– Нет, сэр Уильям, останусь в стороне, раз они не хотят похоронить ее как королеву, – ответил Шапуи.
Джейн поспешила дальше, испытав желание похвалить посла за то, что он так стойко держится своих принципов.
Выполнив поручение, она возвращалась по галерее, как вдруг двери капеллы распахнулись, и появился король в сопровождении процессии духовенства, лордов, офицеров и придворных, все были в черном. Генрих, одетый в однотонный бархатный костюм, который не оживлялся ни единым цветным пятном, являл собой впечатляющее зрелище. Джейн сделала низкий реверанс. Король склонился к ней и шепнул на ухо:
– Мне нужно увидеться с вами. Приходите в мои личные покои в одиннадцать. – Он выпрямился и пошел дальше. Его спутники уставились на Джейн, которая с пылающими щеками удалилась.
Церемониймейстеры и королевская стража с безучастными лицами стояли на своих постах, когда король встречал Джейн у дверей в личные покои.
– Там никого, – предупредил он; все джентльмены и слуги по его распоряжению находились в часовне. – У нас есть свободных полчаса. Королева тоже на мессе.
Генрих провел гостью в маленький кабинет, обставленный соответственно назначению. На столе стопкой лежали книги, на полках стояли инструменты для научных занятий, там же помещалась коллекция склянок с лекарствами и кипа свитков, похожих на карты. Закрыв дверь, Генрих прижал к себе Джейн и жарко поцеловал ее.
– Кажется, я на небесах, когда остаюсь с вами наедине, – прошептал он и снова прикоснулся губами к ее губам. Она осторожно ответила, боясь слишком сильно разжечь его пыл. Он легко мог забыться и взять ее силой. Джейн верила, что Генрих этого не сделает и рыцарский дух всегда одержит победу над устремлениями плоти. Однако ей не хотелось, чтобы король подумал о ней как о легкомысленной особе, раз она согласилась остаться с ним наедине, и, когда его рука, блуждая, переместилась к ней на грудь, Джейн твердо отстранила ее.
– О Джейн, вы жестоки! – жалобным голосом проговорил король, но отпустил ее, и они сели: Генрих – в большое дубовое кресло, она – на мягкий табурет, который пододвинул ей хозяин. Пока они разговаривали, он держал Джейн за руку и смотрел ей в глаза.
– Я хотел бы видеться с вами чаще, – сказал король.
– Я не должна расстраивать королеву, – пробормотала Джейн.
– Это мудро, – вздохнул Генрих. – Многое зависит от этой беременности. Я считаю недели до рождения ребенка.
– Молюсь, чтобы у вашей милости родился сын, – сказала Джейн.
– Слава Богу, у нас будет повод для торжества, когда он появится! – заявил король. – Я ждал его двадцать семь лет. И хочу, чтобы все увидели: Господь улыбается, глядя на мои дела.
Джейн ничего не сказала, и король переключился на другие темы, а потом разговор привел к касаниям, а касания повлекли за собой поцелуи… Минуты текли, и очень скоро часы на шкафу показали, что осталось всего десять минут до полуночи.
– Мне нужно идти, сэр, – вставая, сказала Джейн.
Генрих поймал ее за руку и усадил к себе на колени.
– Останьтесь еще ненадолго! – молил король, крепко удерживая ее.
Она засмеялась, и он снова начал целовать ее. И вновь его ладонь накрыла ее грудь, и Джейн уже собралась сбросить ее, как вдруг дверь распахнулась, за ней стояла Анна с вытаращенными от шока глазами.
– Как вы могли?! – вскрикнула она.
Генрих спихнул Джейн с коленей и вскочил.
– Уходите! – сказал он, и Джейн выскользнула за дверь, даже не сделав реверанса, и услышала, как Генрих говорит Анне:
– Дорогая, простите меня.
По пути в апартаменты королевы сердце Джейн учащенно билось. Это могло повлечь за собой увольнение или еще что похуже. Она размышляла: может, лучше сбежать прямо сейчас, прежде чем придется испытать на себе гнев Анны.
Но когда королева вернулась, она была не в том состоянии, чтобы распекать Джейн. Ее скрутила боль, а юбки были запятнаны кровью. Дамы помогли ей раздеться и лечь в постель, спрашивая друг друга: «Где найти повитуху или лучше послать за врачом?» В конце концов после долгих рассуждений благодаря содействию сэра Генри Норриса была призвана одна знающая женщина, которая жила неподалеку от дворца. К этому моменту стало ясно, что у Анны начались преждевременные роды. Джейн сидела в наружном покое с остальными фрейлинами и слушала доносившиеся из-за двери крики.
– Этого достаточно, чтобы навсегда отвратить от замужества, – сказала Марджери.
– Верно, – резко кивнула Джейн.
– Тут нет разницы, королева вы или крестьянка, – заметила Маргарет Дуглас. – Деторождение – опасное дело. Только послушайте ее, бедняжку. Она кричит, как раненый зверь.
Ранним вечером крики утихли и сменились горьким плачем. Наконец открылась дверь, и появилась леди Уорчестер, вся в слезах, хотя обычно умела сохранять самообладание.
– Королева потеряла мальчика, – убитым голосом сообщила придворная дама. – Повитуха сказала, ему было всего недель пятнадцать.
Джейн стало жаль Анну, страдания которой закончились такой трагедией, к тому же ее будущее теперь выглядело опасно ненадежным. И все же она не могла удержаться от мысли: не было ли это Божьей карой за роль Анны в смерти королевы?
Сердце Джейн обливалось кровью от жалости к королю, надежды которого погибли. Какое мучительное разочарование! Но может быть, теперь он поймет, что этот притворный брак противен Господу, и избавится от Анны. Джейн не была жестокой; она представляла себе красивый дом где-нибудь вдали от двора, в котором Анна могла бы жить со своей незаконнорожденной дочерью, комфортно, на приличный пансион и с достойной обслугой…
Появился король, лицо его превратилось в маску горя. Он протопал в спальню и затворил за собой дверь. Дамы слышали приглушенные крики и восклицания Анны. Когда Генрих вышел, всего через несколько минут, он плакал. Джейн хотела подойти к нему, чтобы утешить, но он удалился прежде, чем она успела подняться из реверанса.
Юная герцогиня Ричмонд выбежала из спальни следом за королем:
– Он ушел? Он не мог оставить ее в таком состоянии! Она в глубочайшей печали. Плакала навзрыд, когда король явился к ней, и он был безжалостен, сетовал и сокрушался о своей потере – своей потере! – а о ее утрате даже не упомянул. Она впала в истерику, обвинила его в жестокости, а он воспринял это плохо. – Герцогиня в упор посмотрела на Джейн. – Вы знаете, что он сказал ей? Заявил, что больше у нее не будет сыновей от него. Он был неумолим. И, госпожа Джейн, она сказала ему, что он должен винить за свое разочарование самого себя, потому что причина несчастья в том, что она расстроилась из-за вас!
– Я ничего не сделала, – запротестовала Джейн, чувствуя, как щеки у нее заливаются краской.
Все смотрели на нее, многие враждебно.
Герцогиня вспыхнула:
– Тогда почему она говорит, что ее сердце разбито его любовью к другим? И отчего это его милость выглядел пристыженным и просил у нее прощения?
– Я не сделала ничего дурного, – настаивала на своей невиновности Джейн.
– Вы украли мужа у королевы! – крикнула Мадж Шелтон. – Из-за вас она страшится, что он бросит ее, как бросил вдовствующую принцессу!
Джейн закусила губу. Она не смела сказать, что Генрих не муж Анне, а потому принимать его ухаживания – это не грех. Не могла она напомнить и о том, что в свое время Анна увела мужа у другой королевы.
– У меня не было желания причинять ей боль, – заявила она.
– И вы считаете, что мы в это поверим? – возразила Мадж.
– Вас не волнует, что по вашей милости она потеряла ребенка? – злобно спросила леди Уорчестер.
– Мне очень жаль, что так случилось, – ответила Джейн, – но не думаю, что я стала причиной этого. Ее милость потеряла уже третьего ребенка. Может быть, ее сложение не подходит для вынашивания мальчиков. – «Или Господь выражает так свое неодобрение», – подумала она, а вслух сказала: – Я ничем не угрожаю мадам Анне.
– Вам должно быть стыдно! – выпалила герцогиня и скрылась за дверью спальни.