Был канун Рождества. Екатерина с Марией и Генрихом наблюдала за тем, как в главный зал с веселыми шутками вносят святочное бревно и кладут в очаг, где оно будет гореть все праздники. Правда, Генриху, похоже, это не доставляло никакого удовольствия. Весь вечер он ершился, без сомнения, потому, что его зазноба уехала в Хивер, а из Рима до сих пор не поступало новостей. Екатерина заметила, что Мария наблюдает за отцом с выражением недоумения на задумчивом маленьком личике. Королева неустанно молилась о том, чтобы Климент как можно скорее сказал свое слово: только это могло удержать Генриха от опрометчивых поступков.

К концу вечера, когда Мария отправилась в постель, королю и королеве подали гиппокрас и марципановые конфеты. Екатерина приняла их с улыбкой.

– Не знаю, отчего у вас такой счастливый вид, – пробормотал Генрих. – Вам стоило бы задуматься о своем будущем.

Голос его звучал невнятно: Генрих был немного пьян.

– Я постоянно думаю о нем.

– Тогда поразмыслите вот о чем: если папа вынесет решение против меня, я к нему не прислушаюсь.

– Сир! – прошипела Екатерина. – Не могу поверить, что слышу такое. Молю вас, подумайте о своих словах и не забывайте о спасении вашей души.

– О, я знаю, о чем говорю, мадам, – угрожающим тоном ответил Генрих. – Мне бы хотелось, чтобы вы поняли: я высоко ценю и уважаю Церковь Англии, так же как люди по ту сторону пролива ценят Святой престол. И если меня вынудят к этому, то я оторву ее от Рима.

Екатерина собралась с духом:

– Сир, это было бы противно всем истинно верующим, и я не могу поверить в искренность ваших намерений.

Это пьяная болтовня, не более!

– А вы не считаете, что столь долгое молчание папы – доказательство, что мое дело намеренно положили под сукно? А раз так, почему бы мне не взять инициативу в свои руки?

– Я умоляю вас подождать! – не отступалась Екатерина, стараясь не повышать голоса, потому что люди вокруг с любопытством присматривались к ним.

– Я не могу и не буду ждать ни дня больше! – артачился Генрих.

– Означает ли это, что вы окончательно оформили свои отношения с леди Анной? – Екатерина удивилась собственной дерзости, но этот вопрос должен был быть задан.

– Нет! – накинулся на нее Генрих. – А очень хотелось бы!

– Король утверждает, что она не его любовница, – сказала Екатерина Шапуи два дня спустя, когда тот попросил о срочной аудиенции. – Не знаю, верить ли этому.

– Многие говорят, что любовница, хотя это ничего не меняет, лишь подтверждает всеобщее невысокое мнение о ней. Но я пришел сообщить вашей милости нечто такое, что может вам помочь. Соглядатаи донесли мне, что король некогда домогался ее сестры.

– Марии Кэри? – Екатерина не могла в это поверить. – Никогда!

– Очевидно, что это правда. По слухам, один из ее детей – от короля.

– Мой добрый друг, я не стану полагаться на слухи. Люди наболтают вам чего угодно, они обожают устраивать переполох.

– Я получил эти сведения по крайней мере из двух надежных источников, мадам. Люди, имеющие касательство к этому делу, говорили о нем довольно откровенно. Подумайте о его значении: если король прислушивается к голосу совести, как он утверждает, то его новый брак гораздо ближе к кровосмесительству, чем ваш с ним. Ваша милость можете выставить его лицемером.

Екатерина вздохнула:

– Я наверняка знала бы об этом. У Марии Кэри сложилась особая репутация, это известно, но я не могу поверить, что между ней и королем существовала связь. А если ваши доносители ошибаются, ссылкой на это мнимое препятствие к браку я выставлю себя на посмешище в Риме.

– Позвольте мне найти для вас доказательства, ваше высочество.

Екатерина грустно улыбнулась:

– Тот факт, что вы предлагаете сделать это, подтверждает мои подозрения. Ваши сведения ненадежны. Нет, мессир Шапуи, не нужно углубляться в эту историю. Я приказываю. Я все еще живу надеждой на то, что мой супруг в конце концов опомнится.

В глазах Шапуи промелькнуло выражение сочувствия. Она понимала: он в это не верит. Но ведь он не знал Генриха так, как она. Стоит устранить влияние Анны Болейн – и король станет другим человеком.

Снова пришла весна. Екатерина ехала с Генрихом в Виндзор, деревья были в цвету, на лугах резвились ягнята, но на сердце у нее было тяжело. Король приказал Марии остаться в Бьюли, а от папы до сих пор не приходило ни слова. Думая, что сойдет с ума от досады и огорчения, Екатерина молила папу Климента скорее вынести решение, но ответа не было. Тем не менее ее порадовала любовь, которую тут и там изъявляли простые люди, когда она проезжала мимо. Генрих злился, слыша, как ей выкрикивают слова поддержки. Даже остановил своего коня рядом с ее носилками и резко приказал ей перестать кивать и махать рукой зевакам.

И вот опять он явился в ее покои, нарушая царящий здесь мир и отрывая ее от составления нового послания к доктору Ортису, которого император недавно назначил представлять ее интересы в Риме.

– Вы знаете, о чем говорят простые люди? Они распространяют слухи, что я со злости разлучил вас с Марией. Это ваша вина, мадам, вы уже давно поощряете их плохо отзываться обо мне. Что ж, я покончу с этой чепухой. Марию привезут сюда, и все эти слухи окажутся ложью.

По крайней мере, это была хорошая новость, однако Екатерина понимала: Генрих вызывает Марию из Бьюли, где та жила с Рождества, только потому, что озабочен поддержанием своей популярности в народе. И все же, увидев дочь, Екатерина пришла в неописуемую радость. Они так давно не были вместе!

– Мое дорогое дитя! – воскликнула Екатерина, встречая спешно прибывшую на следующий день в сопровождении фрейлин и слуг Марию. – Дайте мне посмотреть на вас!

Мария быстро росла. Каждый раз при встрече с ней Екатерина замечала изменения. Принцессе было четырнадцать, она оставалась маленькой и худенькой, но появились и первые женственные изгибы фигуры. Мария сохранила детскую миловидность, и ее манеры были столь же приятными и очаровательными, как прежде. Тем не менее в ней все заметнее становилась постоянная настороженность, некая нервозная скованность, что беспокоило Екатерину.

За спиной Марии стояла Маргарет Поул. Екатерина подняла ее из реверанса и тепло поцеловала, довольная воссоединением со старой подругой.

– Мы поговорим с вами позже. Буду с нетерпением ждать этого.

Конец дня Екатерина провела с Марией, расспрашивала об учебе, повседневной жизни, увлечениях. Ответы дочери ее безмерно радовали, но потом Мария сказала:

– Дорогая матушка, я беспокоилась о вас.

Екатерина оторопела:

– Незачем беспокоиться обо мне. Со мной все в порядке.

– Но его милость мой отец все еще пытается избавиться от вас.

На лице девочки изобразилось такое страдание, что сердце Екатерины сжалось.

– Мы оба ждем, когда папа провозгласит свое решение по поводу нашего брака, – произнесла она осторожно. – Я уверена, он скоро сделает это. Тут не о чем беспокоиться. Мы с вашим отцом так же дружны, как прежде.

Если бы только это было правдой!

– Но он все время с леди Анной.

Мария, казалось, вот-вот расплачется.

Екатерина сделала над собой невероятное усилие:

– Он женится на ней лишь в том случае, если ему не позволят вернуться ко мне, чего, разумеется, он желает. Однако это маловероятно, так что, пожалуйста, не переживайте из-за этого. А теперь дайте мне послушать, как вы играете на вёрджинеле!

Мария смотрела на мать постаревшими прежде времени глазами, и в них светилось убеждение: мать глупа, если верит в только что произнесенную чушь. Но девочка знала, как ей подобает вести себя, и вслух ничего не сказала.

Пока Мария играла – и играла превосходно, – вошел Генрих. Принцесса немедленно сделала грациозный реверанс, потом встала на колени, чтобы получить его благословение. Он заключил ее в объятия.

– Как дела у моей дорогой девочки? – спросил король, смущенно отводя глаза.