«Все это очень хорошо, – думала Екатерина, – но где же король?»

Наступил июнь, розы распускали свои нежные лепестки и стояли в полном цвету. Уже полтора месяца, как старый король был мертв, двор все так же бурлил от возбуждения в ожидании перемен и спешно готовился к предстоящей коронации. Луис Карос выражал осторожный оптимизм – Екатерина подозревала, что он осторожен во всем, даже в любви, – а ее фрейлины пророчили ей скорое восхождение на трон. Принцессе хотелось бы в это верить. Брат Диего советовал ей запастись терпением и уповать на Господа. Но сохранять веру в лучшее было нелегко. Екатерина не могла не усматривать в столь долгом молчании Генриха зловещих признаков.

Все хвалили нового короля – как мудро он вел себя, как любил добро и справедливость. Все были согласны в том, что он самый великодушный и милостивый принц на свете; смешливый и разумный, живой и веселый, он всегда разговаривал с людьми дружелюбно, с изысканной любезностью. Он не скрывал намерения отойти от тех норм экономии, которым следовал при своем правлении его отец, а также избавиться от советников, не любимых подданными. Вместе с ним ожидали прихода нового золотого века – эпохи щедрости, великолепия и славы. Екатерина собирала все слухи и похвальные речи и с трепетом узнала, что этот восьмой по счету Генрих был полон мечтаний вновь завоевать Францию. «Каким героем он себя показывает! – восторгались придворные. – Нашему королю не нужны ни золото, ни драгоценные камни, лишь добродетель и бессмертная слава!»

– Все сходятся во мнении, что он производит впечатление человека благоразумного, мудрого и свободного от всякого греха, – сказал брат Диего. – Для Англии благословение иметь такого короля!

Разумеется, так и было! Екатерина знала об этом лучше других; она многое могла бы рассказать о высоких идеалах Генриха и его рыцарственной натуре, образованности и вкусе к жизни. Если бы только ей удалось увидеться с ним и узнать о его намерениях на ее счет!

Томительно тянулось время. Она заполняла часы молитвами, бесконечным вышиванием, чтением и прогулками по саду. Мария настаивала, чтобы Екатерина каждый день одевалась пышно – «на случай, если король заглянет». Брат Диего не уставал напоминать об опасности грехов гордыни и суетности, но Екатерина пропускала это мимо ушей – даже он не мог не понимать, что все это делается из благих побуждений. Полная надежд, она облачалась в желтый дамаст или прекрасный черный бархат. Волосы не заплетала в знак своего девства. И часто посматривала на себя в зеркало. Видно ли, что она на пять лет старше принца? Если он придет, найдет ли ее все такой же привлекательной?

Однажды, когда время уже близилось к обеду, Екатерина играла с Марией в триктрак. Вдруг за дверями поднялась какая-то суматоха, после чего они открылись и перед ней предстал высокий, умопомрачительно красивый, элегантный молодой человек в наряде из черного шелка и отвесил грациознейший поклон. У Екатерины перехватило дыхание. По великой милости Божьей, это был сам король – бывший принц Генрих, повзрослевший, с точеными чертами теперь уже совершенно мужского прекрасного лица и копной сияющих рыжих волос. Глаза его пылали страстью и были полны надежды, весь облик источал нетерпение.

Все это она уже видела раньше. Опомнившись, хотя и не сразу, принцесса присела в глубоком реверансе. И еще она заметила, к своему удивлению, что Генрих пришел один.

Мелодичным голосом, более глубоким, чем она помнила, король с улыбкой попросил удалиться ее приближенных. Потом поднял склонившуюся Екатерину, взял ее руки, поднес к своим губам и, не отпуская, продолжал смотреть прямо на свою суженую. В этом жесте и в выражении лица короля заключалось желание обладать ею и властность, перед которыми было не устоять. Екатерина заглянула в его пронзительные голубые глаза и потерялась в них.

– Кэтрин, госпожа моя, – сказал он, – нам нужно поговорить. – Он не собирался садиться, но так и стоял, держа руки Екатерины в своих. – Я очень сожалею, что не мог прийти раньше. Так много всего нужно было сделать, и мои советники так тщательно вникают во всякую мелочь. Но я четко объяснил им одну вещь: я слишком долго ждал, когда смогу сделать вас своей женой, и больше тянуть с этим не намерен. Мое сердце принадлежит и всегда принадлежало вам. – Вдруг Генрих опустился на одно колено и взглянул на Екатерину снизу вверх. – Я жажду быть вашим слугой, и мое счастье будет абсолютным, если вы согласитесь стать моей женой и королевой.

Екатерина не могла говорить. Сколько долгих лет она мечтала об этом мгновении среди нужды и лишений, сколько раз воображала его!

– Кэтрин, вы – моя истинная любовь! – произнес Генрих с тем же, что и прежде, неотразимым мальчишеским задором. – Мне ничего другого не нужно. Скажите «да»! Скажите, что будете моей!

Да неужели это правда? Этот великолепный, пышущий здоровьем молодой человек, этот Адонис – природа действительно его не обделила – все еще хочет взять ее в жены!

– Да! – произнесла Екатерина сквозь слезы радости. – Да! О да!

Вместо ответа Генрих подскочил, сгреб ее в объятия и поцеловал. И поцелуй этот был так сладок, так нежен, так полон любви, что Екатерина едва не лишилась чувств от блаженства.

Чтобы не портить этот счастливый час, король остался обедать. Они так долго томились в разлуке, сказал он. Им нужно наверстывать упущенные годы.

Екатерина не могла до конца поверить, что все это происходит на самом деле. Брат Диего благословил их и прочел молитву. Екатерина тут же подумала: как только она могла чувствовать влечение к этому человеку? А Мария и другие фрейлины зарделись, когда король приветственно поклонился им. Даже хмурый камергер вдруг стал чрезвычайно любезным и, отбросив чопорность, присоединился к тосту за их счастье.

Это была вершина всех упований Екатерины. Бог снизошел к ее мольбам, и она была преисполнена благодарности. Этот восхитительный юноша вознес ее до положения возлюбленной его сердца и матери его наследников, она станет королевой Англии. Насмешники и те, кто пытался ее унизить, отныне будут вынуждены считаться с ней. Екатерина пыталась не упиваться мыслями об этом, но она была всего лишь женщиной. Дни нужды, к счастью, миновали. Очень скоро она станет супругой богатейшего из королей, когда-либо правивших Англией.

Екатерина извинилась за скудость стола – суп, который ей до смерти надоел, черствый хлеб, сыр и тарелка вишен.

– Ничего-ничего, – отмахиваясь от ее хлопотливого беспокойства, сказал Генрих. – Я люблю вишню. И с сегодняшнего дня вы не будете ни в чем терпеть нужды.

И поднес ее руку к губам.

Генрих сидел за столом – могучий, одетый в шелка, и комната в его присутствии казалась маленькой. Он заполнил ее собой, и все почувствовали себя легко и покойно. Король был весел, разговаривал с приближенными Екатерины дружелюбно и умно. Вскоре принцесса начала громко смеяться его шуткам.

– А вот еще! – улыбаясь, говорил Генрих. – Рыцарь вернулся из одного северного графства и привез своему королю много пленников и золота. Король спросил его, что он делал. Рыцарь ответил, что он разбойничал и занимался грабежом, сжигал все поселения врагов короля на севере. Король изумился: «Но у меня нет врагов на севере!» – «Теперь есть», – ответил рыцарь.

Генрих громко захохотал. Екатерина тоже засмеялась, не в силах оторвать взгляд от короля, который сидел перед ней, всем довольный, то и дело бросая выразительные взгляды в ее сторону, отчего она вспыхивала и заливалась краской до самого обшитого жемчугом выреза платья. Ее придворные не испытывали ни малейшего напряжения. Екатерина и раньше замечала эту способность Генриха легко сходиться с людьми. Оказавшись с ним рядом, никто не мог остаться равнодушным. Генрих больше походил на доброго приятеля, чем на короля.

Екатерина не могла поверить, что он принадлежит ей. Все время, пока принцесса росла, ей часто говорили, что она награда для любого мужчины, но долгие годы борьбы подточили ее уверенность в себе. Ей было двадцать три; Генриху – почти восемнадцать. Не такая уж большая разница в возрасте – для него она, очевидно, не имела значения. Он пришел спасти ее от бедности, позора и унижения. Екатерина была готова отдать все свое пылкое, любящее сердце без остатка этому прекрасному юноше – ее королю, ее странствующему рыцарю, ее возлюбленному.