Утро было туманное и прохладное. Джейн и ее родные погрузились на барку без опознавательных знаков. Эдвард, Нан, Томас, Дороти и ее новый муж Клемент Смит прибыли в Челси поздно вечером; все находились в приподнятом настроении и ничуть не печалились о судьбе королевы. Сегодня они облачились в лучшие наряды. Джейн надела зеленое платье и распустила волосы, как подобало девушке. Участники поездки еще не совсем проснулись, а потому, сидя в рубке на лодке, которую гребцы поднимали вверх по течению к Хэмптон-Корту, говорили мало. События вчерашнего дня казались нереальными, страх понемногу уходил. Завершится утро, и Джейн будет навеки связана с Генрихом. Она так давно этого желала и тем не менее была крайне напряжена, ее не покидали тревожные предчувствия. Мать следила за дочерью с нервной улыбкой на лице. Отец, сидевший рядом с Джейн, похлопал ее по руке. Он выглядел усталым.

Вскоре показался громадный дворец, и барка подошла к плавучей пристани. Отсюда к личным покоям короля вела крытая галерея. На часах стояли стражники-йомены, церемониймейстер ожидал гостей, чтобы проводить их к королю. Когда шли по галерее, где Джейн часто встречалась с Генрихом в период ухаживаний, она заметила, что портрет Анны снят со стены.

Король принял их в кабинете, стены которого были затянуты синим дамастом. Вместе с ним прибытия Джейн ожидал архиепископ Кранмер. Вид он имел весьма напряженный. Еще бы, ведь его возвысили Болейны, и он, как и его покровители, был горячим сторонником реформы Церкви. Что чувствовал этот человек, обручая короля с женщиной, которая держалась старой веры и теперь получала большое влияние? Тем не менее Кранмер не выказал никаких признаков враждебности, напротив, его мрачное лицо осветилось приветливой улыбкой.

Джейн встала рядом с Генрихом, его рука сомкнулась над ее рукой. Церемония продолжалась всего несколько минут, контракт был подписан, а затем жених скрепил помолвку поцелуем. Родные столпились вокруг Джейн. Это выглядело странно, потому что обычно поздравления получал счастливый джентльмен. Но тут, казалось, не было сомнений в том, кто главный счастливчик. Король оказывал Джейн честь, беря ее в жены.

Мать вспыхнула от гнева, когда Генрих поцеловал Джейн, а отец и Гарри смотрели на это с гордостью. Эдвард и Томас на этот раз хлопали друг друга по спинам. Теперь они прочно встали на путь к успеху, и оба намеревались достичь головокружительных высот.

Заранее было решено, что после помолвки Джейн и ее родные сразу вернутся в Челси, а Генрих останется в Хэмптон-Корте. Эта перспектива явно вызывала у него тоску, и он прошел вместе со всеми до плавучей пристани. Там король сделал всем знак подниматься на барку, а сам остался перемолвиться несколькими словами с Джейн наедине.

– Завтра – праздник Вознесения, – сказал он, – и я облачусь в белый траур из уважения к почившей королеве. Это всего лишь соблюдение приличий, так что, если услышите об этом, не обращайте внимания. Елизавету я отправлю в Хатфилд, где о ней будет заботиться воспитательница. Анна так редко виделась с ней, что я сомневаюсь, будет ли девочка скучать по матери. Она привязана к леди Брайан. – Он помолчал. – Сегодня мне нужно рассчитаться с констеблем Тауэра за содержание Анны. Я также должен выкупить украшения и одежду, которые были на ней вчера. – (Джейн поморщилась: как болезненно обнажалась реальность.) – Обычно все украшения королевы отдают ее преемнице, но, думаю, я не ошибусь, если предположу, что эти вы взять себе не захотите.

– Да, мне они не нужны, – сказала Джейн.

– Тогда я отправлю их в сокровищницу на хранение.

– В таком случае почему вы должны выкупать их?

– По обычаю, одежда осужденных преступников поступает к служителям Тауэра в качестве случайного дохода, – сказал Генрих. – Однако законы об употреблении предметов роскоши запрещают их женам носить дорогие наряды и украшения, поэтому они хотели бы получить стоимость вещей Анны деньгами.

При мысли об одежде казненной Джейн внутренне сжалась. Она наверняка запятнана кровью, отмыть которую невозможно. Да и кто захочет носить ее?

– А что будет с одеждой? – шепотом спросила Джейн.

– Ее сожгут, – коротко ответил Генрих. – Остальное я отправил в королевскую гардеробную. Там с платьев снимут драгоценные камни, чтобы использовать заново.

В этот момент Джейн обратила внимание на сводчатый потолок галереи. Там виднелись переплетенные инициалы Анны и Генриха. Очевидно, мастера о них забыли, когда в спешке удаляли отовсюду напоминания о прежней супруге короля.

– Вам нужно идти, – сказал Генрих, – хотя мне и неприятно расставаться с вами. Возьмите это. – Он положил ей на ладонь брошь в форме сердца, украшенную девизом, выложенным из драгоценных камней: «Мое сердце – ваше». – До следующей недели, – сказал Генрих, наклоняясь к Джейн и целуя ее, прежде чем она успела поблагодарить его. – Ваше отсутствие будет для меня невыносимым, я это знаю.

Она приникла к нему, не заботясь о том, видит ли это кто-нибудь, и повторила за ним, улыбаясь сквозь слезы:

– До следующей недели!

Джейн старалась не сидеть без дела, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей об Анне. Братья вернулись ко двору, отец встречался в Лондоне со старыми друзьями по армейской службе, так что у матери появилось свободное время, чтобы помочь дочери с приданым. Они написали Лиззи в Йоркшир и по строжайшему секрету сообщили ей о грядущей свадьбе. Лиззи находилась слишком далеко от Лондона и не могла вовремя приехать, а вот платье для Дороти, которая станет одной из фрейлин, сделать было необходимо. Мать считала, что для этого прекрасно подойдет оставшийся рулон алого дамаста.

– Что должно быть на голове у невесты короля? – спросила Джейн.

– Я думаю, венок из цветов, как и у любой другой невесты, – ответила мать. – Корону вы наденете после замужества!

Джейн улыбнулась и пошла в сад выбирать цветы, которые срежет в последний момент, чтобы сплести венок. Она сорвала несколько для обеденного стола и пошла в винокурню, чтобы взять там вазу и поставить их.

Увлеченная составлением букета, Джейн стояла у стола и вдруг услышала голоса, доносившиеся из открытой двери на кухню. Прозвучало ее имя. Она поняла, что слуги обсуждают падение Анны.

– Знаете, какие-то приготовления велись задолго до ее смерти. – Это говорил главный повар короля; Джейн узнала его по французскому акценту. – Народ не успокоится, когда всем станет известно, что происходило и происходит между королем и госпожой Сеймур. Странно, что, пережив такой позор, с момента ареста он демонстрирует необычайную радость.

– И мы все знаем почему! – сказал кто-то.

У Джейн заколотилось сердце.

– Никогда не слышал, чтобы с королевами так обходились! – воскликнул другой голос.

– Но все радуются ее казни, – возразил молодой мужчина.

– Поверьте, некоторые недовольны тем, как проходил суд над ней и остальными, а о короле люди отзываются по-разному, – самодовольно вещал главный повар. – Подумайте сами! Говорят, она танцевала со своими любовниками, но разве это внове для джентльменов короля – танцевать с дамами в покоях королевы. Доказательством прелюбодеяния не может служить и то, что брат королевы брал ее за руку и танцевал не только с ней, но и с другими дамами. И у вас в Англии есть прелестный обычай: любая женщина, замужняя или нет, даже самая скромная, на глазах у всех целует при встрече не только брата, но и любого человека. Слишком серьезные выводы они сделали из ее писем к брату, где она сообщала о том, что enceinte. Я слышал, у молодых женщин это принято – писать ближайшим родственникам о своей беременности, чтобы получить поздравления. Из таких доводов, как эти, нельзя вывести обоснованные доказательства измены. Вероятно, у короля были на то какие-то свои причины.

Джейн задрожала. Неужели Анну осудили на смерть на основе таких обвинений? И не было более убедительных свидетельств ее вины? Значит, из доказательств против нее выстроили карточный домик и пролилась невинная кровь. Джейн все время чувствовала: что-то тут неладно.