В день празднования обращения святого Павла, двадцать пятого января, Анна поднялась с постели затемно. Анна Саваж была уже одета и ждала свою госпожу, чтобы наряжать ее к свадьбе. Дворец еще был погружен в дремоту.

Анна выбрала наряд из белого атласа, а волосы пожелала оставить распущенными в знак символической девственности королевы. Чудесное платье с низким квадратным вырезом, свисающими рукавами, заостренным книзу корсажем и тяжелыми юбками. Его шили с расчетом произвести впечатление, но эта свадьба должна была состояться тайно, так что Анна позволила своим дамам спрятать эту красоту под просторной бархатной накидкой на меху.

Анна Саваж несла шлейф за своей госпожой, пока та молча поднималась по пустынной винтовой лестнице в маленькую часовню, расположенную на самом верху башни. Здесь дам ожидал духовник короля доктор Ли в полном облачении. Потом появился и сам Генрих в сопровождении своих джентльменов, с которых взял клятву держать все в тайне: Норриса, который встретился с Анной немного хмурым и укоризненным взглядом; Томаса Хиниджа из личных покоев короля и Уильяма Бреретона. Анна Саваж сняла со своей госпожи накидку. Анна грациозно сделала реверанс перед Генрихом, тот взял ее руку и поцеловал.

– Вы прекрасны, – сказал король, впившись в нее взглядом.

Они вместе встали на колени перед алтарем, и доктор Ли начал нараспев произносить слова, совершая Святое таинство брака. Король неотрывно смотрел в глаза Анне, когда они давали обеты.

– Я, Генрих, беру тебя, Анна…

– Я, Анна, беру тебя, Генрих…

– Тех, кого соединил Господь, да не разлучит никакой человек! – провозгласил доктор Ли и объявил их мужем и женой.

Анна едва могла сдержаться. Ей хотелось прокричать всему миру, что она теперь супруга Генриха и королева, но этот порыв пришлось подавить. Ждать публичного оглашения их брака осталось недолго, ведь пройдет несколько недель, и ее беременность станет заметной. Она удовлетворилась сделанным друзьям признанием, что теперь уверена в скором браке с королем не меньше, чем в собственной смерти.

После того как Анна стала его супругой, Генрих вознамерился не допускать никаких возражений против свершившегося брака. Дабы предотвратить любые выражения несогласия, он отослал Екатерину в замок Эмптхилл, расположенный в сорока шести милях от Лондона, желая тем сломить ее упорство.

Анна радостно боролась с тошнотой, которая преследовала ее с первых дней беременности. Единственным действенным средством было поедание яблок – у нее вдруг развилось к ним пристрастие. Однажды, выходя из своих покоев с группой придворных, Анна увидела шедшего ей навстречу по галерее Тома Уайетта. Он остановился и сухо поклонился, избегая ее взгляда. Она проучит его. Ишь как холодно стал держаться, это он-то, с таким пылом увивавшийся за ней в былые времена!

– Том, у вас есть яблоки? – игриво спросила Анна. – Мне страшно хочется яблок, никогда еще со мной такого не случалось! Король говорит, это признак того, что я жду ребенка, но дело не в этом. – При взгляде на лицо Тома она прыснула со смеху.

Тот развернулся и пошел прочь. Анна искала его весь день, намереваясь извиниться, но Уайетт так и не попался ей на глаза.

– Я думаю, после Пасхи мне нужно отправиться в паломничество к Богородице Уолсингемской, – сказала Генриху Анна.

– А я думаю, вам нужно побольше отдыхать, а не болтаться по стране, – ответил он. – Поезжайте к Богородице и возносите Ей благодарения, когда разрешитесь от бремени. Она поймет.

– Но я чувствую себя прекрасно, разве что тошнит по утрам, – возразила Анна.

– Нет, дорогая, – строго сказал Генрих, – вы не будете подвергать нашего сына даже малейшему риску.

Столь решительный отказ дал Анне понять, что теперь, став супругой Генриха, она обязана во всем его слушаться. Будучи возлюбленной, она могла управлять им, а он имел власть над ней только как король, правда пользовался этим редко, обычно разыгрывая роль преданного слуги. Теперь они женаты, и Генрих, кажется, считал, что может быть господином Анны так же, как был господином для Екатерины. Что ж, придется ему поразмыслить об этом! Паломничество – мелочь, она не станет упорствовать, но в будущем не позволит командовать собой ни одному мужчине, будь он король или супруг.

Они вместе принимали гостей на роскошном банкете в приемном зале Анны в Уайтхолле, и все собравшиеся догадывались, что это свадебный пир: Генрих вел себя как жених, вился вокруг Анны и не мог удержаться от ласк. К концу вечера он был настолько пьян, что бóльшую часть его слов было не разобрать, однако тетка Анны, герцогиня Норфолк, одарила его суровым взглядом, когда он начал размахивать руками, указывая на роскошную обстановку, и спрашивать ее:

– Разве леди маркиза не получила богатое приданое, и выгодный брак, и все, что мы видим? Вся столовая утварь тоже принадлежит леди.

Вот так тайна! Анна сильно ткнула Генриха локтем, чтобы тот замолк.

Король тайком отправил Джорджа во Францию, чтобы известить Франциска о женитьбе на Анне. Только посланец отбыл, как в Англию доставили буллу ничего не подозревающего папы, которая утверждала Кранмера в чине архиепископа Кентерберийского. Сразу после этого в соборе Кентербери был совершен обряд посвящения в сан доброго доктора богословия. Генрих и Анна втайне опасались, что Климент отвергнет Кранмера, но, какие бы сведения о нем ни доходили до его святейшества, казалось, папа был склонен не доводить дело до бесповоротного разрыва Генриха с Римом.

Джордж вернулся ко двору в начале апреля, после чего король созвал Тайный совет и оповестил его членов о том, что два месяца назад заключил брак с Анной и она носит наследника английского престола.

– Видели бы вы их лица! – рассказывал он Анне, когда пришел к ней обедать после заседания. – Ошеломленная тишина, а потом запоздалый шквал поздравлений. Лорды посоветовали мне сообщить о произошедшем Екатерине. Послезавтра я отправлю в Эмптхилл Норфолка и Саффолка.

– Я им не завидую, – сказала Анна. – Вы знаете, как она воспримет эту новость.

– Мне все равно, как она ее воспримет! Я не допущу, чтобы эта леди и дальше создавала мне проблемы. Ей следует смириться с тем, что я женат, и отныне она должна воздерживаться от использования титула королевы и именовать себя, как вдова Артура, вдовствующей принцессой Уэльской.

Ни Анна, ни Генрих не удивились, когда два герцога вернулись и сообщили, что Екатерина не подчинилась их требованию и заявила, что, пока жива, будет называть себя королевой.

– Ей-богу, я заставлю ее замолчать! – гневно воскликнул Генрих.

– А что она может сделать? – спросила Анна. – Она изолирована от своих сторонников, просто всеми покинутая, несчастная женщина, протестующая без толку. Никто ее не услышит.

– Вся Европа ее слушает! – бушевал Генрих. – Этот проныра-посол наверняка заслал агентов к ее двору. И хотя император сейчас занят войной с турками, мы не можем предсказать, какая последует реакция, когда он узнает о нашем браке. Может начаться война. Дорогая, я не шучу.

Анна притихла, она начала осознавать, к чему мог привести их с Генрихом брачный союз.

– Это может произойти, – сказал Генрих, – а особенно если Екатерина пожалуется Карлу. И хуже всего то, что на ее сторону встанет масса моих невежественных подданных.

– Если она верная жена, какой себя выставляет, тогда ее первый долг – перед вами; и она, конечно, не сделает ничего такого, что послужит вам во вред, – заверила его Анна.

– Да, но что, если она посчитает своим первейшим долгом убедить меня в ошибочности моих сомнений.

– Генрих, она делала это много лет. А у императора полно других забот.

– Знаю, но он все равно может создать нам проблемы. Почему Екатерина не хочет просто принять вещи такими, каковы они есть? Я никогда не вернусь к ней. Будем надеяться, что решение Кранмера убедит ее в этом.