Екатерина и сама не знала, сколько просидела так. Вечерние тени уже удлинились, когда она наконец встала, расправила покрывало на постели и задвинула шторы, даже не замечая, что выполняет обязанности слуг. Потом, исполненная решимости не дать сломить себя этому последнему испытанию, она призвала своих дам и приказала им обрядить себя в пышное платье, ибо собиралась этим вечером почтить двор своим присутствием. Должен был состояться ужин в зале для приемов, а потом музыка и танцы. Ради этого Екатерина облачится в дерзкие оттенки красного.

Она распорядилась, чтобы подготовили ванну, села в нее, застланную голландским полотном, на мягкие губки, и блаженствовала в ароматизированной травами воде, пока сестры Варгас растирали ее кастильским мылом.

– Я надену платье из алого бархата, у которого рукава с разрезами. Мария, принеси, пожалуйста, мой крест с жемчужиной и ожерелье из четырехлистников.

Мария настороженно посмотрела на нее:

– Принести ли вашей милости брошь для корсажа?

– Да, с вензелем Христа. И я хочу, чтобы волосы у меня были распушены на висках и заплетены на затылке. Принеси мою венецианскую шапочку, пожалуйста.

Екатерина понимала, что слишком блюдет свое достоинство, но не могла облегчить свою ношу и довериться хотя бы Марии. Сделай она это, потом было бы не унять слез.

Когда приготовления закончились, Екатерина осталась довольна своим видом. Платье имело низкий вырез и выгодно подчеркивало округлость живота. Она покусала губы, чтобы они стали краснее, слегка брызнула на себя дамасской розовой водой. Одобрительно улыбнулась дамам, которые должны были сопровождать ее, одетые в черно-белые платья.

Екатерина не сомневалась, что Генрих, поднимая ее из реверанса и целуя, находился под впечатлением.

– Кейт, вы прекрасно выглядите.

Впервые за долгие месяцы король назвал ее Кейт, и она посмела надеяться, что наконец-то будет прощена.

Они вместе сидели за столом и весело болтали. За ужином Бесси Блаунт не было, она появилась позже, когда придворные собрались в зале для приемов на танцы. Екатерина увидела ее на другой стороне зала в обществе Комптона, Элизабет Кэри и Брэндона, новоиспеченного герцога Саффолка. Они все смеялись, Саффолк явно нашел чем утешиться после разлуки с Марией. Герцогства и двух милых дев вполне хватило ему, чтобы развеять печаль.

Видя, как Бесси кокетничает с ним и Комптоном, Екатерина разуверилась, что Генрих мог иметь интерес к этой девице, по крайней мере серьезный. Один раз она заметила, как Комптон поманил Генриха к ним, но тот покачал головой и повернулся к Екатерине. Он просиживал рядом с ней каждый второй танец, а в промежутках приглашал спуститься на площадку всех замужних дам по очереди, полагая это долгом приличия. Ни разу Екатерина не заметила, чтобы он хотя бы взглянул в сторону Бесси.

Все в прошлом, сказала себе Екатерина. Так должно быть. Может, ничего вообще и не было.

Двумя днями позже Генрих пришел повидаться с Екатериной.

– Кейт, мне необходимо обсудить с вами одно серьезное дело. Некоторые ваши придворные приходили ко мне в слезах и жаловались, что ваш исповедник блудит с женщинами. Кто-нибудь говорил вам об этом?

– Брат Диего блудит? – переспросила Екатерина, отложив в сторону роскошный чепец, к которому пришивала подкладку. – Никогда в такое не поверю. Но мне известно, что некоторые из моих слуг завидуют его влиянию, и я не исключаю, что они могли все выдумать.

«Или Карос», – подумала она, но упоминать его не стала, чтобы не давать Генриху повода для дальнейшего недовольства Испанией.

– Не возражаете, если я сам его расспрошу? Ничто не должно затрагивать честь моей королевы.

– Конечно не возражаю, – согласилась Екатерина.

При этом она не сводила глаз с Бесси Блаунт: склонив светловолосую головку, та шила напрестольную пелену.

– Во что бы то ни стало расспросите его.

Королева кивком подозвала пажа и послала его за монахом.

Когда брат Диего услышал, какую напраслину на него возводят, его смуглое лицо побагровело от гнева.

– Я отрицаю это, сир! – прорычал исповедник.

– Тем самым вы, верно, намекаете, что к вам плохо относятся? – уточнил Генрих.

– Именно так. И если ко мне плохо относятся, то к королеве – и того хуже!

У Генриха вытянулось лицо, брови нахмурились. Опасался ли ее супруг, что монах сейчас отбросит осмотрительность и обвинит короля в блуде с Бесси Блаунт?

– Вам бы лучше объясниться, – сказал король, – и будьте осторожнее. Я не позволю вам бросать на кого-либо тень подозрения без достаточных причин.

Брат Диего смотрел на короля почти с ненавистью:

– Я имел в виду, ваша милость, что вам бы следовало получше присмотреться к моим обвинителям, прежде чем слушать их наветы. Я знаю, кто они и что они злятся на меня за отказ в отпущении грехов. Их следует удалить со службы ее милости. Одна из них клятвопреступница и изменница, у другой внебрачный сын, а третья ведет безнравственную жизнь.

– Значит, ничто вас не связывает ни с Томасиной Хаверфорд, ни с Сесилией Свон?

Екатерина вздрогнула от неожиданности. Король назвал имена ее прачек!

Брат Диего тоже опешил. И опроверг слова короля после слишком долгой паузы, чем и воспользовался Генрих.

– Ах, вы просто занимались с ними, наглец, так да или нет?

– Нет, сир, я ничего не делал! – огрызнулся монах.

– Я вам не верю и не допущу, чтобы честь моей королевы задевал хотя бы легкий намек на скандал. Вы уволены со службы и немедленно вернетесь в Испанию.

Екатерина собралась было протестовать, но брат Диего опередил ее:

– Ваша милость, это несправедливо. Девять лет я верно служил королеве. Ради нее я вынес много зла. Теперь, ваша милость, вы объявляете меня распутником. Клянусь святым Евангелием, это обвинение ложно! Никогда я не имел ничего общего ни с одной женщиной в вашем королевстве. Меня признали виновным, даже не выслушав! Оклеветавшие меня – мои враги, бесстыдные негодяи! И все же я желал бы забыть обо всех этих нападках и готов остаться в услужении у королевы, если вы хотите этого, но только при условии, что меня выслушают честные судьи.

Никто и никогда, Екатерина была в этом уверена, не говорил с Генрихом в такой снисходительной манере, и неудивительно, что король побагровел от ярости.

– Вы готовы? Вы желали бы забыть… Вы что же, подвергаете сомнению справедливость моих суждений? Я не честный судья? – Он едва не лопался от бешенства. – Убирайся! Во-о-он!

Брат Диего поклонился:

– Как будет угодно вашей милости. – Голос его дрогнул. – Где бы я ни оказался, я буду молиться, чтобы у вас родились сыновья. – Он отвесил поклон Екатерине. – Да пребудет с тобой Господь, дочь моя.

После этого исповедник ушел.

Генрих все еще кипел от гнева:

– Этот человек лжец, да к тому же еще и бабник!

– Если это правда, у вас не было другого выбора, кроме как прогнать его, – выдавила из себя Екатерина, пытаясь свыкнуться с разоблачением монаха.

– Это правда, – упорствовал Генрих. – Женщины, о которых шла речь, пожаловались, что он донимает их. Он фамильярничал с ними в исповедальне, пытался соблазнить их. Я не стану вдаваться в подробности.

За пределами королевской спальни Генрих стыдился обсуждать такие вещи.

Екатерина вспомнила те времена, до ее замужества, когда брат Диего прикасался к ней и она принимала это просто за попытку утешить. Заключалось ли в этих жестах нечто большее? Она с трудом могла заставить себя поверить в это, однако…

– Неужели я оказалась так глупа? – прошептала она после долгой паузы. – Значит, Франсиска была права и дон Луис тоже? Но я отказывалась принимать их доводы. Что же получается, я поступила с Франсиской несправедливо?

– Вы слишком исполнены добродетели, чтобы видеть зло, даже когда оно перед самым вашим носом, – произнес Генрих и умолк.

Думал ли он о другом зле, которого она не замечала, – об услужливой светловолосой деве? Но может быть – Екатерина надеялась на это, – она ошибается.