Надежды Екатерины успеть на похороны не оправдались – тело лорда Уиллоуби уже предали земле.

– Болезнь была скоротечной, – сказала Мария за ужином, который подали в завешанной черным гостиной. – Совершенно неожиданной. Он уехал здоровым и выглядел прекрасно, как обычно, а потом мне сказали, что он мертв. Ему было всего сорок четыре. – Мария умолкла и глубоко вздохнула. – Я должна быть благодарна за десять счастливых лет, что мы провели вместе.

Екатерина протянула руку и накрыла ею ладонь Марии:

– В этом было твое благословение. И у тебя в утешение осталась дочь. – Королева была растрогана, увидев свою крестницу, семилетнюю Кэтрин Уиллоуби, милую живую девочку с темными локонами и победоносно вздернутым носиком. – Она похожа на тебя.

– Да, няня называет ее маленькой испанкой! – Мария улыбнулась. – Как поживает принцесса?

– Ей сейчас десять, и она развита не по годам, – с гордостью ответила Екатерина. – Хорошо бы тебе с ней повидаться.

Ей и самой этого хотелось.

– Да, хорошо бы, – поддержала Мария. – Она очаровательна. Я была бы так рада, если бы наши дочери подружились, как мы.

– С Божьей помощью и они подружатся.

А ведь Мария все еще привлекательна, даже одетая в черное траурное платье, хотя в волосах уже появилась легкая проседь. «Мы обе не помолодели, – думала Екатерина, – но в Марии изменилось что-то еще. Появилась какая-то напряженность, как будто она все время старается держать себя в руках. Наверное, в ее положении это естественно».

– Королевское жаркое! – радостно воскликнула Екатерина при виде поставленного на стол серебряного блюда с ягненком. – Я уже давным-давно такого не ела. А в детстве очень любила.

– Вы приехали очень кстати, – сказала Мария, отрезая для Екатерины куски мяса.

– Ты как будто знала о моем приезде. Мм, я таким и помню этот вкус. Перца в самую меру!

Они ели и делились новостями. Марии не терпелось узнать обо всем, что происходит при дворе, а потом она захотела поговорить об Уильяме.

– Когда говоришь о нем – это помогает, – сказала вдова. – В воспоминаниях он оживает. Спасибо, что выслушали.

Екатерина рассказала Марии обо всех последних придворных скандалах.

– Граф и графиня Норфолк разошлись, и она переехала в собственный дом.

– Это из-за Бесс Холланд?

– Да. Это продолжалось много лет, как мы все знаем, а потом Элизабет отказалась держать эту женщину в доме. Тогда граф оставил ее без содержания, а Бесс отомстила на славу – связала графиню и прыгала на ее груди, пока у несчастной не пошла горлом кровь.

Темные глаза Марии расширились.

– Это ужасно!

– А еще хуже то, что Элизабет только недавно родила, и говорит, что, когда пожаловалась графу, тот вытащил ее за волосы из постели и порезал ей кинжалом щеку. Он, разумеется, отрицает это, но ему никто не верит, и меньше всех я! Это отвратительный человек. Элизабет говорит, что он не блюдет ни заповеди Божьи, ни свою честь.

Мария оставила попытки есть и подлила себе вина.

– Не понимаю, что он нашел в этой Бесс Холланд! Она вроде бы его прачка?

Екатерина покачала головой:

– Это сплетни, на самом деле Бесс – родственница лорда Хасси. Но как бы там ни было, а она порочная женщина.

Свечи оплывали, тени становились гуще, а женщины все говорили о старых друзьях и других придворных.

– Полагаю, кардинал все так же на коне? – произнесла Мария с почти невинным видом. Как и Екатерина, она ненавидела Уолси.

– Ну конечно.

– Досадно, что король позволяет ему так возноситься.

Екатерина замялась. Не стоит ей осуждать Генриха в разговорах с друзьями. Но они были не при дворе, и слушала ее только Мария – Мария, которой она могла доверять.

– Генрих все так же порабощен им. Иногда мне кажется, что он видит в нем отца.

– Кому, как не вашему высочеству, знать, что движет королем в его отношениях с кардиналом.

– Мне? Почему я должна это знать?

– Помните брата Диего? Вы относились к нему так, будто он святой. Мы все удивлялись его поступкам, некоторые даже высказывали свои сомнения, но вы ничего не слушали. Для вас он был совершенством, воплощением святости. Может быть, таким же выглядит и кардинал в глазах короля.

– Воплощением святости? Я в этом сомневаюсь! – Екатерина усмехнулась. – Но в твоих словах, возможно, есть смысл. Я тогда была очень наивна и одинока. Нуждалась в духовном руководстве. Брат Диего дал мне его, но, думаю, он получил благодаря мне и свою выгоду.

– Уж это я точно знаю! – Мария улыбнулась.

На мгновение Екатерина опешила, но потом поняла, что Мария намекает на чрезмерное влияние монаха. Нет, она никогда не заговорит о той ночи. Став старше и мудрее, Екатерина поняла: интерес к ней брата Диего был не чисто духовным и он сознательно пытался склонить ее к греху. С некоторыми другими ему, похоже, это удалось.

Ближе к ночи Мария приказала подать гиппокрас.

– Это особый случай, – сказала она. – Не каждый день ко мне заглядывает королева Англии!

– Что ты теперь будешь делать? – спросила Екатерина, когда кубок для нее был наполнен.

– Пока обдумываю возможности.

– Король был бы рад, если бы дочь осталась с тобой. Он просил меня передать тебе это.

Мария не отреагировала так, как ожидала Екатерина.

– На самом деле я и сама размышляла об этом. Видите ли, ваше высочество, я одинока. Уильям был моей жизнью, но это в прошлом, я бы с удовольствием снова вернулась в общество моей госпожи и моих соотечественниц. А дочь охотно оставила бы на попечение нянь и учителей, если бы могла занять прежнюю должность при дворе.

– Ну конечно! – воскликнула Екатерина, обрадовавшись такой перспективе.

Она любила Мод Парр и сильно скучала по Маргарет Поул, но Мария была ее самой давней подругой, и Екатерина с удовольствием приняла бы ее обратно к себе на службу, даже если Мария возвращалась к ней по самой скорбной из возможных причин.

– Ты должна приехать, как только будешь готова. Теперь у тебя будет другая должность, ты ведь больше не девица. Будешь одной из знатных дам при моем дворе, и самой желанной. Ах, как я рада твоему возвращению! Этого не выразить словами!

Приближалось Рождество, но у Екатерины язык не поворачивался спросить Генриха, призовет ли он принцессу Марию ко двору. Уже почти полтора года она не видела дочь и жестоко страдала в разлуке. Дни шли за днями, наступил ноябрь, за ним – декабрь. Екатерина думала, что сойдет с ума от переживаний. Если Генрих сам не поднимет эту тему, ей придется заговорить первой.

Однако в День святого Николая король пришел в ее покои и объявил, что послал за Марией, дабы она встретила праздники вместе с ними. Вне себя от радости, Екатерина обхватила Генриха руками и расцеловала, не обращая внимания на изумленные взгляды своих фрейлин.

– Вижу, мне надо приглашать Марию почаще! – пошутил Генрих, слегка покраснев.

Прибывшая ко двору Мария выглядела гораздо старше и держалась более важно, чем ее запомнила Екатерина. Как крепко королева обняла свою дочь! Никогда бы ее не отпускала… Мария немного всплакнула и призналась, что сильно скучала по своей дорогой матушке. Теперь дни проходили в приятных занятиях: они плели рождественские венки, пели старые песенки и пытались наверстать упущенное – переговорить обо всех тех мириадах мелочей, которые произошли за время их разлуки. Екатерина готова была жадно впитывать любую подробность о жизни дочери, а Мария охотно и с нетерпением обо всем ей рассказывала.

Потом наступило незабываемое Рождество – с обильными пирами, гуляньями, маскарадами, переодеваниями, банкетами и турнирами. Перед всем двором Генрих пригласил Марию на танец и исполнил с ней павану. Отец с дочерью танцевали, все им аплодировали, а Екатерина не спускала с них глаз, и сердце ее было переполнено.

Это было волшебное, золотое время. Но потом, после Двенадцатой ночи – праздника Богоявления, Мария, по настоянию Генриха, вернулась в Ладлоу. Екатерине осталось лишь томиться в разлуке и перебирать в голове воспоминания.