– Нет, ваше высочество. Сообщения о вашей болезни застали меня в Гримсторпе, и я поняла, что обязана приехать. Я спешила как могла, но это пятьдесят миль, и в такую погоду трудно ехать верхом. Постоялые дворы вдоль дороги ужасные. Четыре дня в пути, и я вся промерзла. – Она подошла к огню и протянула к нему руки. – Когда открыли ворота караульного дома, я потребовала, чтобы меня впустили, но эти два негодяя, которые называют себя опекунами, попытались закрыть их перед моим носом. Тогда я подставила ногу и сказала им, что при мне множество писем, которых будет достаточно, чтобы снять с них всякие обвинения, и я предъявлю их утром.

– И есть у вас эти письма? – спросила Екатерина.

– Разумеется, нет, – улыбнулась Мария. – Думаю, меня теперь ищут. Заприте дверь!

Каким-то чудом сэр Эдвард и сэр Эдмунд не появились, в дверь не колотили и выдать леди Уиллоуби не требовали. Даже они, должно быть, понимали: время плести интриги осталось в далеком прошлом.

Марию не интересовало, что думают сэр Эдвард и сэр Эдмунд. Она ворчала по поводу состояния очага.

– Не говорите мне, что тут кто-то готовил, – сказала она, принюхиваясь к пропитавшему все запаху горелого жира.

– Мои девушки готовят для меня, – объяснила Екатерина. – Я не осмеливаюсь есть ничего другого – боюсь яда.

– Я приготовлю вам что-нибудь.

– Вы умеете готовить? – Казалось невероятным, чтобы гордая дочь кастильских грандов пала так низко.

– Нет! – Мария скривилась. – Но могу научиться!

Тушеное мясо, которое она состряпала, посылая горничных Екатерины на кухню за всем необходимым, оказалось на удивление неплохим. Мария угостила и Шапуи, а Екатерину сама кормила с ложки.

– Я не голодна, – уверяла ее Екатерина. – У меня теперь совсем нет аппетита. Но немного я поем, потому что ты была так добра и приготовила это для меня.

– Именно это я и хотела услышать! – радостно отозвалась Мария. – От хорошей еды вам станет лучше.

Екатерина сомневалась в этом, но сделала вид, что верит.

– Где вы будете спать? – спросила она Марию. – Можете разделить ложе со мной, если хотите?

– Если мессир Шапуи займет кресло, – согласилась Мария.

– Разумеется, – ответил Шапуи, – но теперь, когда леди Уиллоуби здесь, в моем присутствии больше нет необходимости, и мне нужно ехать, так как я могу быть более полезным вашему высочеству в другом месте.

– Не уезжайте пока, – попросила Екатерина. – Ваше общество доставляет мне такое удовольствие, что я начинаю лучше себя чувствовать.

– Тогда я побуду еще немного, – с улыбкой ответил посол.

Шапуи был готов к отъезду. Он пришел попрощаться.

Екатерина натянула на лицо бодрую улыбку.

– Приятно видеть ваше высочество повеселевшей, – сказал он.

– Все благодаря вам и Марии.

– Я оставляю вам двух человек, они окажут вам поддержку и будут сообщать мне о состоянии вашего здоровья.

«Один из них, наверное, молодой человек, переправлявший письма, которые я отдавала Элизе», – предположила Екатерина, заметив, как просветлело лицо ее фрейлины.

– Тогда всего вам хорошего. – Екатерина протянула руку для поцелуя.

Ей хотелось расплакаться и молить Шапуи остаться, но она крепилась и не стала смущать посла чувством вины из-за необходимости уехать.

Шапуи припал на колено, взял ее руку в свои ладони и пылко поцеловал. Когда он поднял взгляд, в глазах его стояли слезы.

– Вы самая добродетельная женщина из всех, кого я знал, и самая великодушная. Но, ваше высочество, вы слишком доверчивы и поспешно наделяете людей своими достоинствами, а вот причинить кому-нибудь хоть малейший вред, даже если это пошло бы на пользу, не спешите.

Екатерина выдавила из себя еще одну улыбку:

– Вы опять подбиваете меня разжечь войну? Мой надежный, верный друг, неужели вы никогда не оставите это? Я не отступлюсь от того, что уже не раз говорила. – (Шапуи печально взглянул на нее.) – Была ли я права? – задала ему вопрос Екатерина. – Верно ли поступала, противясь тому, что считала вредным? Даже если из-за этого проистекло много неприятностей? В последнее время я часто спрашиваю себя об этом. Мне необходимо быть в ладу со своей совестью.

– Никогда не сомневайтесь в этом, ваше высочество. Мир был бы более приятным местом, если бы в нем существовало больше таких людей, как вы. А теперь прощайте. Да поможет вам Бог и да восстановит Он ваше здоровье! Будьте уверены, я не забуду о своем обещании присматривать за принцессой.

– Прощайте, дорогой друг! Благодарю вас!

Екатерина смотрела ему вслед, зная, что никогда больше не увидит его. Одинокая слеза медленно сползла по ее щеке.

По крайней мере, теперь с ней была Мария. Она взяла на себя труд руководить четырьмя девушками и давать им разные поручения. Екатерина подозревала, что Элиза немного сердится, ведь столько времени она прекрасно обходилась без этого, но вслух девушка ничего не говорила и без возражений согласилась быть ответственной за удовлетворение личных нужд Екатерины. Марджери и Бланш обязали готовить еду, а Марджери, кроме того, велели продолжить варку травяных снадобий, потому что Мария считала их полезными для своей госпожи. Исабель, которую заставили встряхнуться, должна была следить за доставкой всех необходимых вещей с кухни и из любых других мест и еще постоянно теребить ленивых паршивцев из левого крыла дома, чтобы те мигом поднимались и брались за дело, если потребное ей не доставляется вовремя.

Екатерина могла просто лежать, наблюдать за всем и слушать, потому что теперь у нее едва хватало сил поднять руку. Сердцебиения и приступы удушья усилились, как никогда. Сердце Екатерины иногда стучало с такой частотой, что она боялась, как бы оно не разорвалось. Ей всегда было холодно, и ее бил озноб, не важно, насколько тепло было в комнате. Руки и ноги у нее всегда леденели.

Она умирала и знала это. Никто не мог оправиться от такой тяжелой болезни. Несмотря на это, Екатерина сохраняла спокойствие и ни на что не жаловалась. В каком-то смысле уход из этого мира, полного невзгод, станет облегчением. Печалила Екатерину только мысль о Марии, которая останется без матери и без друзей, и еще о Генрихе, любовь к которому никогда в ней не утихала. Из всего, что она любила в этом мире, труднее всего ей было расстаться с дочерью.

Нужно было, пока не поздно, составить завещание. Екатерина попросила перо и бумагу, призвала епископа Лландаффа, чтобы тот все записал, и Марию с Элизой в качестве свидетелей. Потом она продиктовала свою последнюю волю:

– Напишите, что я желаю, чтобы король Генрих Восьмой, мой добрый господин, заплатил мои долги и вознаградил за верную службу моих помощников. Я прошу, чтобы меня похоронили в монастыре братьев-францисканцев, отслужили пять месс ради упокоения моей души и кто-нибудь совершил для меня паломничество к святилищу Богородицы Уолсингемской. – Екатерина помолчала, думая, какие еще распоряжения сделать. – Своей дочери, принцессе Марии, я оставляю золотое шейное украшение, привезенное мной из Испании, и мои меха.

Оставшиеся деньги и личные вещи она завещала Франсиско Фелипесу, своим четырем фрейлинам и другим слугам.

Когда завещание было составлено и, собрав последние силы, Екатерина его подписала, ей потребовался отдых. Она чувствовала себя совершенно опустошенной и понимала: смерть втихомолку подкрадывается к ней. Мария приказала Марджери дать Екатерине травяного настоя, и они вместе усадили больную так, чтобы она могла выпить это укрепляющее средство. Екатерине удалось проглотить совсем немного, после чего она сделала знак, чтобы ее уложили спать.

Проснулась Екатерина в сумерках и услышала ворчливый голос Марии:

– Куда подевалась эта женщина?

– Она вышла в сад собрать трав. – Это говорила Бланш.

Послышалось шуршание юбок – Мария подошла к окну.

– Я не вижу ее. Она ушла сразу после обеда.

– Может быть, она с Бастьеном? – предположила Элиза. – Он ей нравится.