— Только эти. — Кэтрин показала ей небольшую сумку, которую принесла с собой, и вынула оттуда свои кегли и мешочек с иголками и нитками, который сшила сама из обрезков бархата.
— Господи помилуй! — воскликнула матушка Эммет. — Я слышала, что твой отец беден, но теперь сама в этом убедилась. Ну, смею надеяться, мы найдем для тебя какие-нибудь игрушки на чердаке. Остальные юные леди, которые живут здесь, намного старше тебя.
— Другие юные леди? — как эхо повторила Кэтрин.
Она-то представляла, что будет обитать здесь совсем одна и водить компанию с вдовствующей герцогиней.
— Да, тут их довольно много. Миледи содержит великолепный двор и поддерживает многочисленных родственников и прочих иждивенцев. У замужних леди высокого ранга есть свои комнаты. Горничные спят с незамужними камеристками в соседней спальне. Юные леди прислуживают герцогине и надеются, что она найдет им хороших мужей, как случится и с тобой в один прекрасный день. Тебе очень повезло оказаться в таком хорошем месте.
Несмотря на теплый прием и прекрасную спальню, Кэтрин еще не ощутила по-настоящему своего везения. Однако, проходя по галерее, она услышала смех и понадеялась, что старшие компаньонки окажутся веселыми и добрыми; они помогут ей освоиться в этом потрясающем новом мире.
В тот вечер в шесть часов матушка Эммет умыла Кэтрин лицо, расчесала волосы, прошлась щеткой по платью и отвела ее в главный зал ужинать. Там, ошеломленная огромным количеством сидящих за длинными столами на козлах и без умолку болтающих людей, девочка напрасно искала глазами вдовствующую герцогиню.
— Ее милость ужинает в своей гостиной, — объяснила ей матушка Эммет. — А здесь за главным столом сидят камергер и самые важные служители двора. Я договорилась с двумя замужними леди, чтобы они присматривали за тобой. — Нянюшка подвела Кэтрин к месту за одним из боковых столов, который занимала оживленная группа женщин и девушек (все намного старше Кэтрин) и сказала: — Леди Тилни и мистресс Балмер, это мистресс Кэтрин Говард, внучка миледи по браку. Я сказала ей, что вы возьмете ее под свою опеку.
Обе женщины встали и сделали быстрые реверансы.
— Конечно, — сказала одна; она казалась милой: нежный голос, приятное лицо и каштановые волосы. — Добро пожаловать, мистресс Кэтрин.
— Леди Тилни — супруга племянника герцогини, сэра Филипа Тилни, — пояснила матушка Эммет торопливо присевшей в реверансе Кэтрин. — У нас здесь много Тилни!
— Можешь называть меня Малин, дитя, — сказала леди Тилни. — Мой муж — церемониймейстер личных покоев короля, и я приехала сюда в начале года, чтобы родить сына. Он сейчас у кормилицы в Стэнгейте.
— Кэтрин, сколько тебе лет? — спросила ее пухленькая компаньонка, мистресс Балмер, когда матушка Эммет ушла и заняла свое место во главе стола, а женщины, потеснившись, чтобы освободить пространство для Кэтрин, сели.
Что-то не понравилось Кэтрин в мистресс Балмер: от этой женщины неприятно пахло, и голос у нее был приглушенный, она будто все время говорила шепотом, и приходилось напрягать слух, чтобы разобрать ее речь.
— Мне десять, — ответила девочка. — Мой отец — лорд Эдмунд Говард. — Женщины переглянулись, как делали многие люди, когда Кэтрин упоминала своего отца. — Король отправил его в Кале. Он очень важный человек.
Другая сидевшая рядом девушка захихикала. Малин ткнула ее локтем:
— Это внучка миледи, проявляйте уважение. Кэтрин, хочешь пирога с крольчатиной?
Еда была не такая вкусная, как у Маргарет в Ламбете, и определенно недотягивала до стандартов тетушки Маргарет, но кушать было можно, притом не стесняясь. Хотя Кэтрин не могла впихнуть в себя много. Ей хотелось только одного — уехать домой. Но послезавтра там уже поселятся другие люди, а отец и Маргарет будут плыть на корабле в Кале. Это больше не ее дом. Вдруг Кэтрин залилась горючими слезами.
Юные леди поспешили утешить бедняжку. Малин обняла ее и погладила по волосам, подбежала и матушка Эммет со словами:
— У девочки был тяжелый день. Пойдем, ягненочек мой, уложим тебя в постель. Стоит тебе выспаться — и будешь как огурчик.
Она подняла Кэтрин и вынесла ее из зала на глазах у изумленных придворных. Вскоре девочка уже лежала в постели, на столе была оставлена горящая свеча. Кэтрин слегка подрагивала, время от времени шмыгала носом, всхлипывала, но в конце концов уплыла в сон.
Матушка Эммет не ошиблась. Утром Кэтрин чувствовала себя немного лучше. Ее подняли рано; сперва отвели в церковь на мессу, потом — завтракать. Все были добры к ней, компания молодых девушек взяла ее с собой в сад поиграть в салочки. Большинство были старше по возрасту; Кэтрин прикинула в уме и решила, что им всем от пятнадцати до двадцати пяти лет, однако они были готовы снизойти до десятилетней девочки.
— Смотри не запачкайся! — крикнула ей вслед матушка Эммет. — Герцогиня хочет видеть тебя после обеда.
— Интересно, что нужно от тебя старухе Агнес, — сказала девушка по имени Дороти Бервик, когда они шли по дорожке к берегу Темзы.
Кэтрин испугалась, услышав, как о ее почтенной бабушке говорят в таком пренебрежительном тоне.
— Вероятно, хочет узнать, чувствует ли мистресс Кэтрин себя теперь лучше, — предположила Дотти Баскервиль, одна из камеристок, черноволосая красавица, развеселая и болтливая.
— Герцогиня добра? — спросила Кэтрин.
— Старуха Агнес? — вступила в разговор Кэт, одна из прелестных кузин Тилни, стройная девушка с безупречной кожей. — Некоторые считают ее упрямой и злой; по крайней мере, ее дети. Она вечно ругается с ними из-за чего-нибудь. Но до нас ей дела мало, она слишком занята своими проблемами. А мы предоставлены сами себе, что нам очень даже кстати. Матушка Эммет присматривает за нами, но она мягкая; она даже убийство помогла бы нам сбыть с рук.
— Нет, не то чтобы нами пренебрегали, — поспешила добавить Дороти. — Нас кормят и содержат, каждый год на Пасху дарят новую одежду, и обязанности наши необременительны. Слава Богу, старуха Агнес не из тех, кто станет сидеть кружком со своими девушками и шить с утра до ночи. Когда-нибудь она, может быть, возьмется за дело и найдет нам мужей. А пока мы развлекаемся как можем.
Девушки засмеялись. Кэтрин не поняла, что их так развеселило.
Вскоре она уже носилась вместе с ними по саду, перебежками металась вдоль живых изгородей, пряталась в зеленых беседках или визжала во все горло вместе с «охотниками». Никто не пришел сказать им, чтобы не шумели, не позвал выполнять какое-нибудь задание. Кэтрин начала думать, что если жизнь в доме герцогини всегда будет такой, то ей, вероятно, здесь понравится.
Позже она стояла перед герцогиней и пыталась не думать о ней как о старухе Агнес, боясь, что это прозвище навсегда застряло в ее голове.
— Ну, Кэтрин, — начала герцогиня, — надеюсь, сегодня тебе лучше. Меня опечалило, что вчера за ужином ты была так расстроена.
— Да, миледи, мне теперь лучше, — ответила Кэтрин, не вполне уверенная в правдивости своих слов.
Она и сейчас чувствовала себя отвергнутой и нелюбимой, к тому же побаивалась своей грозной бабки.
— Рада слышать это, — сказала герцогиня, которая сидела с совершенно прямой спиной в своем великолепном кресле. — Мы найдем тебе занятие и не дадим грустить. С завтрашнего утра ты будешь каждый день проводить два часа за уроками. Я наняла гувернера, который научит тебя читать и писать, а также немного французскому, и еще учителя танцев, так что ты сможешь освоить навыки, приличествующие дочери Говардов. — (Танцы! Кэтрин воспарила духом, хотя перспектива изучать французский не слишком ее обрадовала.) — Все это повысит твои шансы составить хорошую брачную партию, что необходимо, раз у тебя нет приданого, — говорила вдовствующая герцогиня. — Но с твоим милым личиком, благородной кровью и связями это препятствие вполне преодолимо. — (Последние слова прозвучали вдохновляюще и лестно, особенно из уст такой почтенной старой леди.) — В любом случае нам не придется беспокоиться об этом в ближайшие несколько лет. Ну вот, дитя, завтра в десять утра будь в церковной молельне, да не опаздывай.