Кэтрин рассмеялась. Ей нравилось находиться в обществе этого остроумного мужчины.

— Да вы, похоже, знатнее герцогини! И мы с вами тоже кузены, насколько я понимаю.

— Но, надеюсь, не слишком близкие, — пробормотал Дерем, и в его глазах сверкнули озорные искры.

— Ну и состояния у меня нет. — Кэтрин вздохнула. — Я тоже живу милостями миледи. Так, может, мы не такая уж плохая пара! И герцогиня одобрит наш союз.

— Нам не нужно ее одобрение, чтобы наслаждаться друг другом, — сказал он, опорожнил свой стакан и шаловливо глянул на Кэтрин.

— Не понимаю, о чем вы! — со смехом произнесла она, разгоряченная вином. — По-моему, вы для меня староваты. Мне всего семнадцать.

Дерем скривился и сказал:

— А мне всего двадцать девять. Борода еще не поседела!

Он отнес их пустые тарелки на стол, а вернувшись, достал из своей сумки лютню и тетрадь с балладами. Начал тихо играть — и играл хорошо. Это была песня, сочиненная самим королем: «Если б правила любовь!», за ней последовала другая, под названием «Adieu mes amour»[140]. Как приятно было сидеть рядом с этим жизнерадостным человеком, который к тому же тебя развлекает! Музыка произвела свое действие и на остальных. Некоторые целовались, другие скрылись за занавесками или просто завалились на постели.

Дерем закончил играть и повернулся к Кэтрин:

— Вы будете моей amour, мистресс Кэтрин? — Его обаяние было столь велико, что она не колеблясь отдалась в его объятия, и он покрыл ее жаркими поцелуями.

Не успела Кэтрин опомниться, как они уже катались по кровати, не раздеваясь, в безумном порыве страсти.

— Будьте моей! — молил он.

— Нет! Слишком быстро, — возражала Кэтрин, противясь властному зову плоти. — Это будет неправильно.

— К чему ждать? Мы хотим друг друга? — Он жарко дышал ей в ухо.

— Я хочу узнать вас получше, — шепнула она.

Вместо ответа он взял ее руку, засунул себе под гульфик и с усмешкой проговорил:

— Теперь вы знаете меня лучше.

— Вы негодник, — проворчала Кэтрин, но руку не убрала, и вскоре ему уже не о чем больше было просить.

— Что вы со мной делаете? — стонал Дерем.

— То, чего вы хотели, — со смехом отвечала Кэтрин. — Не засыпайте. Другие джентльмены скоро будут уходить. Утром никого из вас здесь быть не должно.

Вокруг них уже начали шуршать одеждой собиравшиеся на выход мужчины.

Дерем сел, потом нагнулся и поцеловал Кэтрин:

— Можно мне прийти завтра?

Она кивнула:

— Мне бы этого хотелось.

Он потянулся за сумкой.

— Я буду здесь. О Кэтрин! Надеюсь, я могу вас так называть, раз мы теперь ближе познакомились?

— Да, конечно. — Она захихикала.

— Прошу вас, зовите меня Фрэнсис.

«Девушке следует быть стыдливой», — говорила себе Кэтрин, лежа в постели на следующее утро и вспоминая минувший вечер. Целомудрие похвально. Но что плохого в том, чтобы не упускать своего там, где его можно взять? Зачем отказывать себе в удовольствии, которое она может получить с Фрэнсисом Деремом? Нет, ей незачем сдерживать себя.

Была только одна проблема: Гарри. Нужно разорвать отношения с ним, и будь что будет. Нечестно и дальше держать беднягу в ложном убеждении, что она его любит.

— Я вижу, у вас новый поклонник, — сказала Мэри, когда они стояли рядом и умывались над тазами.

Кэтрин украдкой глянула на нее. Неужели она снова начнет мешаться не в свое дело?

— Мистер Дерем из хорошей семьи. Это не так уж плохо, учитывая, что у вас нет приданого.

— Он мне нравится, — призналась Кэтрин, радуясь, что Мэри не собирается препятствовать ее увлечению.

— И вы ему тоже нравитесь. Это всем видно.

— Он хочет сегодня ночью прийти снова. — Она помолчала. Гнев герцогини поутих, и Кэтрин не хотелось навлекать его на себя снова. — Мэри, вы возьмете ключ из спальни герцогини и принесете его мне? Вас она ни за что не заподозрит. Я притащу кое-какой еды с кухни, и мы скажем остальным, что у нас маленький банкет.

Мэри заговорщицки улыбнулась:

— Хорошо. Для меня это не внове.

— О, благодарю вас! — воскликнула Кэтрин и поцеловала ее.

Мэри слегка оторопела, но потом расплылась в улыбке.

— Не позволяйте ему слишком многого, — наставительно произнесла она.

— И не подумаю!

Кэтрин отвернулась, щеки у нее пылали: она вспомнила, что Гарри сказал о ней Мэри.

Около часа Кэтрин потратила на составление записки, которую Мэри должна была отнести Гарри. Она пыталась быть как можно более мягкой, но нужные слова подбирались с трудом.

«Вы были мне добрым другом, — написала Кэтрин, — но я думаю, лучше нам более не встречаться. У нас нет будущего, и то, что было между нами, прошло с моей стороны, и я думаю, с вашей тоже. Прощайте. Всего хорошего».

Она сложила листок, отдала его Мэри и стала ждать, когда разразится буря.

Вечером Малин шепнула Кэтрин, что мистер Мэнокс у привратницкой и требует встречи с ней.

— Привратник говорит, он в ужасном состоянии. О, Кэтрин, что ты наделала?

Сердце у Кэтрин упало.

— Ничего! — сердито бросила она и, собравшись с духом, быстро спустилась вниз. Гарри Кэтрин нашла рядом с домиком привратника, он взволнованно расхаживал взад-вперед.

— Что это значит? — Он сунул ей под нос скомканную записку.

— То, что там написано. Мне жаль, Гарри, но я больше не могу с вами видеться.

— Герцогиня узнала о наших встречах?

— Нет. — Кэтрин повесила голову. — Это мое решение.

— О Боже! — простонал Гарри. — Я люблю вас, Кэтрин! Пожалуйста, не делайте этого.

— Потом вы будете благодарить меня! — выпалила она и убежала обратно в дом, плача и ненавидя себя за то, что причинила ему боль. Но сказать правду было необходимо. Она больше не любит его, и он измучился бы еще больше, начни Кэтрин притворяться и длить эти обреченные на крах отношения.

В полночь пришли Фрэнсис и Эдвард Уолдгрейв. Они принесли фрукты и вино, которыми угостили всех камеристок. Джоан уехала к матери, и Эдвард вернул свое внимание Дотти Баскервиль, а Фрэнсис, сперва поцеловавшись со всеми девушками, которые были в комнате, присоединился к Кэтрин и заиграл на лютне. Хотя ее и рассердила такая вольность ухажера, он смягчил свою подругу несколькими шутками, а соприкосновение их плеч привело ее в возбуждение.

— Я хочу вас, — повторил вчерашнее признание Фрэнсис, когда они, устроившись на постели, попивали вино. — Это не шутка. Скажите, что будете моей!

Кэтрин вновь задалась вопросом: почему бы ей не завести любовника? Некоторые из здешних девушек переходили от одного кавалера к другому. Ей надоело хранить целомудрие. Возможности замужества для нее не предвиделось; все так и останется, если герцогиня не вспомнит, что надо бы наконец этим озаботиться. Почему бы ей не насладиться радостями любви здесь и сейчас? Она никого другого не захочет так, как хотела Фрэнсиса.

— Буду, — выдохнула Кэтрин и скользнула в его объятия.

— Не волнуйтесь, — тихо проговорил он ей на ухо. — Если я сотню раз делил ложе с женщиной и до сих пор не стал отцом, значит умею заводить детей, только когда мне этого хочется.

— Я тоже знаю, как женщине обращаться с мужчиной и не заиметь ребенка, пока она сама не захочет. Мне рассказала одна камеристка, — сообщила она Фрэнсису.

— Тогда не заняться ли нам любовью? — Его объятие стало крепче.

Кэтрин не колебалась:

— Конечно! Когда остальные лягут спать.

— Мы можем задвинуть занавески.

— Дайте мне допить вино. — Пусть не думает, что ей невтерпеж.

Фрэнсис покачал головой:

— Такая жестокость! — Он растянулся на постели. — Знаете, некоторые считают, что женщина не должна достигнуть оргазма прежде, чем забеременеет.

— Ерунда. Я никогда… — Кэтрин осеклась, поняв, что едва не призналась: да, она позволяла Гарри некоторые вольности.