В числе фрейлин находились также деятельные и хорошо выученные кузины Анны леди Мэри Говард и Мадж Шелтон, милая Нэн Сэвилл, застенчивая Нэн Гейнсфорд и бойкая Френсис Деверё, дочь графа Оксфорда. Пестуньей девушек была почтенная миссис Стонор, из Хивера на помощь своей бывшей воспитаннице прибыла и миссис Орчард.

Анна понимала, что теперь, когда она стала королевой, очень важно опровергнуть наветы клеветников и исправить свою незаслуженно дурную репутацию. Люди должны увидеть ее покровительницей религии и учености, живым воплощением добродетели. Имея это в виду, она звонким голосом обратилась к своим придворным:

– Милорды, леди и джентльмены, пока вы служите мне, я ожидаю от вас добропорядочного поведения. Джентльмены, вы должны воздержаться от посещения борделей под страхом немедленного удаления от двора. Вам следует подавать другим пример благочестия ежедневным посещением мессы и демонстрацией безупречных манер. Леди, вы тоже должны быть беспорочны. Я желаю, чтобы у вас на поясе всегда висело вот это. – Она кивнула камергеру, который раздал всем женщинам, находившимся в зале, изящные маленькие сборники молитв и псалмов.

Отныне и впредь, распорядилась Анна, она сама и ее дамы будут ежедневно проводить по несколько часов, занимаясь шитьем одежды для бедняков.

Раздалось несколько недовольных вздохов, на некоторых лицах промелькнуло удрученное выражение, однако прошла всего неделя, и старая вышивальщица, служившая до Анны двум королевам, повернулась к новой госпоже и сказала:

– Мадам, я еще не видела, чтобы среди придворных леди и джентльменов был заведен лучший порядок!

Это бесконечно порадовало Анну. Она надеялась, что ее враги тоже заметят нововведения.

Жизнь королевы Анны состояла не только из шитья и благотворительности, хотя эти занятия отнимали бóльшую часть времени. Много лет она ковала дружбу с остроумными, обходительными и образованными придворными, на которых можно было положиться в том, чтобы никогда не приходилось скучать, и теперь они сформировали ядро ее ближнего круга. Джордж, Норрис, Уэстон, Бреретон, Брайан и другие джентльмены из личных покоев короля стекались в апартаменты королевы, чтобы насладиться увлекательными разговорами и флиртом с ее дамами и девушками. Ничто не доставляло Анне большего удовольствия, чем затевать содержательные беседы и обмен остротами; в ее покоях формальности отставляли в сторону – она на этом настаивала. Иногда, когда Генрих освобождался от своих обязанностей, он присоединялся к этому кружку. Король приносил лютню и играл для всей компании, или танцевал с дамами, или искренне интересовался сборником любовных стихотворений, который составляли Маргарет Дуглас, Мэри Говард и Мадж Шелтон.

Когда король отсутствовал, атмосфера была более непринужденной. Образовывались парочки: Нэн Гейнсфорд и Джордж Зуш; Френсис Деверё и кузен Анны, Генри Говард, граф Суррей, наследник Норфолка; Маргарет Дуглас и другой кузен, младший брат Норфолка, Томас Говард. Анна надеялась, что Генрих даст согласие на их браки. Это усилило бы связь ее родни с королевским двором. Она не сомневалась, что ей удастся убедить короля согласиться на союз Суррея с Френсис.

Иногда Суррей приводил своего большого друга, незаконнорожденного сына Генриха, герцога Ричмонда, высокого, долговязого юношу, похожего на отца, но лишенного отцовского шарма вследствие гордыни, взбалмошности и обиды на свой статус бастарда. Герцог Ричмонд проявлял интерес к Мэри Говард. Анна подумала, что об этой паре тоже можно поговорить с Генрихом. Выдать замуж кузину за сына короля – это был бы последний штрих, все равно что украсить пером шляпку.

Мадж Шелтон старалась привлечь внимание Норриса, впрочем без всякого успеха. Анна подозревала, что тот приходит на эти сборища ради нее одной. Между ними сохранялось то же не признанное ни им, ни ею взаимное влечение, но ситуация изменилась. Теперь Анна могла предаться невинному флирту с ним и другими окружавшими ее мужчинами, не забывая, однако, о том, что она жена Цезаря и должна быть безупречной. Нарастающие признаки беременности, похоже, совсем лишили ее сексуальности. Генрих продолжал каждую ночь разделять с ней ложе, но выказывал героическую сдержанность. Он ласкал ее, целовал, просил доставлять ему удовольствие с помощью рук, но не проникал в нее, боясь навредить ребенку.

Первым человеком при дворе Анны стал, разумеется, Джордж, ему она доверяла больше всех. Генрих осыпал его милостями: Джордж теперь был констеблем Дувра, смотрителем королевской своры охотничьих собак, и его часто отправляли за границу с дипломатическими поручениями. Придет время, Анна в этом не сомневалась, и Генрих дарует ему пэрство в собственном праве.

Она начала испытывать симпатию к Уильяму Бреретону после того, как тот однажды принес ей щенка грейхаунда.

– Моя сука ощенилась, и этот самый лучший. Его зовут Уриан, – сказал он Анне, когда та взяла щенка на руки, издавая радостные возгласы.

– Маленький дьявол, – шутливым тоном произнесла она, потому что в Бургундии Урианом называли сатану.

– Ваша милость, его назвали в честь моего брата, который служит в личных покоях его милости. Поверьте, он настоящий маленький дьявол!

Вскоре Анна и Уриан стали неразлучны. Пес всегда пристраивался у ее ног или следовал за ней по пятам.

Анна знала Бреретона и с другой стороны. Он был намного старше всех, кто часто появлялся в ее покоях, человек с положением, представитель герцога Ричмонда на должности управляющего Валлийской маркой – территорией на границе Англии и Уэльса, где обладал большой властью. Анна слышала, как Кромвель, который не любил Бреретона, говорил о нем как о человеке, который слишком много на себя берет, но она намеревалась проследить, чтобы Бреретон оставался среди любимцев короля. Она зависела от таких верных сторонников, как он.

О браке Анны теперь было объявлено по всей Англии, но не везде эту новость приняли хорошо. Любовь к Екатерине и принцессе Марии продолжала вздыматься валами, громко звучали и сетования на то, что возвышение Анны до статуса королевы может означать войну с императором и крах прибыльной торговли, которую Англия успешно вела с империей.

Тайному совету приходилось разбираться со шквалом публичных протестов против нового брака короля. Генрих не посвящал Анну в детали, но при дворе они были общеизвестны, и находились люди вроде подруги Екатерины, наполовину испанки леди Эксетер, которые, судя по всему, с большим удовольствием передавали их фрейлинам королевы.

– Что говорят обо мне? – требовательно спросила Анна Джорджа, когда они сели обедать в ее покоях.

Их беседу прервал королевский подавальщик: как обычно пунктуальный, он явился пожелать королеве от имени мужа приятного аппетита.

Анна любезно улыбнулась ему:

– Я благодарю его милость. – Когда посланец Генриха удалился, она повернулась к брату. – Только не вздумай отделаться, сказав, что идут мятежные разговоры! Мне нужна суть.

– Ты и правда хочешь знать? – спросил Джордж с тревогой в темных глазах. – Король убьет меня, если я расскажу.

– А я убью тебя, если не расскажешь! – возразила Анна. – Предупрежден – значит вооружен.

Джордж сдался:

– Некоторые глупцы сильно взбудоражены твоим замужеством. Один священник предстал перед судом за то, что назвал тебя позором христианского мира и еще кое-чем похуже. Другой хвалил тебя своей пастве и был обруган женщинами. А когда за тебя впервые молились в лондонских церквях как за королеву, прихожане покинули службу. Король лично сделал выговор лорд-мэру. Хочешь услышать больше? – (Анна внимала брату с растущим смятением, но согласно кивнула.) – Настоятель собора в Бристоле был отстранен от должности за то, что запретил священникам молиться за тебя. Одна женщина, кричавшая «Боже, спаси королеву Екатерину!» и назвавшая тебя – прости – пучеглазой шлюхой, отправлена в тюрьму, так же как миссис Амадас.

Анна немного знала Элизабет Амадас, поскольку ее супруг был хранителем королевской сокровищницы.