Анна вручила письмо гонцу и пошла прилечь. Затраченные на разбирательство с падчерицей усилия ее утомили.

Разбудил ее лай Уриана и едкий запах паленого. Горел лежавший перед очагом турецкий ковер. Анна подскочила и бросилась в соседнюю комнату, призывая на помощь. Прибежали слуги и затушили огонь, не дав ему распространиться.

Никто не пострадал. На полу остались пятна гари, и комнату следовало хорошенько проветрить. Анна сидела в приемном зале, поглаживая собаку и содрогаясь при мысли о том, какая ее могла ожидать участь. Из головы не шло одно подстрекательское пророчество, о котором сообщили Тайному совету: «Когда Тауэр бел, а вокруг зеленеет трава, на костер попадут королева да епископа три или два». Это предсказание открыто – и с надеждой – повторяли ее клеветники, и только что оно едва не исполнилось. Анну это потрясло. От рук убийц могла пострадать Екатерина, но не она. Вспомнилось другое пророчество, сопровождавшее отвратительный рисунок, изображавший ее саму с отрубленной головой. Страшно было думать, что есть люди, алчущие ее смерти.

Через несколько дней Анна получила еще один тяжелый удар. К ней явился дядя Норфолк – редкое событие в те дни, потому что они давно не разговаривали, – и в самых мягких выражениях, на какие только был способен этот грубый вояка, сообщил, что король упал на турнире.

– Все посчитали чудом, что король не разбился насмерть, но, к счастью, он не пострадал. Тем не менее, мадам, он нас напугал: видевшие падение подумали, что оно может оказаться фатальным.

Анну пробрала дрожь, и даже Норфолк встревожился.

– Племянница, с вами все в порядке? – пролаял он.

– Да, дядя. Я испытала такое облегчение. Ужасно думать о том, что могло произойти.

На мгновение внутреннему взору представилась ужасная перспектива жизни без Генриха, который защищает ее от враждебного мира. Она подумала о себе и Елизавете, брошенных на произвол судьбы, захваченных в водоворот гражданской войны, или еще хуже…

– Я должна пойти к королю. – Анна поднялась на нетвердых ногах.

– В этом нет нужды, – сказал Норфолк. – Он не хочет, чтобы поднималась суматоха. Его милость достаточно бодр, и сейчас с него снимают доспехи. Потом он собирается вернуться в дом обедать.

– Благодарю Господа, что слышу это, – ответила Анна, немного успокоившись, дурное предчувствие внезапного вдовства развеялось.

Генрих решил, что Екатерину похоронят в аббатстве Питерборо со всеми почестями, полагавшимися ей как вдовствующей принцессе Уэльской.

Он не жалел усилий на организацию торжественной похоронной церемонии, в ходе которой за гробом должна была следовать длинная процессия дам, которых он снабдил черной тканью на платья.

Шапуи высказал мнение, что величию короля будет приличествовать воздвижение монумента в память Екатерины, и тот ответил, что создаст для нее один их лучших монументов в христианском мире. Строптивая испанка мертва, Генрих мог позволить себе быть щедрым и распорядился сделать кенотаф с объемным скульптурным портретом покойной, однако, чтобы покрыть расходы на похороны, конфисковал все личные вещи Екатерины.

– Я назначил день торжественных похорон, – сказал король Анне. – И буду присутствовать на них со всеми своими слугами, одетыми в траур. Мне подобает отдать честь памяти невестки.

С подобными рассуждениями Анна не могла не согласиться. В утро похорон ее вдруг потянуло составить Генриху компанию во время церемонии. Это вызвало бы доверие к ней сторонников империи и проложило путь к дружбе с императором. Анна приказала дамам одеть себя в черное, но, прибыв в апартаменты короля, не нашла в приемном зале ни одного джентльмена. Наверное, все уже были в церкви. Потом Анна услышала женский смех в соседней комнате, которую Генрих использовал в качестве кабинета. Все ее чувства обострились. Анна подкралась к двери, открыла – и обнаружила там Генриха в утреннем туалете. На коленях у короля сидела Джейн Сеймур, которую он держал рукой за грудь.

Из всех потрясений, пережитых Анной за последнее время, это было наихудшим. Одно дело знать о неверности мужа, и совсем другое – застать его с любовницей.

– Как вы могли?! – закричала она почти в истерике.

Все ее самые страшные опасения оправдывались. Джейн – это она сама девять лет назад, а ей, по какому-то дьявольскому замыслу, уготовано место Екатерины. Колесо фортуны повернулось в другую сторону.

Генрих не слишком нежно столкнул Джейн с колена и подскочил.

– Уйдите! – велел он девушке, и та выбежала, но успела гаденько улыбнуться Анне, которая влепила бы ей пощечину, если бы нахалка не скрылась так поспешно.

– Дорогая, мне очень жаль. – Генрих беспомощно развел руками.

Анна рыдала, даже не пытаясь сдерживаться.

– Вы хоть понимаете, как меня обидели? – сквозь слезы говорила она. – Я люблю вас больше, чем Екатерина, и мое сердце надрывается, когда я вижу, что вы отдаете свое другой.

У Генриха хватило вежливости, чтобы изобразить смущение.

– Это ничего не значит.

– Ничего? Я видела вас собственными глазами.

Внезапно Анна почувствовала спазматическую боль в чреве. Рука мгновенно прикрыла живот, словно для того, чтобы защитить ребенка.

– Что случилось? – встревожился Генрих.

Боль утихла.

– Это из-за того, что вы заставили меня страдать! – выкрикнула Анна.

– Успокойтесь, дорогая, и с вами все будет хорошо. Подумайте о нашем сыне.

– Жаль, что вы этого не делаете! – бросила она в ответ и ушла, а Генрих остался стоять с открытым ртом.

Не успела Анна дойти до своих покоев, как боль вернулась.

Генрих склонился над ней. На его лице читались горькое разочарование и печаль.

– Мальчик! – стенал король. – Мертворожденный плод на пятнадцатой неделе развития, так мне сказали. Это величайшее несчастье для всего королевства, – терзался он.

– Я была на грани жизни и смерти, – пробормотала Анна, вспоминая боль и кровь.

«Я выкинула своего спасителя», – думала она про себя. Никогда еще не чувствовала она такого глубокого горя.

– Я потерял моего мальчика! – выл Генрих.

– Всему виной ваше поведение! – не сдержалась Анна. – Вам некого винить, кроме самого себя, потому что причиной послужили мои переживания из-за этой девицы Сеймур.

Генрих поднялся.

– Больше у меня от вас сыновей не будет, – холодно произнес он.

– О чем это вы?! – крикнула Анна.

Взгляд короля заставил ее умолкнуть.

– Я вижу, что Господь не позволяет мне иметь мужское потомство. У меня нет желания обсуждать это сейчас. Я поговорю с вами, когда вы оправитесь.

И ушел, сверкая очами и с видом человека, с которым обошлись очень дурно.

От слов короля Анне сделалось страшно, и ей стоило большого труда улыбнуться своим плачущим дамам.

– Это все к лучшему, – сказала она им, – тем скорее я снова буду вынашивать ребенка, и уж тот сын будет бесспорно законным, в отличие от этого, зачатого при жизни вдовствующей принцессы.

Нэн Сэвилл взяла руку королевы и пожала.

Два дня Анна пролежала в тягостных раздумьях, желая, чтобы Генрих пришел к ней, и опасаясь, не потеряла ли его навсегда. Когда она наконец встала с постели и посмотрела в зеркало, то ужаснулась, увидев смотревшую оттуда худую, изможденную старую женщину. Ей было тридцать пять, она больше не та соблазнительная юная дева, завлекшая короля в ловушку, и никогда ей теперь такой не быть.

Много раз Анна раскаивалась в необдуманных, полных упрека словах, которые бросила королю, и боялась, вдруг он решит, что она так же не способна вынашивать сыновей, как Екатерина. Неужели он сейчас ищет предлог для аннулирования брака и объявления их дочери бастардом? У Анны не было таких могущественных друзей, как у Екатерины, – и вообще было мало друзей, – так что защитников у нее найдется немного. Без Генриха она станет предметом насмешек, объектом клеветы и ненависти; некоторые захотят ее крови.