Прекрасный рыцарь верхом на коне остановился перед королевским балконом, где она сидела вместе со своими фрейлинами. С перил свешивались драпировки из пурпурного с золотом бархата, который король приказал расшить золотыми «Г» и «Е» в знак любви к супруге. И вот Генрих вступал на ристалище в качестве ее заступника – сэра Верное Сердце.

Он был в своей стихии. Турниры вошли в его плоть и кровь, возможность самому принять участие в поединках приводила молодого короля в крайнее возбуждение, ведь теперь у него имелся наследник.

– Отныне и впредь я буду устраивать турниры два раза в неделю! – сообщил он Екатерине, и глаза его при этом восторженно сияли в предвкушении удовольствия. – И в каждый Майский праздник тоже!

Доспехи Генриха сверкали, накидку поверх них и конскую попону украшали «Coeur Loyal» – «Верное Сердце» и вышитые буквы «Г» и «Е». Генрих низко поклонился, сидя в седле, вытянул копье и салютовал им Екатерине. Она встала, закутанная в меха от февральского холода, и сама повязала на древко свой желтый шелковый платок. Фрейлины сделали то же своим избранникам-рыцарям. Потом Генрих послал даме сердца воздушный поцелуй и ускакал легким галопом, провожаемый радостными возгласами зрителей и восхищенными взглядами фрейлин.

Всякий раз, когда ее заступник с громким топотом мчался по площадке навстречу новому сопернику, Екатерина переставала дышать. Ей не стоило беспокоиться. Тут было много молодых людей, которые, как она хорошо знала, превосходно владели приемами опасного искусства поединков, но сегодня самым заметным среди них, самым энергичным в схватках как верхом, так и спешившись и самым азартным был ее муж. Он сражался умело, сломал больше турнирных копий, чем любой другой участник состязаний, и легко превзошел всех. Он провел несколько поединков со своими любимыми партнерами Уильямом Комптоном и Чарльзом Брэндоном и выиграл их все. Нетерпеливо следившие за этим зрители были очарованы. Друзья Генриха и публика на трибунах разразились бурей одобрительных возгласов, когда Екатерина встала, чтобы наградить подъехавшего к ней Генриха.

– Моя госпожа! – выкрикнул он, сверкая ослепительной улыбкой. – Мать моего сына!

В эту ночь Генрих и Екатерина впервые со дня рождения принца предавались любви. Екатерина беспокоилась, что все будет не так, как прежде, и Генрих найдет ее изменившейся: она еще не сбросила вес, набранный за время беременности, а ее груди несколько утратили упругость. Но она переживала напрасно. Генрих был в таком упоении, восстанавливая свои права на нее, что ничего не заметил. Он любил ее так сильно, что никакие недостатки не имели значения. И вновь она возблагодарила Господа за такого мужа.

Лелея в душе тайну, что они снова стали любовниками, и подавляя тягостную тоску по сыну, Екатерина тем не менее находила удовольствие в сложных живых картинах, которые организовал Генрих при помощи главного устроителя празднеств. Вместе со всеми зрителями Екатерина задержала дыхание, когда толпа дикарей в звериных шкурах и гирляндах из листьев буйными скачками с воем и рычанием ворвалась в зал, а вслед за ними катилась повозка, которую тянули золотой лев и серебряная антилопа. На деревянном помосте был сооружен лес со скалами, холмами, долинами, деревьями, цветами, боярышником и травой, сделанными из бархата, шелка и дамаста; из-за укрытий появлялись танцоры, одетые, как обитатели лесов, в зеленый бархат. Посреди леса возвышался золотой замок, перед ним сидел мужчина и плел гирлянду из роз для принца. Когда помост с живой картиной остановился перед Екатериной, из замка выскочили вооруженные рыцари и вызвали весь двор на арену, чтобы устроить новый турнир.

Было показано еще несколько живых картин, устроены пиры, банкеты и, конечно же, танцы, в которых Генрих проявил себя превосходно – прыгал и скакал, доказывая свою неутомимость. Он пребывал в таком воодушевлении, что приказал оставить двери в Белый зал открытыми, дабы простолюдины заходили внутрь и смотрели на торжества. Екатерина не могла оторвать глаз от мужа – он выглядел таким беззаботным и жизнерадостным. Золотые буквы «Г» и «Е» с его турнирного костюма были перешиты на пурпурный атласный дублет, чтобы он мог и теперь объявлять всему миру о своей любви к Екатерине.

Луис Карос восхитился этими инициалами:

– Они, конечно, не из настоящего золота, ваша милость?

– Я так не думаю, – вмешался граф Суррей.

– О, они золотые, уверяю вас, – сказал Генрих, – но если вы мне не верите, я докажу это! – Одним ловким прыжком он вскочил на трон, и на него обратилась сотня пар глаз.

– Дамы и господа! – провозгласил Генрих. – Некоторые из присутствующих здесь сомневаются в том, что эти накладки золотые, так что сейчас мы потанцуем, и я предлагаю вам всем попытаться снять их с меня, чтобы вы сами смогли убедиться, какие они! Дайте музыку!

Музыканты на галерее заиграли живую мелодию. Генрих взял Екатерину за руку и вывел ее в центр зала. Покружил, поклонился, обхватил за талию и пустился в пляс, а придворные пытались сорвать нашитые на его одежду инициалы. Но и простолюдины, решив, что щедрость короля распространяется и на них, устремились вперед и начали хватать и срывать с него что попало. Прошло совсем немного времени, и дублет Генриха был разорван, он стоял в рубашке и коротких штанах, беспомощно смеясь, а его добрые подданные теперь нацелились на лордов и разоблачали их, лишая нарядов.

Екатерина нашла убежище на помосте вместе с дамами из своей свиты, где к ней поспешил присоединиться Генрих.

– Не думаете ли вы, что их пора остановить? – нервно спросила она.

Генрих лишь усмехнулся:

– Пусть получат свое от моих щедрот в честь принца! Я прокричу это! Налетай! Разбирай! Матерь Божья, глядите!

Екатерина посмотрела в ту сторону, куда указывал Генрих. Сэр Томас Найвет, канцлер казначейства, карабкался вверх по колонне, чтобы избежать хищных рук толпы, и был абсолютно гол, так что дамам открывался широкий вид на его мужские достоинства. Генрих от души веселился.

– Они зашли слишком далеко, какой стыд! – возмутилась Екатерина, вставая на ноги: разохотившаяся толпа начала двигаться к помосту.

У нее на глазах двое одетых в домотканое платье детин протянули лапищи к ее дамам, пытаясь ухватить бело-зеленый шелк платьев, надетых для участия в живых картинах. Генрих тоже это заметил.

– Довольно! – проревел он трубным гласом и подал знак стражникам.

Вооруженные пиками воины мигом оказались в центре толпы, вытолкали чернь к дверям, а потом и вон из зала, оставив короля и его оборванных придворных дивиться друг на друга. Кто-то бросил бедному Найвету рваную накидку. Генрих снова засмеялся. Повисла пауза, а потом его примеру последовали остальные и не останавливались, пока стропила не задрожали, эхом отражая раскаты хохота.

– Давайте начнем банкет! – крикнул король. – В таком виде! – Он взял Екатерину за руку и повел свою веселую потрепанную свиту в зал для приемов.

Зазвучали трубы, Генрих и Екатерина возглавили процессию, которая прошествовала в главный зал. Следом за королем и королевой шли фрейлины, иностранные послы и знать. Генрих сам проводил послов к отведенным им местам, потом сел рядом с Екатериной за стол на помосте под навесом, украшенным королевскими гербами Англии.

Екатерина сомневалась, сможет ли вынести еще один пир. Ей казалось, что за последние недели она ничего больше не делала, кроме как ела и пила; она чувствовала, что каждый день прибавляет в весе. Екатерина слышала, что при французском дворе идеалом считались тонкая талия и упругий зад; что ж, зад у нее был, но она сомневалась, что ее талия когда-нибудь снова постройнеет. Генрих же вовсе не заботился о своей фигуре: та оставалась подтянутой благодаря постоянным упражнениям и разнообразным занятиям. Во время пира он голодными глазами смотрел на огромные блюда, которые ему с большими церемониями подносили. Тут были разные сорта мяса, приправленные дорогими специями и соусами, пышные пироги с толстыми корками и – самое замечательное – павлин, зажаренный и снова одетый в оперение.