«Нет сомнений, Кромвель тут постарался на славу», – подумала Екатерина. Она сильно расстроилась, узнав, что после череды назначений на разные высокие должности он стал главным секретарем короля, а следовательно, будет иметь на своего владыку еще более сильное влияние. А Генрих, Екатерина знала это, отличался внушаемостью. Когда всем заправляет такой человек, неизвестно, что еще случится. Анна и Кромвель делили между собой власть над сердцем и разумом короля. Прикрываясь тем, что исполняют его волю, они использовали Генриха для достижения своих еретических целей. А сам Генрих был слишком одурманен страстью, чтобы заметить это!
В следующем письме Шапуи Екатерина, содрогаясь от ужаса, прочла о казни монахини из Кента и пяти ее сторонников, в том числе двоих священников. Расправа состоялась в Тайберне при большом скоплении народа, жертв привезли на дрогах к виселице, где монахиня была повешена, а затем, уже мертвая, обезглавлена. Мужчины претерпели повешение, волочение и четвертование. Это была первая кровь, пролитая вследствие Великого дела, и Екатерина, подавляя страх, думала, что эти жертвы будут не последними. Генрих так сильно разгневался на папу, что был готов пойти на крайние меры для подавления оппозиции. Но то, что он подверг казни священников, как обычных преступников, было не просто жутко – это было кощунство!
Мир определенно сошел с ума. Екатерина трепетала при мысли о том, зайдет ли Генрих еще дальше и насколько. Не станет ли следующей жертвой она сама?
Мария заболела. Четыре месяца страданий и лишений при дворе Елизаветы пошатнули ее здоровье. Екатерина вслух читала письмо Шапуи Элизе, ей нужно было поделиться с кем-нибудь своей тревогой.
Я умолял совет и мастера Кромвеля позволить принцессе поехать к Вашему Высочеству и обещал сам обеспечить Ваше благоразумие, но король не доверяет мне. Он опасается, что, воссоединившись с дочерью, Вы начнете строить козни против него и призывать на помощь войско императора. Я попытался заручиться поддержкой Кромвеля, но тот только дал слово просить короля отправить к принцессе своего врача, однако не думаю, что он сдержит обещание или что король прислушается к нему. Кромвель не лукавит, но боюсь, на самом деле он желает принцессе смерти. Он сказал мне, что она сама виновата в своих нынешних сложностях и если Господу будет угодно… (Шапуи оставил фразу незавершенной.) Меня это беспокоит, и мне кажется, я должен предостеречь Ваше Высочество об опасности, потому что слышал, как Леди говорила, что не успокоится, пока не изведет Вас и Вашу дочь ядом или еще каким-нибудь образом. Поэтому я умоляю Вас сохранять бдительность и следить за тем, чтобы пищу для Вас готовили только те слуги, которым Вы доверяете.
Это предупреждение вдобавок к вестям об участи Фишера, Мора и кентской монахини вселило в сердце Екатерины ужас, ощущавшийся физически. Элиза встала перед ней на колени, взяла ее руки в свои и попыталась успокоить госпожу. Екатерине пришлось подождать, пока уймется сердцебиение и она снова сможет дышать спокойно. Потом она подвела итог и скрепя сердце посмотрела в лицо правде.
Генрих не постеснялся отправить ее в Бакден, хотя знал, какое это гиблое место. Он пытался заставить ее переехать в Сомерсхэм, а дом там находился в еще более плохом состоянии. Ей можно было простить умозаключение, что он хотел ее смерти, не говоря уже о том, что он находился во власти Анны Болейн, а она, это было очевидно, ни перед чем не остановится, да к тому же положение позволяет ей с легкостью добиваться своего. Ребенок, которого она носила, мог оказаться мальчиком, но, пока она не родила сына, ее положение на троне неустойчиво. Если бы любовь Генриха к ней утихла, он мог бы использовать вердикт папы как повод вернуться к бывшей супруге. Екатерина знала, что все еще любима в народе, а разлад между королем и императором по поводу Великого дела оказал влияние на английскую торговлю с Нидерландами. Неудивительно, что люди хотели ее возвращения! И вполне понятна их ненависть к Анне.
Не приходилось сомневаться, что Анна рассматривала Екатерину и Марию как смертельную угрозу своему положению. «Ни Вы сами, ни принцесса ни на миг не будете в безопасности, пока Леди сохраняет власть и влияние; ей не терпится избавиться от Вас», – предупреждал Шапуи в следующем письме.
Екатерина не стала осуждать Генриха при своих фрейлинах, но отчаянно нуждалась в том, чтобы снять с себя бремя и высказаться по поводу Анны. Давно миновали те времена, когда Екатерина хранила королевское величие в общении со слугами. Элиза уже слышала кое-что о нависшей над Екатериной угрозе. Элиза, Бланш, Исабель и Марджери были подругами Екатерины; они находились рядом с ней, с готовностью выслушивали ее и помогали, когда могли.
– Леди Анна безжалостно затравила Уолси, – напомнила им Екатерина однажды вечером, сидя у огня; фрейлины устроились на полу рядом с очагом. – Мессир Шапуи считает ее способной применить яд, дабы избавиться от меня и принцессы. Он говорит мне, что она день и ночь злоумышляет против Марии. Король собирается нанести визит во Францию, и Леди открыто заявила, что, пока он будет в отъезде, она избавится от Марии – либо заморит голодом, либо еще как-нибудь. – (Элиза вскинула ладонь ко рту, остальные три ахнули.) – Это правда, – продолжила Екатерина, ощущая трепет в груди, который пугал ее в последнее время. – А когда брат предупредил ее, что это приведет в ярость короля, она ответила, что ей все равно, даже если ее за это сожгут заживо. Вы видите, как она жестока.
Дамы постарались утешить Екатерину и пообещали, что отныне сами будут следить за тем, как готовится для нее пища. Но таких же обещаний относительно того, что ест Мария, они дать не могли, а потому Екатерину продолжали мучить ночные кошмары. Когда Элиза, Бланш и Марджери – Исабель, как обычно, под каким-то предлогом отсутствовала – спустились в кухню и настояли на том, чтобы наблюдать за приготовлением блюд для своей госпожи, повара и их помощники возмутились. В конце концов Элиза заставила управляющего приделать крюк для котелка над очагом в комнате Екатерины и вертел – в камине.
– Отныне мы будем сами готовить для вас пищу, мадам! – объявила она.
Это был благородный жест, однако ни одна из них стряпать не умела, хотя их учили управлять кухней, как подобает настоящим леди. Еда получалась неизменно либо сырой, либо подгоревшей, а кое-что было вообще несъедобно. Кроме того, от постоянной готовки вся спальня пропахла стряпней. Но Екатерина смиренно и с благодарностью сносила все это. Лучше уж было потерпеть неудобства, чем рисковать быть отравленной. Она цеплялась за робкую надежду, что у Марии найдутся такие же верные и бдительные слуги.
Когда в Бакден прибыл архиепископ Йоркский, дабы взять с Екатерины и ее придворных клятву верности, она собралась с духом и решила сохранить твердость. Подвергаясь опасности наряду с дочерью, она не могла подвергнуть риску свою бессмертную душу отречением от своих убеждений.
Екатерина смотрела прямо в лицо архиепископу и держалась как подобает королеве.
– Я отказываюсь давать клятву, – твердым голосом заявила она. – Если я не жена короля, как он утверждает, то не являюсь и его подданной и от меня нельзя требовать клятвы.
Она задержала дыхание, ожидая, что архиепископ прикажет ей отправляться в Тауэр, как случилось с Фишером и Мором. Но ничего такого он не сказал.
– Очень хорошо. Созовите своих слуг! – распорядился священник.
Они пришли, враждебные и мятежные, готовые дать ему отпор.
– Нет! – говорили они один за другим. – Я никогда не дам такую клятву!
Большинство испанцев, которые прожили в Англии более тридцати лет, вдруг перестали понимать английский.
– Я давал клятву верности моей госпоже королеве Екатерине, – смело заявил Франсиско Фелипес. – Она еще жива, и, пока она не умрет, я не признаю другой королевы в этой стране.
– Пусть король вышлет нас, – сказал Бастьен Хенниок, – но не сделает клятвопреступниками.
