– Боже правый! – громко вскрикнула Екатерина.

По первому порыву ей хотелось полететь к Марии, чтобы защитить ее. Ясно было, что Шапуи тоже встревожен, потому как он вновь упомянул о покушении на жизнь епископа Фишера. Дескать, он не сомневается в способности Леди исполнить свои угрозы. Он пообещал удвоить бдительность. Зная неравнодушие Шапуи к судьбе Марии, Екатерина была уверена, что так и будет. Но он не жил в Бьюли или Хансдоне, где размещался двор Марии. Кто защитит ее там?

Екатерину захлестнула жалость к себе. Как она сможет жить в постоянном страхе за дочь? Вынесет ли это? Осмелится ли писать к Генриху и умолять его о встрече с Марией? Приедет ли к ней принцесса? Но она должна все стерпеть, должна!

Следующее письмо Шапуи дало проблеск надежды. Король, сообщал посол, сделал Леди пэром королевства. Никогда такая честь не была дарована ни одной женщине в Англии. Она стала маркизой Пемброк, церемония прошла с большой помпой. «Тем не менее важно отметить, что формулировка патента на дворянство оставляет место для различных толкований, – отмечал Шапуи, – потому что слова „рожденный по закону“ в отношении любого потомка мужского пола, к которому может впоследствии перейти титул, были опущены. Некоторые считают это признаком того, что король устал от нее и готовится дать ей отставку, предоставляя обеспечение для любого бастарда, которого она может ему родить».

«Но допустимо и другое толкование, – подумала Екатерина. – Может быть, Генрих таким образом обеспечивал титул любому ребенку, которого может зачать с Анной, на случай своей смерти до брака с ней».

В любом случае это могло означать только одно: Генрих и Анна любовники. И хотя Екатерина все время так считала, несмотря на возражения Генриха, теперь, когда догадки подтвердились, она почувствовала себя глубоко уязвленной. Ощущение было такое, будто она потеряла супруга еще раз.

Екатерина снова пробежала письмо, глаза ей застилали слезы. Из слов Шапуи становилось ясно, что вопрос об усталости Генриха от Анны не стоит. «Король не может оставить ее даже на час. Он сопровождает ее на мессу и вообще повсюду, собирается даже взять ее с собой в Кале на встречу с королем Франциском. Мне он сказал, что намерен жениться на ней, как только это станет возможно. Боюсь, они сделают это во Франции».

Та же мысль возникла и у Екатерины. «Молюсь, чтобы мы оба ошибались», – сказала она себе и снова расплакалась.

С непроницаемым лицом перед Екатериной стоял посланник короля.

– Король требует, чтобы ему доставили от вашей милости украшения королевы.

– Для чего? Королева я, и они были вручены мне.

Украшения были очень дороги ей, и она всегда ощущала, что обладание столь ценными предметами возвышает ее над всеми.

– Король требует, чтобы вы отдали украшения и леди Анна могла носить их во Франции.

Горячая кровь Изабеллы Католички забурлила в Екатерине.

– Леди Анна, не будучи королевой, не имеет права на эти вещи! Кроме того, такое требование обидно и унизительно для меня. Это отяготит мою совесть, если мне придется отдать свои украшения ради того, чтобы ими увешала себя особа, которая является позором для всего христианского мира и наносит бесчестье королю, отправляясь с ним во Францию!

Гонец побагровел:

– Ваша милость, мне дан приказ.

– А у меня его нет! – возразила Екатерина. – Можете передать королю, что я отказываюсь отдавать свои украшения без его письменного распоряжения, потому что он велел мне ничего ему не присылать.

Гонец с обиженным видом ретировался. Разумеется, Екатерина понимала, что только оттягивает передачу драгоценностей, и все же радовалась тому, что смогла выразить протест. Кто-то же должен делать это.

Всему, что было свято для нее, король бросал вызов. Судя по рассказам своих горничных и других слуг, она понимала: истинная вера в Англии постепенно разрушается. И это было хуже всего. А кто виноват? По большей части Анна Болейн и ее пагубное влияние. О последствиях встречи Генриха с Франциском Екатерина не смела даже подумать.

Она написала императору.

Приказ короля отдать драгоценности пришел с неизбежностью смерти, и Екатерина неохотно рассталась с украшениями.

Но казалось, упрямство Екатерины взбесило Анну, и одних украшений для ее умиротворения было недостаточно. С ужасом узнала Екатерина от Шапуи, что Анна заставила Генриха отдать ей барку королевы. Герб Екатерины был сорван с нее, изуродован и сожжен. «Король сильно расстроился, – писал Шапуи. – Дай Бог, чтобы Леди удовлетворилась баркой Вашей Милости, Вашими украшениями и Вашим мужем».

Наконец Екатерина была вознаграждена вестью, что дамы французской королевской семьи отказались принимать Анну. Тем не менее Леди все равно собиралась ехать в Кале. Шапуи сообщал: «Многие строят предположения, что король тайно обвенчается с ней во Франции, но я с трудом могу поверить в это. Едва ли его милость окажется настолько слепым и король Франции станет в этом участвовать».

«Король Франции, – подумала Екатерина, – ввяжется во что угодно, если это ему на руку».

«Однако Леди, – продолжал Шапуи, – ясно дала понять, что не согласится на это. Она желает, чтобы свадьба состоялась здесь, в Англии, где выходили замуж и короновались другие королевы».

«Боже, молю Тебя, пусть его святейшество поскорее скажет свое слово!» – в отчаянии думала Екатерина.

По приказу Генриха Екатерина провела Рождество в королевском поместье Энфилд. Дом с закрытым с трех сторон двором и большими, выступающими вперед полукругом окнами был намного старше, чем Хатфилд, и не так роскошен, но хорошо отремонтирован и уютен. Похоже, переезд был тонким способом намекнуть: упорство ввергнет Екатерину в нужду. Однако Генриху предстояло убедиться, что лишение роскошной резиденции не сможет на нее повлиять.

Праздники не доставили Екатерине никакого удовольствия: Генрих снова отказал ей в просьбе разрешить Марии провести их с ней. Она не виделась с дочерью уже без малого год и ужасно скучала. Ее согревала лишь надежда на усердие Маргарет Поул: та позаботится, чтобы Мария отметила Рождество как можно веселее.

Теперь Екатерина ощущала себя еще более оторванной от мира, чем прежде, потому что Генрих запретил ей общаться с Шапуи. Она всегда гордилась тем, что была послушной женой, но тут готова была противиться супругу. И помог ей в этом сам Шапуи: он поселил своего человека на постоялом дворе поблизости от дворца и наладил его встречи с Элизой Даррелл у заднего входа в парк, где можно было передавать письма сквозь ажурную решетку.

Таким образом Екатерина могла продолжать давить на папу, надеясь поторопить его с решением.

«Я принимаю на себя всю ответственность за последствия, – писала она. – Я продолжаю верить в то, что, коль скоро папа примет решение в мою пользу, король послушается его даже сейчас, но, если король этого не сделает, я умру относительно счастливой, зная, что приговор по моему делу вынесен и принцесса не потеряет свое право стать наследницей».

Кроме того, она делилась своими опасениями за Церковь.