— Что с ней будет? — спросила Анна сэра Уильяма.

— Она останется в Тауэре, и Тавернер тоже, за укрывательство клеветников. Полагаю, их продержат под стражей какое-то время, дабы преподать обоим хороший урок.

Позже в том же месяце явились подтверждения неизменного благоволения короля к Анне: ей были дарованы поместья в Беркшире и Йоркшире. Она задумалась, не являлось ли это компенсацией за то, что Генрих поверил навету? Как же ей повезло! — ликовала она про себя, все еще не в силах поверить, что страшная угроза разоблачения миновала и ей удалось избежать наказания. Анна молилась, чтобы Судьба оказалась такой же благосклонной к Екатерине Говард, о которой ничего не было слышно уже несколько недель.

Придворные обрадовались, когда им сообщили о подарке короля, и, вполне предсказуемо, увидели в этом знак, что он может взять их госпожу назад. Та только улыбнулась про себя. Скоро они поймут, что этому не бывать.

На второй неделе февраля Уаймонд Кэри, как обычно, отправился по делам ко двору, а когда вернулся, не снимая накидки, слегка запыхавшийся вошел к Анне, которая как раз собиралась садиться за ужин, и мрачно сказал:

— Сегодня утром казнили королеву. И леди Рочфорд за содействие измене.

Анна перекрестилась. Хотя она ожидала подобных новостей, все равно ужаснулась. Бедная Екатерина. Да, та вела себя глупо и была неверна, но наказание понесла жестокое, как и леди Рочфорд. Анна не подозревала, что эта женщина, всегда вызывавшая у нее неприязнь, тоже вовлечена в любовные похождения королевы, но такой участи в любом случае не пожелала бы ей.

— Да упокоит Господь их души! — прошептала Анна. — Вы не знаете, как король воспринял это?

— По слухам, он сильно постарел, поседел и пока слышать не хочет о поиске другой королевы, хотя министры умоляют его и всеми силами подталкивают к новой женитьбе. Говорят, он стал очень тучным и толстеет день ото дня, тем не менее многие считают, что король недолго останется холостым, так как испытывает сильное желание иметь больше детей.

— Без сомнения, найдутся люди, которые начнут спекулировать на тему, что меня могут вернуть на прежнее место, — со вздохом проговорила Анна.

— Конечно, но пока нет никаких признаков этого.

Явился паж.

— Мадам, пришло письмо от доктора Харста. — Он с поклоном передал ей пакет.

— Спасибо, что сообщили мне новости, мистер Кэри, хотя и неприятные для меня, — сказала Анна, надеясь, что он поймет намек и удалится, дав ей возможность вскрыть письмо.

Кэри устремил на него пристальный взгляд.

— Надеюсь, позже я увижу его, мадам.

Не будь Анна так шокирована известием о смерти Екатерины Говард, она дала бы ему язвительный ответ, но сейчас не стала.

Сев за стол, Анна сломала печать. Никаких вестей от Харста она не ждала, а значит, в его послании содержалось нечто крайне важное. Читая о надеждах посла на ее примирение с королем, Анна удивленно приподняла брови. Харст получил множество писем от германских принцев с заверениями, что они уговаривают Генриха восстановить ее на прежнем месте, и он, Харст, ждет только сообщения от месье де Марильяка, что король Франциск тоже поддерживает эту идею, прежде чем передаст их королю. С неким ликованием Харст добавлял, что месье Шапюи сильно тревожит перспектива вступления Англии в союз с Францией и Клеве одновременно.

Добрый доктор строил воздушные замки. Честно говоря, Анне хотелось, чтобы ее оставили в покое. Она не желала возвращаться на королевский трон, особенно после того, что случилось с Екатериной Говард, или становиться вновь женой раньше времени постаревшего мужчины, не отличавшегося крепким здоровьем, хотя и была привязана к Генриху. Кому нужна корона такой ценой!

В середине марта Анна заболела. Началось все с простого озноба, но вскоре ей пришлось лечь в постель: появились рвота, головная боль, горечь во рту, приступы болезненного сердцебиения и мучительная жажда. Странно, но на следующий день она чувствовала себя уже достаточно хорошо, чтобы встать с постели, однако через два дня те же симптомы вернулись.

— Это трехдневная малярия, миледи, — заявил доктор Сефер, поднимая вверх мензурку и разглядывая мочу пациентки. — Ее называют так, потому что она протекает трехдневными циклами. Мне говорили, эта болезнь обычна для южных областей Англии.

— Какая жалость! — простонала Анна, измученная до того, что у нее едва хватало сил дойти до уборной.

— Отдыхайте и держите себя в тепле, мадам. Все пройдет через несколько дней.

— Еще не скоро. — Больная слабо улыбнулась.

Доктор Сефер повернулся к матушке Лёве:

— Накройте поплотнее ее высочество, пусть она пропотеет, и обильно поите поссетом через гусиное перо, если у вас оно есть.

— Есть. — Матушка Лёве кивнула. — А что такое поссет?

— Горячее молоко, в равных частях смешанное с элем. Первейшее средство от лихорадок.

— Хорошо, доктор, — ответила няня и торопливо подошла к окну, чтобы достать из сундука несколько одеял.

Анна встревожилась, когда на следующее утро к ней в комнату вошла матушка Лёве и сказала, что приехали сэр Энтони Браун и сэр Энтони Денни, глава Тайного совета, но успокоилась и была тронута, узнав о цели их визита: оказалось, их прислал король справиться о ее здоровье.

— Они говорят, его милость предлагает вам воспользоваться услугами его личных врачей.

Какую доброту проявил Генрих, не забыв о ней, когда сам, судя по всему, находился в весьма печальном расположении духа!

— Это очень приятно, но доктор Сефер вполне компетентен, и ему может не понравиться, если я позову других врачей. Но прошу вас, скажите, что я глубоко признательна его величеству за заботу и обязательно приглашу его докторов, если потребуется.

Поправлялась Анна медленно. Прошла Пасха, деревья усыпало апрельским цветом, будто снегом, но Анна продолжала недужить, хотя и не настолько сильно, чтобы оставаться в постели. Навестить ее приехала герцогиня Саффолк, она привезла весенние цветы и сласти. По предложению гостьи, Анна отправила письмо доктору Баттсу, королевскому врачу, с вопросом о здоровье его величества и просьбой прислать несколько колец, которые его милость самолично освятил на Страстную пятницу, — считалось, что они помогают от спазмов, конвульсий и приступов боли. Кольца немедленно доставили, но от Генриха не было ни слова, ни строчки письма, что разочаровало и огорчило Анну.

Она вызвала Уаймонда Кэри и приказала ему написать от ее имени кому-нибудь из членов Тайного совета.

— Я не знаю, к кому лучше обратиться, но полагаюсь в этом на вас. Прошу, скажите, что я сильно опечалена, потому что не получила ответа от его милости на свой скромный вопрос о его здоровье. Меня беспокоит, что он был оставлен без внимания, так как я боюсь, не означает ли это, что его величество нездоров.

— Король в последнее время сильно не в духе, — сказал ей Кэри. — Не принимайте его молчание за признак неблагополучия. Хотя я, конечно, напишу. Сэр Джон Гейтс — подходящий человек; он сделает, что нужно. И я попрошу своего шурина сэра Энтони Денни, чтобы тот сообщил ему о ваших тревогах за короля.

— Вы очень отзывчивы, — сказала Анна, подметив, что с недавних пор Кэри подобрел к ней. Может, из-за ее болезни?

— Милосердие обязывает меня утешать безутешных, — мягко ответил он, — и особенно вас, миледи.

И Кэри ушел, оставив Анну в удивлении: оказывается, и в нем есть проблески человечности, а она об этом даже не догадывалась.

Через несколько дней Анне стало лучше, и она решила, что пора сменить обстановку. Вскоре вместе с двором она уже ехала в замок Хивер, где надеялась окончательно поправить здоровье в безмятежной атмосфере сельского Кента. Постепенно к ней возвращались силы; Анна совершала обязательные ежедневные прогулки по саду и предавалась послеобеденному отдыху.

Однажды утром в конце апреля в гостиную быстрым шагом вошел Джон Бекинсейл и сообщил о прибытии визитеров.