Была весна, мир расцветал, и внутри у нее все пело. Какой вред может принести легкий флирт? Несколько поцелуев и невинных ласк? Уже два года приятельницы-камеристки совокуплялись у нее на глазах со своими ухажерами; и ни одной не пришлось пострадать из-за этого; любовные утехи скрашивали их монотонное существование. Ей что же, всегда оставаться в стороне? С завистью наблюдать за романами и любовными играми, происходящими вокруг нее?

Разумеется, она не хотела рисковать, что покроет себя позором, если вдруг забеременеет вне брака, но прекрасно видела: никто из юных леди не забеременел, что некоторое время озадачивало ее. Кэтрин хотела кого-нибудь спросить, но у нее не хватало смелости. Однако сейчас, сидя рядом с отзывчивой Дороти, она набралась храбрости и, понизив голос, поинтересовалась:

— Дороти, а как так получается, что никто из камеристок не беременеет?

Та вспыхнула и опасливо огляделась, будто проверяла, нет ли в пределах слышимости чужаков.

— Некоторые из нас не идут до конца. Некоторые идут, но есть способы предотвратить зачатие. Я не знаю точно какие, потому что делать так запрещает Церковь. Ты лучше спроси кого-нибудь другого. Джоан должна знать, хотя ты, вероятно, не получишь прямого ответа.

— Что такое? — спросила через стол Джоан Балмер. — Я, кажется, слышала свое имя?

— Мистресс Кэтрин хочет знать, как так получается, что никто из вас не беременеет.

— Думаю, ее бабушке не хотелось бы, чтобы внучка получила ответ на этот вопрос. — Джоан сильно покраснела. — И я ей ничего не скажу.

В разговор вмешалась Элис:

— Думаю, женщина имеет право знать. Мистресс Кэтрин, для этого есть несколько способов. Самый простой — когда мужчина отстраняется прежде, чем изольет свое семя, однако не все они хотят так делать или просто не могут. Прием масел мяты, руты, можжевельника и сока жимолости может помочь, а то попробуйте вставить в ваше медовое место перец, или смоченную в уксусе шерсть, или кое-какие травки. Или же мужчина зачехляет свое орудие в венерину перчатку из кожи ягненка или овечьих кишок. Таким образом вы можете получать свое удовольствие, не беспокоясь, что зачнете бастарда.

— И никто ничего не узнает, — заметила Кэтрин.

— Мистресс Кэтрин, даже не думайте об этом, — наставительно сказала Маргарет Беннет. — Герцогиня ужаснется. Вы более благородных кровей, чем любая из нас, и вам нельзя рисковать, что вас застанут за прелюбодейством.

— Но герцогиня никогда не суется в наши дела, — сказала Кэтрин. — И я не собираюсь ни с кем ложиться в постель. Мне просто любопытно.

Когда они отнесли тарелки и кубки на кухню, то никого там не застали, что было странно.

— Все в главном зале, — сказал вошедший через заднюю дверь привратник. — Есть новости о королеве.

— Проклятье! — выругался Эдвард. — Мы не слышали, чтобы нас звали.

— В сад никогда не приходят созывать людей, не забывайте, — сказала Джоан.

Кэтрин и ее компаньоны заторопились в зал, где сидела на троне герцогиня, очень бледная и одетая в черное. Она как раз закончила разговор с придворными, сказав:

— Мы должны подождать дальнейших известий. А теперь можете идти.

Кэтрин схватила за рукав Малин:

— Что случилось?

— Королеву арестовали и поместили в Тауэр.

— О нет! За что? — Кэтрин пришла в ужас; ей стало понятно, почему стреляли пушки.

— Никто точно не знает, но вместе с ней арестованы и несколько джентльменов. Герцог лично взял королеву под стражу.

— Господи Иисусе, что с ней будет?!

— Не представляю, — буркнула Малин.

Кэтрин протиснулась сквозь толпу придворных к своей бабушке, которая вставала, чтобы уйти:

— Миледи! Что сделала королева?

Герцогиня села, наклонилась и прошептала на ухо Кэтрин:

— Герцог сообщил мне, что ее обвиняют в супружеской измене и заговоре с целью убить короля. Никому не говори.

Новость была шокирующая.

— Что с ней сделают?

Герцогиня сглотнула. В тот момент старуха выглядела на все свои шестьдесят лет.

— Она совершила худшее из предательств, потому что прелюбодеяние ставит под сомнение законность наследников престола. Представлять себе в мыслях смерть короля — это уже считается изменой, а тут речь идет о заговоре с целью убийства. Ее казнят.

— Кошмар! — Кэтрин никак не могла свыкнуться с этой мыслью. Любовь короля и королевы была всем известна; неужели она могла изменить своему супругу? Невероятно! — Она не виновна!

— Герцог считает, что виновна, но ему иначе нельзя. Он человек короля и всегда будет ставить долг перед его милостью выше интересов семьи, к тому же они с королевой все время ссорились, так что об утрате им любви к ней говорить не приходится. Сказать по правде, я сама не знаю, есть ли на ней вина. Если да, значит она невероятно глупа.

— Вы можете чем-то помочь ей?

— Помилуй, дитя, я просто бедная вдова. Мое слово ничего не значит при дворе. А теперь иди. У меня ужасно разболелась голова. Мне нужно лечь.

Прошло три недели. Новости в Ламбет приходили от случая к случаю. Пятерых мужчин, обвиненных в прелюбодеянии с королевой, судили в Вестминстер-Холле и приговорили к смерти. Об участи королевы Кэтрин рассказал Чарльз, пришедший повидаться с сестрой: Анну тоже подвергли суду и решили казнить.

— Ее брак с королем расторгнут, — сообщил брат.

Вид он при этом имел весьма удрученный, что вполне соответствовало настроению Кэтрин. Она легко могла представить, какая мрачная атмосфера царит при дворе герцога.

В тот же день несколько молодых людей из числа придворных отправились на Тауэрский холм и стали свидетелями того, как обезглавили любовников королевы.

— Одним был ее брат, — с отвращением проговорил Джон Беннет.

— Они получили по заслугам, — пробормотал Эдвард Уолдгрейв и перекрестился. — Смотреть на это было тяжко. — Его явно тошнило.

Кэтрин не могла представить, каково это, когда тебе отрубают голову. Она гнала от себя всякую мысль об этом, настолько велик был ее ужас. И вот через день или два ее собственной кузине, королеве Англии предстояло принять такую страшную смерть. Отделаться от этих дум не удавалось, и Кэтрин целый час провела в молельне, упрашивая Господа, чтобы Тот подвиг короля смягчиться или, если это невозможно, придал Анне силы духа и стойкости, чтобы достойно встретить свой конец.

Через два дня, в девять утра Кэтрин сидела в общей спальне и чинила сорочку. Компанию ей составляла одна только горничная Иззи. Вдруг снова ударила пушка. Девушки замерли и испуганно переглянулись.

— Королева… — прошептала Кэтрин.

Сорочка выпала у нее из рук и скользнула на пол; из глаз потекли слезы. Кэтрин горевала не только о королеве Анне, принявшей смерть, но и о Говардах, утративших высокое положение при дворе и в миру, запятнанных преступлениями одной из своих дочерей. Столько времени Кэтрин радовалась вместе с родными, что на троне королева из рода Говардов, а теперь на смену этой радости пришли стыд и ужас.

Герцогиня распорядилась, чтобы никто не надевал траура. Имя Анны Болейн впредь запрещалось произносить. Ее портрет сняли со стены и сожгли на заднем дворе. Об этой женщине следовало забыть, будто ее и на свете не существовало.

В начале июня герцогиня опять созвала своих придворных.

— Король взял себе новую жену, — объявила она.

Послышалось изумленное аханье.

— А его предыдущая и трех недель не пролежала в могиле, — буркнула Дороти.

— На Пятидесятницу мистресс Джейн Сеймур была объявлена королевой в Гринвиче, — продолжила герцогиня.

«Джейн какая?» — недоумевала Кэтрин. Она никогда не слышала такой фамилии — Сеймур.

— Это одна из фрейлин покойной королевы, полагаю, — сказал стоявший рядом с ней мужчина с каштановыми волосами. Кэтрин его до сих пор не замечала. — Выводы делайте сами, — пробормотал он.

Кэтрин посмотрела на него внимательнее. Ему было лет тридцать, глаза зеленые, по-настоящему зеленые, что удивило ее — как необычно! — и манящие. И еще она приметила пухлые губы.