— Более приятных известий я в жизни не получала, — сказала ему Анна, чувствуя, что и сама близка к слезам от воспоминаний о матери, Эмили и ребенке, имени которого произносить нельзя.

— Когда прибудет доктор Харст?

— В любой из ближайших дней. Он покинул Клеве незадолго до того, как Уоттон отправил свое письмо мне.

Анна начала считать часы. Как прекрасно будет получить больше новостей из дому и быть в курсе того, что происходит в Клеве.

Через два дня король громко притопал в ее покои в дурном настроении.

— Ваш посол здесь! — рявкнул он, пока Анна и ее дамы торопливо приседали в реверансе. — Прочь, прочь, леди! Я буду говорить с королевой!

Женщины бросились врассыпную.

— Сир, что случилось?! — воскликнула Анна.

— Меня обманули! — проревел Генрих. — Клеве настолько бедно, что не может собрать своего посла так, как подобает статусу его господина? Он прибыл в таком виде, будто какой-то проходимец, почти без слуг. Посол герцога должен был явиться к моему двору роскошно одетым и в сопровождении свиты, которая отражала бы великолепие государства, с которым я вступил в альянс!

Анна была сбита с толку и возмущена.

— Сир, доктор Харст — хороший человек. Его мало заботят придворные условности, но за ум и преданность он весьма уважаем в Клеве.

— Если этот господин так мудр, мадам, почему не знает, как оказать честь своей стране и мне?! — прорычал король.

— Я уверена, он вовсе не желал проявить к вам неуважение, — возразила Анна.

— Я не приму его! Он не дождется от меня радушной встречи! — Лицо Генриха пылало; он развернулся и, сердито шурша дамастом и шелком, вышел вон.

Анна стояла совершенно потрясенная. Что ей делать? Для успеха миссии доктору Харсту нужно подсказать, как смягчить сердце короля. Если понадобится, она сама даст ему денег на хороший костюм и наем слуг.

— Вызовите ко мне посла Клеве, — приказала она церемониймейстеру.

Анна с улыбкой протянула руку доктору Харсту. Кто-то же должен дать послу почувствовать, что ему здесь рады!

Одетый в меховую накидку и с бархатной шапкой на голове, он выглядел достаточно представительно, но его смуглое скуластое лицо с тяжелыми бровями и мясистыми щеками несло на себе печать озабоченности.

— Ваша милость, я не рассчитывал на такую любезность после того, как камергер короля сообщил мне, что его величество меня не примет.

— Доктор Харст, король рассердился, что вы прибыли в неподобающем виде. Но я могу помочь вам с этим.

Послу явно было не по себе.

— Мадам, дело не в моем платье или в малочисленности свиты, его величество обидело не это. Как только я приехал, лорд Кромвель тут же явился и потребовал ответа, привез ли я доказательства.

— Доказательства? Какие доказательства?

— Документы, подтверждающие, что ваша помолвка с сыном герцога Лоррейнского официально расторгнута.

У Анны перехватило дыхание.

— Вас просили привезти их?

— Нет, мадам, не просили. За ними отправили в Клеве доктора Уоттона, раз уж его величество твердо решил получить удовлетворение в этом вопросе. Когда я уезжал, как раз велись большие розыски в архивах.

— Все это лишнее! — вздохнула Анна.

— Меня заверили, что король только желает успокоить себя в смысле состоятельности вашего с ним брака, то есть в его неоспоримой законности. Учитывая его брачную историю, это не лишено оснований.

— Да, полагаю, что да. — Анне хотелось бы верить в это. — Но я забываю о приличиях. — Она налила гостю вина. — Надеюсь, вы отдохнули после поездки и устроились с комфортом.

Харст выглядел расстроенным.

— Увы, мадам, мне не отвели никаких комнат. Я собираюсь искать приют в гостинице.

Какой стыд!

— Мне очень жаль, что с вами так обошлись. Я поговорю с королем.

Доктор Харст поднял руку, чтобы остановить ее:

— Ничего страшного. Когда король перестанет сердиться на меня, я попытаюсь сам снискать его милость. Дружественных отношений нужно добиваться любой ценой. Герцогу необходимы люди и оружие для борьбы с императором.

— Королю это известно, доктор Харст. Ради брата я прибавлю свой голос к вашему.

Посол сделал глоток вина:

— Я рад видеть, что с вашей милостью так хорошо обращаются, и слышать, что вы уже имеете некое влияние на короля.

— О, я бы так не сказала! Его милость поступает, как ему заблагорассудится, но раз или два прислушивался к моему мнению.

— Это прекрасное начало, — сказал доктор Харст. — Джентльмены, встречавшие меня по приезде, сказали, что подданные короля любят вашу милость и благодарят Господа за то, что Он послал в их страну такую добрую королеву.

— Как трогательно! — Анна улыбнулась. — В Англии мне оказали прекрасный прием, особенно в Блэкхите, где меня официально встречал король. Я никогда не видела, чтобы столько людей собралось в одном месте.

— Доктор Уоттон рассказал герцогу, как любит король вашу милость, и добавил, что очень обрадовался, увидев взаимность с вашей стороны.

— Король был очень добр ко мне, — сказала Анна, радуясь, что доктор Уоттон, который наверняка все знал, так отозвался о ее браке. — Он дал мне все основания полюбить его.

Она подумала о грязных слухах, бесплодных ночах, своей неспособности постичь истинные чувства Генриха и признала себя лгуньей. Но потом вспомнила постоянную задумчивость короля, растущую симпатию между ними, омрачавшую его жизнь боль и поняла, что в ее словах есть доля правды.

— Мы слышали от послов курфюрста Саксонского, что ваш брак начался радостно, и все в Клеве желают, чтобы по благословению Божию ваша жизнь и дальше складывалась так же успешно.

Похоже, и ее брат, и все вообще за границей были уверены, что все идет хорошо. Анна подумала, неужели никто из ее вернувшихся слуг или даже сам доктор Уоттон не сказал ничего такого, что заставило бы Вильгельма усомниться в ее благополучии? И возможно ли, что он нимало не удивился, когда Уоттон снова поднял вопрос о ее давнишней помолвке?

— Позвольте мне помочь вам с деньгами, чтобы вы могли приобрести все необходимое при дворе, — сказала Анна. — Нам нужно задобрить короля.

— Благослови вас Бог, но нет, — ответил Харст. — У меня есть деньги, хотя я мог бы найти им лучшее применение. А теперь, мадам, с вашего позволения, я должен идти искать себе пристанище.

Когда Анна впервые пришла на мессу в Хэмптон-Корте, то была потрясена красотой Королевской капеллы. Сидя рядом с Генрихом на королевской скамье, откуда был прекрасно виден неф, где собрались на службу придворные, Анна рассматривала великолепный потолок с веерными сводами, раскрашенный ярко-синей краской и золотом, со спускающимися вниз «бутонами», трубящими путти и девизом короля: «Dieu et mon Droit»[110], написанным повсюду на ребрах сводов. Капеллу украшали разноцветные витражные окна, резные хоры, картины, гобелены и уложенная в шахматном порядке мраморная плитка на полу.

Здесь упокоилась с почестями королева Джейн; здесь крестили принца. Здесь, даст Бог, когда-нибудь будет крещен и ее, Анны, ребенок, хотя надежда на это была слабой.

После мессы она спросила Генриха, можно ли ей задержаться в капелле и полюбоваться резным декором. Король отдал распоряжение священнику и разрешил Анне остаться в церкви в сопровождении одной Сюзанны. Она увлеченно разглядывала тончайшие изображения сцен из Святого Писания на витражах, как вдруг ее благоговейное созерцание было прервано звуком чьих-то шагов.

— Мне сказали, я могу найти вашу милость здесь, — сказал доктор Харст. Выглядел он превосходно в отделанном мехом дамастовом платье; украшенную самоцветом шапку с пером посол снял с головы и держал в руках. — Надеюсь, я не помешал вам.

— Вовсе нет, — сказала Анна, приглашая его сесть с ней на переднюю скамью. — Все ли хорошо у вас с королем?

Харст горестно улыбнулся: