаках зари — они проговорили несколько часов, — поцеловал ей руку и сказал:
— Обещаю, на большее я не осмелюсь.
Ей это очень понравилось.
После этого они встречались много раз, как только им удавалось устроить свидание — по большей части в комнате Джейн, но иногда и у Екатерины. Джейн всегда охраняла их и всячески поощряла, была посредницей и наперсницей. Екатерина призналась ей, как глубоко любит Тома, и та объяснила ему, что Екатерине очень трудно подобрать слова, чтобы передать силу своих чувств. Однако очень скоро у Тома не осталось сомнений в ее любви: его появление Екатерина всякий раз встречала с восторгом.
Она хорошо понимала, как сильно рискует.
— Если однажды нас поймают, пощады нам не будет, — сказала она Джейн. — Но коль скоро все останется в тайне, мне бояться нечего.
— Я никому не скажу ни слова, — клятвенно обещала Джейн.
— Знаю. — Екатерина поцеловала ее. — Если кто-нибудь спросит, что происходит, отрицай все.
Они не могли не доверять друг другу. Иногда, лежа по ночам в постели, Екатерина спрашивала себя: понимает ли она, что делает, заведя любовную интригу за спиной короля? Королеве Англии не следует вести себя так безрассудно. На ум ей часто приходила в те дни ее кузина, королева Анна. Но она так любила Тома, и ведь они не делали ничего плохого, верно? Анна совершила прелюбодеяние с несколькими мужчинами. Екатерина и Том любовниками вовсе не были, хотя оба хотели этого. Верность королю удерживала их, и страх последствий, конечно.
Утром она вновь обретала смелость, убежденная, что наслаждаться любовью обоих главных мужчин в своей жизни — это возможно. В таком настроении она посылала весточку Тому через леди Рочфорд, сообщая, что истомилась и умирает от любви к нему, или передавала какой-нибудь подарок. Часто Моррис, с которого Екатерина взяла клятву хранить тайну под угрозой увольнения, если он проболтается, приносил ей ответный дар.
В начале мая Екатерина на барке отправилась в королевскую резиденцию в Челси, чтобы проверить, все ли там готово к приезду ее падчерицы леди Елизаветы. Генрих наконец согласился, что пришло время познакомить новую королеву с его младшими детьми. Кэтрин с нетерпением ждала встречи. Елизавете было семь лет — еще дитя, и характер у нее наверняка не такой тяжелый, как у ее сестры леди Марии; к тому же она племянница Екатерины по матери.
Хорошо бы Том поехал с ней, но это невозможно. Не его дело — сопровождать королеву, если только ему не прикажет Генрих, а Генрих этого не делал. Но как приятно было бы прогуляться вместе по этим прекрасным садам, пообедать под сенью этих деревьев у реки!
Удовлетворенная тем, что лучшая посуда выставлена на видные места, мебель натерта до блеска, а постельное белье отбелено и накрахмалено до хруста, Екатерина остановилась в замке Байнарда — одном из своих поместий, полученных в приданое. Массивное белокаменное здание с высокими башнями величественно возвышалось на берегу Темзы в нескольких улицах от собора Святого Павла. Через два дня она вернулась в Челси, где ей сообщили, что Елизавета уже прибыла и гуляет по саду. Идя по гравийной дорожке в сопровождении своих дам, Екатерина увидела впереди маленькую девочку с длинными огненно-рыжими волосами и одетую в черное женщину. «Наверное, это няня Елизаветы, миссис Эстли», — заключила она. Генрих на все лады расхваливал эту даму, говоря, как она образованна и как хорошо заботится о благополучии его дочери.
Заслышав приближающиеся шаги, девочка обернулась, и Екатерина испугалась, увидев, какое старое у Елизаветы лицо. В манере этой малышки ощущалась царственная настороженность, что неудивительно, учитывая ее статус незаконнорожденной и судьбу матери. Елизавета сделала изящный реверанс, склонив голову. Екатерина собиралась взять девочку на руки и разыграть роль доброй мачехи, но инстинкт подсказал, что тискать и ласкать этого ребенка, полного собственного достоинства, не нужно. Поэтому она наклонилась с приветливой улыбкой и легонько чмокнула Елизавету в обе щеки.
