— Но леди Анна — из королевской семьи! — возмущенно воскликнула матушка Лёве. — Королева Джейн была всего лишь камеристкой. Она не принесла королю никакого великого союза.

— Она принесла королю любовь, что не менее важно, — возразила Анна.

Матушка Лёве открыла было рот, чтобы запротестовать, но замолчала, так как явились английские леди.

— Не думаю, что я смогу полюбить его, — шепнула Анна Сюзанне, а матушка Лёве заторопилась навстречу вновь прибывшим, как будто была их госпожой, без сомнения намереваясь установить над ними главенство.

Сюзанна сочувственно взглянула на Анну.

— Я так боюсь завтрашнего дня, что и сказать нельзя, — призналась Анна, она пыталась прогнать мысли о брачной ночи, но тщетно. Через два дня она может оказаться в Тауэре!

— Бояться нечего, — пробормотала Сюзанна. — Сперва может быть немного больно, но это скоро пройдет.

Анна ничего не ответила; даже перед этой милой подругой она не могла облегчить душу.

— Все будет хорошо, я уверена. — Сюзанна улыбнулась.

Платье Анны было из мягчайшего бархата цвета елей, какие растут на холмах вокруг Шлоссбурга. На плечи поверх длинных узких рукавов с полосами вышивки и златоткаными манжетами она накинула подаренных королем соболей. Голову покрывала расшитая жемчугом и драгоценными камнями шапочка.

Входя в приемный зал короля в сопровождении длинной процессии дам, Анна чувствовала, что взгляды всех, кто был там, прикованы к ней. Теперь так будет всегда. Она поняла, как ей повезло вести при дворе в Клеве такую уединенную жизнь; тогда изоляция ее возмущала, но сейчас… Как же Анна жаждала уединения и покоя!

Банкет устроили роскошный, король был, как обычно, внимателен, однако Анна вновь уловила клокотавшее в нем недовольство. Ей хотелось спросить, все ли хорошо, и таким образом показать, что она намерена быть ему не только женой, но и верной помощницей, однако не посмела. Как всегда, в присутствии Генриха Анна ощущала благоговейный страх и боялась произнести хоть слово, несмотря на ободряющее присутствие Сюзанны, выступавшей в роли переводчицы.

— Нам нужно будет выбрать девиз, который выгравируют на вашем обручальном кольце и для использования в других случаях, — сказал Генрих, когда два кондитера внесли в зал прекрасного сахарного лебедя — дань признательности Клеве. Король грациозно кивнул, лучась удовольствием от аплодисментов придворных. Повара поставили угощение на стол и принялись нарезать его.

— Какой девиз мне выбрать, сир? — спросила Анна.

— Вы сами должны сказать. Каким, по-вашему, он должен быть?

Анна на мгновение задумалась.

— Какая-нибудь строчка с обращением к Господу за защитой от бед и невзгод.

Генрих одобрительно кивнул:

— Может быть, подойдет вот такая: «Господь, дай сил держаться».

— Это превосходно, сир.

— Хорошо. Я передам это ювелиру. А теперь вам нужно выбрать себе какой-нибудь знак в качестве эмблемы.

— Могу я использовать лебедя Клеве, сир? Или, если вам это не нравится, герцогскую корону?

— Вы можете использовать и то и другое, если хотите, — благодушно согласился Генрих.

После банкета Анна переоделась в платье из тафты и вернулась в приемный зал смотреть танцы. Она сидела на помосте в кресле справа от короля, молясь, лишь бы он не попросил ее станцевать. Этому ее не учили, в Клеве на такие занятия вообще смотрели косо. Но Генрих не попросил. Может быть, потому, что сам сейчас уже не мог танцевать, хотя Анна слышала, что в молодые годы он был весьма умелым танцором, а также превосходным спортсменом и вообще демонстрировал успехи почти во всех занятиях. Король остался на троне и смотрел, как пары перед ним выстраиваются в линию и меняются местами, берутся за руки и кружась расходятся. Время от времени он заговаривал с Анной, указывая ей то на одного лорда, то на другого или объясняя какие-то правила танца. Что-то все-таки беспокоило его, или он просто устал после долгого дня, так же как и она сама, а может, грустил, что юность прошла и он больше не может участвовать в развлечениях молодых.

Но вот Генрих поднялся и приказал подать пряное вино и вафли: это был сигнал, что праздник подходит к концу. Анна обрадовалась и залпом выпила вино, ей нужно было как-то заглушить страх перед завтрашним днем. Несмотря на общее настроение придворных — предвкушение торжества — и разговоры о свадьбе, обрывки которых доносились до ее слуха, король не упомянул о грядущем венчании и даже не сказал, к какому времени ей нужно быть готовой. И так, — Анна это отчетливо понимала, — быть не должно.

Опасения ее подтвердились. Только она вернулась в свои покои, как объявили о приходе вице-канцлера Олислегера и великого магистра Гохштадена; оба имели весьма встревоженный вид. Стоило им спросить, можно ли поговорить с ней наедине, и Анна сразу решила: сейчас она услышит, что король отправляет ее домой.

— Ваша милость, — начал доктор Олислегер, когда они остались в кабинете одни, — просим прощения, что побеспокоили вас в столь позднее время, но мы только сейчас вернулись со встречи с лордом Кромвелем и Тайным советом. Возникла проблема, о которой вам нужно знать. Лорд Кромвель призвал нас, потому как король и его советники обеспокоены тем, что ваша помолвка с сыном герцога Лоррейнского не была расторгнута должным образом. Если это подтвердится, возникнут препятствия к вашему браку.

На мгновение Анна онемела. Теперь ей стало ясно, что так беспокоило короля. Она не знала, смеяться ей, плакать или облегченно вздохнуть.

— Но это не проблема, — наконец проговорила она.

— Да, мадам, — согласился Гохштаден. — Прошлым летом советник герцога Вильгельма заверил доктора Уоттона, что ваша милость не связаны никакими условиями, заключенными между Клеве и Лоррейном, и вы свободны выйти замуж за кого пожелаете. Однако лорд Кромвель утверждает, что осенью в Виндзоре король упорно настаивал: он не подпишет брачный договор без официального подтверждения расторжения помолвки. Тем не менее, мадам, нам его величество ничего подобного не говорил. Он вообще не заводил речи об этом. И был более чем счастлив подписать брачный договор. Тем не менее на сегодняшней встрече доктор Уоттон заявил, что он просил нас привезти доказательства, и тайные советники подтвердили, что мы обещали в Виндзоре сделать это, но мы ничего такого не помним. Мадам, мы полагали, что советники герцога предоставили достаточно заверений, чтобы удовлетворить короля, поэтому не привезли с собой никакого письменного документа.

— Но почему его величество выражает эти сомнения теперь, в последнюю минуту? — спросила ничего не понимающая Анна. — Это предлог, чтобы избавиться от меня?

— Вовсе нет, мадам! — Доктор Олислегер был шокирован таким предположением. — Король ожидал, что мы привезем доказательства, о которых он просил. Мне сказали, его величество тревожит совесть: так как в прошлом он дважды вступал в кровосмесительные браки, которые повлекли за собой много дурных последствий, то теперь беспокоится, как бы ему снова не жениться на леди, которая для него под запретом. Он не может настроить ни свой ум, ни свое сердце на любовь к вам, пока его сомнения не будут разрешены.

Как можно настроить свое сердце на любовь к кому-то? Анна сама пыталась это сделать и не преуспела. Вы или любите, или нет. Угрызения свести короля происходили лишь оттого, что, говоря по-простому, он не хотел жениться на ней. Она сразу об этом догадалась.

— Могут эти сомнения быть как-то разрешены? — спросила Анна, предвидя свое возвращение в Клеве, брошенной и опозоренной безвинно, и втайне радуясь, что освободится от нелюбимого жениха.

— Я уверен, что да, и быстро, — заверил ее Гохштаден. — Очевидно, произошло недопонимание с обеих сторон.

— Ни ваша милость, ни маркиз не давали обетов, поэтому для расторжения помолвки не нужно решения церковного суда, — вступил в разговор доктор Олислегер. — Мы сказали об этом лорду Кромвелю, который сходил к королю, а потом сообщил нам, что тот не готов заключить брак. Лорд Кромвель обязал нас заверить его, что, как только мы вернемся в Клеве, сразу пришлем ему доказательства, которые устранят все сомнения. Мадам, это было весьма неприятно. Нас просто выставили несведущими глупцами. — Доктор Олислегер, всегда отличавшийся безупречной учтивостью и выдержкой, проявлял признаки того, что теряет эти свои качества.