При воспоминании об этом Екатерина улыбнулась:
– Я была глубоко тронута. Они приветствовали меня от всей души. Говорят, кардинал планирует основать в Оксфорде новый колледж.
– Опять кардинал! – Мор задумался.
Некоторое время они шли молча, потом он спросил:
– Его милость говорил вам, что пригласил меня сегодня снова вместе с ним смотреть на звезды? Я надеюсь, что вы тоже придете.
– Если смогу подняться по лестнице! – Екатерина засмеялась, глядя на свой огромный живот.
Она понимала, что Генрих все больше и больше досадует из-за отсутствия наследника.
– Турки вторгаются в Европу с востока, – говорил он Екатерине. – Не успеем мы оглянуться, как они будут стоять у ворот Вены. Как бы мне хотелось организовать Крестовый поход против них. Увы, это невозможно! – Он вздохнул и в отчаянии стукнул кулаком по подлокотнику кресла. – Мне нельзя рисковать собой, пока не обеспечена надежная передача власти.
Опасаясь очередного несчастья, они держали беременность Екатерины в секрете до тех пор, пока скрывать ее стало абсолютно невозможно. Шли месяцы, ничего плохого не происходило, и они позволили себе надеяться на лучшее. Генрих даже устроил праздник, чтобы отметить начало быстрого роста плода. Теперь время родов было близко, Екатерина вот-вот должна была отправиться в уединение в свои покои, а Генрих все отказывался отпускать ее, опасаясь, как бы чего не вышло. Он почти не давал ей двигаться, настолько боялся, что она потеряет ребенка. Поэтому Екатерина лежала и лежала без конца, и голени у нее отекли ужасно. А Генрих все кружил и кружил вокруг нее, к плохо скрываемому возмущению фрейлин, которые считали, что деторождение – дело исключительно женское.
– Мне так не хочется оставлять вас, дорогая, – сказал Генрих. – Я не поеду в Лондон, пока вы благополучно не разрешитесь.
– Я прекрасно себя чувствую, – ответила Екатерина.
И это было правдой.
– Вам очень хорошо известно, что счастливый исход не гарантирован, – строго произнес Генрих. – Помните, я очень надеюсь.
Она помнила и поэтому выполняла все просьбы супруга, чтобы доставить ему удовольствие. Сама же хотела только одного: пусть пройдут роды и у нее на руках окажется сын.
Екатерина удалилась в свои покои, благодаря Господа, что дошла до этого момента. И пока она пребывала там в уюте и довольстве, король, двор – и вообще все королевство – напряженно ждали новостей. А потом, к большому облегчению Екатерины, приехала Мария, чтобы королеве было с кем посплетничать до и после родов. Она повзрослела, изменилась под воздействием любви и горя утраты, располнела в сравнении с прежними временами, но все-таки это была та же самая, любимая подруга королевы. Когда она сняла дорожную накидку, вид ее, в дорогом платье из алого дамаста вместо черно-белого, которое она всегда носила как фрейлина, показался странным. Потом Мария повернулась, и Екатерина увидела, что корсаж у нее на животе расшнурован.
– Моя дорогая! – воскликнула Екатерина. – Ты тоже ждешь ребенка!
– Весной, ваше высочество. Этот малыш очень бойкий.
Лицо Марии стало печальным. Было ясно, что она подумала о том, другом малыше, который безвозвратно потерян.
– Значит, он унаследует черты своей матери, – заявила Екатерина.
– Бедняжка! – Мария улыбнулась. – Как вы себя чувствуете, ваше высочество?
– Гораздо лучше, благодарю тебя, хочу только одного – поскорее качать на руках свое дитя.
– Глядя на вас, можно заключить, что ждать осталось недолго!
Мария оказалась права. Младенец родился ночью – это была девочка, крошечное, тихо хнычущее создание с пучком золотистых волосиков. Хотя сердце Екатерины упало, когда ей сообщили пол ребенка, она взглянула на новорожденную дочь и влюбилась в нее. «Изабелла, – подумала Екатерина. – Я назову ее в честь матери, если Генрих согласится».
Генрих… Королеве была невыносима мысль о его разочаровании. Она боялась встречи с ним. Как он воспримет весть о ее неудаче? Будет ли любить малышку так же, как полюбил Марию?
Король пришел к ее ложу удрученный. Взял ребенка на руки и благословил его, но в глазах Генриха безошибочно читалась досада, и он пробыл в покоях королевы совсем недолго – к неудовольствию Марии, которое она почти не пыталась скрывать. Той ночью Екатерина проплакала много часов, боясь, что потеряла любовь мужа навсегда. Но и ее собственные надежды тоже были перечеркнуты. «Чем я заслужила такую злую участь?» – спрашивала она себя.
– Что говорят при дворе? – строго спросила Екатерина Маргарет Поул и Марию на следующий день.
Маргарет смотрела на нее печальным взглядом:
– Многие разочарованы. Говорят, если бы этот ребенок родился до помолвки, принцессу не обручили бы. Теперь люди думают, что она могла бы стать наследницей здесь. Особенно боятся того, что через ее брак Англия может покориться Франции.
– Они говорят так, будто я больше не смогу вынашивать детей! Но, Маргарет, у меня будут еще дети, непременно. Мне всего тридцать три.
– Я знаю женщин, которые вынашивали сыновей и в более солидном возрасте. – Маргарет говорила твердым, ободряющим тоном.
– Вот, например, я старше вашего величества, а посмотрите-ка на меня. – Мария похлопала себя по животу. – Тридцать три – это еще не возраст!
Екатерина слабо улыбнулась:
– Вы обе очень добры.
– Пожалуйста, отдохните немного, дорогая мадам, – вздохнула Маргарет. – Вам нужно снова набраться сил, чтобы родить этих сыновей!
Генрих и Екатерина склонились над колыбелью, лица их были исполнены тревоги. Сердце Екатерины разрывалось. Новорожденная принцесса, двух дней от роду, слабела и угасала, а потому призвали короля. Они смотрели на малышку и молились, крошечные ручки затрепетали и безжизненно упали. Екатерина ахнула, не веря своим глазам, и сгребла в охапку обмякшее тельце.
– Изабелла, моя малютка Изабелла! – в отчаянии голосила она и качала на руках ребенка, как будто это могло вернуть малышку к жизни.
– Кейт, прошу вас, – успокаивал ее Генрих с бо́льшим чувством, чем она могла ожидать. – Это Господня воля.
– Сколько раз вы мне уже это говорили? – рыдая, закричала она.
– Кто мы такие, чтобы подвергать ее сомнениям? – беспомощно сказал Генрих, по его щекам текли слезы. – Она и мой ребенок тоже! Дайте мне подержать ее.
Король забрал у Екатерины маленький сверток, сел и прижал его к груди, издавая громкие, сотрясающие все тело всхлипы.
– Я не вынесу еще одной утраты! – плакала Екатерина. – За что Бог наказывает нас?
– Честно сказать, я не знаю, – произнес Генрих, глядя на маленькое восковое личико.
– Даже окрестить не успели! – стенала Екатерина. – Теперь ее душа в преддверии ада, она никогда не узрит Бога.
– Никогда не верьте в такое! – возмутился Генрих. – Некрещеные души наслаждаются теми же блаженствами, что и все прочие. Я читал об этом. Вам следует придерживаться такой мысли, Кейт. И мы должны отпустить ее. – Голос короля дрогнул. – Я распоряжусь, чтобы ее похоронили у стены на монастырском кладбище.
Эта седьмая беременность окончательно испортила фигуру Екатерины.
– Зашнуруйте меня плотнее, – приказывала она фрейлинам в день введения во храм, но толку не было.
Ее тело походило на колоду, тяжелую грудь стискивал низкий квадратный вырез корсажа, лицо опухло от слез. Неужели Генрих когда-нибудь возжелает ее? И как сможет она сама, перегруженная горем утрат и неудачами, снова с радостью отдаться его объятиям?
Но Генрих не подал виду, что заметил произошедшие в ней перемены. Через час после очищения он пришел в покои Екатерины и поцеловал ее с обычной страстью.
– Как хорошо, Кейт, что вы снова вернулись к нам. Мы должны попытаться оставить все печали в прошлом.
– Да, – ответила она, думая о том, что никогда больше не будет счастлива.
Только бы ее несчастья не сказались на принцессе Марии, которую она брала с собой ко двору при каждом удобном случае! Не дай Бог, чтобы Мария когда-нибудь заподозрила, что родители любят ее не так сильно, как любили бы сына. Но это было не единственной причиной для беспокойства Екатерины.