В Хатфилде Мария провела две недели, и Генрих получил от нее письмо с просьбой об отпуске для встречи с ним.

– Вы ведь не дадите согласия, верно? – вспыхнула Анна.

– Нет, – ответил король после наикратчайшего колебания. – Но, дорогая, она моя дочь, и, хотя и проявляет непослушание, все-таки в ней много хороших качеств. Я не буду с ней слишком суров.

Анна пристально смотрела на него. Что за резкий разворот!

– Она изменница, вы сами так говорили. В этом королевстве с изменниками обходятся по всей строгости, и это справедливо!

Генрих вздохнул:

– Я не отвечу на письмо. Не стану расстраивать вас в такое время.

Анна прекрасно понимала, что родительские узы могут быть очень прочны. Взять хотя бы ее саму: ведь она горячо отстаивала права Елизаветы. Предстоит трудная борьба, но нужно заставить Генриха относиться к Марии как к опасной мятежнице, какой та и была. Когда король однажды утром объявил, что едет в Хатфилд повидать Елизавету, Анна впала в сильное беспокойство: не решил ли он заодно встретиться и с Марией. Юность дочери и отцовская жалость могли смягчить короля. А вдруг он велит, чтобы с ней обращались лучше, и вернет ей титул. Этого Анна никогда не допустит.

После отъезда Генриха она вызвала Кромвеля, приказала ему скакать вслед за Генрихом и любой ценой не допустить его встречи или разговора с Марией. Кромвель косо взглянул на Анну. Выражение его лица говорило, что он, вообще-то, канцлер казначейства, хранитель королевской сокровищницы и глава государственного архива; у него масса важных дел, чтобы исполнять еще и роль гонца, однако ничего не ответил, лишь поджал губы и вышел.

Что бы ни сказал Генриху Кромвель – возможно, предупредил короля о необходимости сохранять спокойствие супруги, пока та в положении, – но сначала желаемый эффект был достигнут. Однако, как позже объяснил посланник Анны, в конечном счете все его уговоры оказались напрасными.

– Когда король, готовый к отъезду, усаживался на коня, леди Мария появилась на верхней террасе дома и опустилась на колени, молитвенно сложив перед грудью руки. Обернувшись и увидев дочь, его милость поклонился ей и приложил руку к шляпе. Остальные не смели поднять голову, однако, следуя примеру его милости, мы все принуждены были салютовать ей.

Анна не могла сдержать ярости.

– Как вы могли сделать это?! – визгливо накинулась она на Генриха, стоило тому войти в дверь через несколько минут после ухода Кромвеля.

– Сделать – что? – парировал он, но по его лицу Анна поняла: он знает, о чем она.

– Вы приветствовали свою незаконную дочь, как будто она не совершила ничего дурного. – Анна уже была в слезах.

– Это был всего лишь жест вежливости.

– Она не заслуживает вашей вежливости! – огрызнулась Анна и упала в кресло, заливаясь слезами.

– Дорогая, прошу вас! – молил Генрих, становясь на колени и обнимая ее. – Подумайте о ребенке.

– Ребенке! Ребенке! Вы только и думаете, что о ребенке! А как же я?

– Вам прекрасно известно, как драгоценно это дитя, – холодно заметил король, вставая. – Я пришлю к вам ваших дам. – И удалился.

Анна не могла уняться, не могла совладать с возбуждением. Ей до смерти надоело неповиновение Марии и неспособность Генриха справиться с дочерью. Ее съедала изнутри мысль, что эта гордая, упрямая девица была повсеместно любима простонародьем, а стоило ей самой появиться на улице, как люди кричали: «Шлюха! Еретичка! Распутница!» Причем клеветали на нее и злословили не только рядовые жители королевства.

Однажды, услышав под своим окном голоса, Анна выглянула наружу и увидела Гарри Перси, который разговаривал с Шапуи.

– Королева – недобрая женщина, – сказал Гарри. – Уверен, она собирается отравить принцессу.

Вся дрожа, Анна прислонилась к стене. Ее до глубины души поразило, что даже Гарри, этот милый человек, который когда-то любил ее, говорит подобное. Она никогда и не думала травить Марию!

В отчаянии Анна решила изменить тактику и использовать доброту, чтобы одержать победу над своей падчерицей. Если все увидят, что Мария настроена дружелюбно по отношению к ней, это опровергнет домыслы Гарри – да наверняка не только его – и заставит людей полюбить ее, Анну.

Пришла пора навестить Елизавету.

Королевская детская Хатфилда была в образцовом порядке. Малышка – как же она выросла за два месяца! – безмятежно спала в колыбели, ее качали молодые служанки, и все вокруг пропитывала атмосфера спокойной деловитости.

– Ее высочество развивается очень хорошо, мадам, – сообщила полная, по-матерински добродушная леди Брайан. – И мне кажется, мы сегодня видели первую улыбку! А молоко она сосет так жадно!

Анна склонилась над колыбелью. Елизавета открыла синие глаза и заморгала, сосредоточенно и серьезно рассматривая новое лицо. Потом вдруг вся покраснела, открыла маленький ротик и заорала.

– Ей нужно сменить пеленки, – с улыбкой пояснила кормилица. – Пойдем со мной, моя куколка. – И, взяв малышку на руки, унесла ее в соседнюю комнату.

– Я вернусь сюда позже, – сказала Анна леди Брайан. – Вы не знаете, где я могу найти леди Марию?

– Она в учебной комнате с леди Шелтон, мадам.

Когда Анна появилась в дверях, обе дамы встали, но Мария бросила на вошедшую взгляд, пропитанный таким ядом, что гостья едва не забыла о своем намерении.

– Ваша милость… – Леди Шелтон сделала реверанс.

– Дорогая тетушка, надеюсь, с вами все в порядке. – Анна обняла ее и повернулась к злобно взиравшей на нее тоненькой рыжеволосой курносой девушке. – Миледи Мария… – Она выдавила из себя улыбку. – Я буду говорить с вами как друг.

– Леди Анна… – Мария не желала признавать ее королевой. – Вы не можете быть мне другом.

– Но я могла бы им стать. У вас сейчас трудные времена, но ситуация может измениться к лучшему. Я призываю вас ради вашего будущего благополучия посетить меня при дворе и оказать почести как королеве.

– Никогда! – выпалила Мария, и правильные черты ее лица, так похожего на материнское, исказились от ненависти.

– Выслушайте меня, – стараясь не терять самообладания, не отступалась Анна. – Это послужило бы средством примирения с вашим отцом-королем, который так же страдает от этого отчуждения, как и вы. Я стану посредницей между вами, и к тому же потом вы сможете ожидать улучшения в обхождении и даже рассчитывать, что оно станет лучше прежнего.

Мария взирала на нее так, будто ее собеседница – ком грязи, который она только что счистила с башмака:

– Я не знаю никакой другой королевы в Англии, кроме своей матери, но если вы сделаете мне такое одолжение и примирите с отцом, буду вам весьма признательна.

Неужели эта девица никогда не образумится?

– Я настоятельно рекомендую вам принять мое предложение, сделанное из добрых побуждений и в наших общих интересах, – с вызовом произнесла Анна.

– Если я приму вашу сторону, мадам Болейн, это сослужит вам хорошую службу. Не считайте меня настолько наивной, чтобы я не понимала, какую игру вы ведете. Благодаря вам я повзрослела очень быстро.

– Поговорите со мной еще в таком тоне – и ваше положение станет хуже, чем сейчас, – предупредила Анна. – Но стоит вам принять мою руку дружбы – и вы найдете меня ревностной защитницей ваших интересов.

– Вы бы защитили их лучше, если бы убрались вместе со своим последышем куда-нибудь подальше и освободили моего отца от своих чар, чтобы он мог вернуться к моей матери, истинной королеве! – резким тоном отчеканила Мария.

– Не смейте так разговаривать с королевой! – крикнула леди Шелтон.

– Королева находится в Бакдене! – гневно бросила ей в ответ Мария.

Это было невыносимо.

– Я усмирю необузданную гордыню вашей испанской крови! – пригрозила Анна. – А что касается приема вас при дворе, то я об этом и слышать не желаю. Вы застелили себе ложе, теперь покойтесь на нем.

– Ну вот видите, что вы натворили, глупая девчонка, – прошипела леди Шелтон.