Возле слоновника было уже полно народу, то есть там был Бахмет-хан со своими стражниками, и с ними люди князя Амиркуни, а это с полсотни тюфенгчей, и примерно столько же гулямов, и там же погонщики ослов с ослами, и Маркелова арба, уже с возницей. А вот слона пока что видно не было. Но как только явились Маркел и Шестак, один из гулямов затрубил в трубу, и первым из слоновника вышел Анируддха, а за ним показался выбранный Маркелом слон. Слон был, сразу видно, старательно вымыт и вычищен, на макушке у него была надета маленькая красная шапка с завязочками, а копытца выкрашены чёрным лаком. Увидев Маркела, слон остановился, повернулся к нему и весело захлопал ушами.
– Ширка! Ширка! – воскликнул Маркел, быстрым шагом подошёл к слону и подал ему большой пряник, который он припас ещё со вчерашнего застолья. Слон взял пряник и захрумкал. Маркел радостно заулыбался и почесал слона по щеке. Слон зажмурился…
Но тут вдруг Анируддха что-то быстро и очень сердито сказал. Шестак нахмурился и перевёл, что у слона не должно быть двух хозяев. Вот, говорит, как они доведут нас до Гилянской пристани, тогда и указывай слону что хочешь.
И только Шестак это перевёл, как Анируддха тихо свистнул, и слон отступил от Маркела и выплюнул пряник. Маркел разъярился, повернулся к Шестаку…
И увидел рядом Амиркуню на коне, а возле него стоял его курчий Салман. Амиркуня кивнул головой, и Салман с поклоном отдал Маркелу его нож и саблю, а Шестаку его нож, которые у них вчера забрали. А теперь Маркел опять приладил саблю к поясу, а нож за голенище, после чего снова повернулся к Амиркуне…
Но тот опять что-то велел, и все вокруг опять задвигались, потому что, перевёл Шестак, Амиркуня сказал, что пора выступать. Бахмет-хан и его люди, а также Амиркуня-князь и его люди быстро построились, после вперёд их всех поставили арбу с Маркелом и Шестаком, а впереди арбы стояли слон и Анируддха. Потом громко запела труба, и они все двинулись вперёд. То есть вначале они ехали (а некоторые шли) по мощёной дорожке, потом выехали в широко раскрытые ворота и поехали по городу. Было уже позднее утро, стояла сильная жара, но всё равно на улицах было полно людей, и почти все они смотрели на Маркела. А Маркел опять ни на кого не обращал внимания, а только неотрывно смотрел на Анируддху, стараясь приметить, как тот правит слоном и какие хитрости при этом применяет. Да только что там можно было высмотреть? Анируддха шёл самым обычным шагом и держал в руке самую обычную верёвку, второй конец которой был привязан к слоновьему бивню. Когда было надо, Анируддха дёргал за верёвку, и слон прибавлял шагу, вот и всё.
И так они шли и шли, пока не вышли за городские ворота, и там проводы закончились. То есть снова запела труба, Бахмет-хан развернулся и поехал со своими людьми обратно, а Амиркуня выехал вперёд всех оставшихся и взял с собой половину людей, а вторую оставил сзади, потому что все здешние люди только и говорили о том, что гилянцы опять затевают что-то недоброе.
Вот что перевёл тогда Шестак. Но Маркел, как будто ничего не слыша, быстро сошёл с арбы, прошёл вперёд, поравнялся с Анируддхой и дальше пошёл уже с ним рядом. И ничего он у Анируддхи не спрашивал, и, как говорится, не мешался у него под ногами, поэтому Анируддха больше ничего не говорил, а молча вёл слона и иногда подёргивал его за верёвку. Так они дошли до того селения, где они уже останавливались и мылись в бане. А теперь Амиркуня повернулся к Анируддхе и стал ему что-то приказывать. И он приказывал долго и сердито, а Анируддха ему очень кратко отвечал. Так они переговаривались довольно долго, Шестак сказал, что Амиркуня хочет остановиться здесь на отдых и переждать дневную жару, на что Анируддха отвечает, что слоны не любят ходить ночью, ночью они должны пастись, а ходят они только днём и Анируддха не станет нарушать этот слоновий обычай, потому что если заставлять слона делать не то, что он хочет, то слон может разгневаться и передавить всех здесь стоящих. И только Шестак это перевёл, как слон вдруг начал взбрыкивать задними ногами, размахивать бивнями и громко дудеть хоботом. Амиркуня почернел от злости, но ничего сделать не смог, кроме как приказать всем идти дальше. И они пошли, только остановились ненадолго, когда тамошние копычеи вышли к дороге и передали Маркелу его вещи, которые он там вчера после бани оставлял перестирать и высушить.
Но теперь Маркелу было не до тех вещей. Теперь он шёл рядом с Анируддхой и прислушивался к тем словам, которые Анируддха время от времени прошёптывал слону, а тот в ответ хлопал ушами то громче, то тише. Так они шли довольно долго, потом Анируддха вдруг остановился и остановил слона. Амиркуня спросил, что случилось. Слон хочет пить, ответил Анируддха, после чего резко повернулся, сошёл с дороги и повёл слона вниз по склону к реке. Амиркуня велел всем стоять на месте. И Маркел тоже стоял, и Шестак. Анируддха завёл слона в реку, слон начал плескаться в воде и радостно повизгивать. А потом набрал в хобот воды и стал поливать себе спину. Маркел спросил, умеют ли слоны плавать, на что Шестак ответил, что слону Волгу переплыть – это как раз плюнуть. И тут же прибавил, что если слон начнёт плеваться – значит, он крепко разозлился и надо скорее убегать.
А пока что слону было хорошо и весело. Анируддха вывел слона обратно на дорогу, и они все пошли, а кто и поехал, дальше.
Так они шли весь день, жара была очень сильная, Маркел не выдержал и пересел в арбу, под теремец.
– Брехня всё это, – сказал Шестак про то, что слоны не любят ходить ночью. – Просто, я думаю, – продолжил он, – что Анируддха боится гилянцев, вот и не хочет ходить в темноте, когда ничего не видно.
Но так это было или нет, точно сказать было нельзя, потому что сколько Шестак ни пробовал поговорить с Анируддхой, тот на все вопросы отвечал одинаково – что он ничего не понимает. И Шестак перестал его спрашивать.
Вечером они пришли к караван-сараю, где их уже ждали, и поэтому сразу обступили слона и повели его в хлев. Там, как сказали Маркелу, для слона назапасено четыре арбы свежего сена и десять вёдер воды. Маркел потом ходил и проверял, и так оно и оказалось. И кроме того, и без слов было видно, что слон всем доволен. Он стоял возле стены, смотрел в окно и время от времени притопывал задними ногами. А вот Анируддха по-прежнему был очень сердитый на вид, сидел, сложив ноги по-татарски, и играл на дудочке. Музыка, которую он играл, была очень печальная. Это он по нашему слону грустит, сказал Шестак, вот почему он такой злобный. Маркел согласился с Шестаком, и они пошли к себе наверх. Там они сели на ковёр; бардары, то есть слуги, принесли им воду вымыть руки, а после принесли питьё и яства. И Маркел опять ел, пил, помалкивал, а Шестак беспрестанно рассказывал о своей жизни в Персии и то хвалил её, а то ругал. Маркел слушал, слушал и заснул.
Утром они опять проснулись очень рано, собрались и пошли и поехали. А вечером слону опять давали свежескошенное сено и какие-то полезные коренья, слон был всем доволен и приплясывал, а Анируддха сюсюкал на дудочке. Всю ночь его было слышно! Маркел плохо спал.
На третий день они пришли-приехали в Дамбут, последний персиянский город, там их опять встречал тамошний шахский посаженник Максуд-хан-ага, и их опять селили во дворце, и во дворце же кормили-поили. А слона отвели на максудханскую конюшню, и с ним пошёл Анируддха, который опять всю ночь без перерыва дудел в дудку. Маркел не спал, а Шестак хоть и спал, но всё время ворочался, после не выдержал, встал и ушёл куда-то, и полночи его не было, а когда он вернулся, то сразу лёг и захрапел.
Потом, на следующий день, они переехали через гилянскую границу, и Амиркуня приказал гулямам выставить копья, а тюфенгчам зарядить пищали и подготовить фитили к стрельбе. Так они и ехали весь день с тлеющими фитилями. А Маркел шёл рядом с Анируддхой и примечал, как тот правит слоном. А Анируддха уже не то что косо зверем поглядывал, а иногда даже совсем с добром. Это он, думал Маркел, уже, наверное, сообразил, что его любимого слона передают в надёжные руки. Поэтому когда они вечером завернули ещё в один караван-сарай и тамошние бардары повели слона в хлев на кормёжку, Анируддха взял Маркела за рукав, и они вместе пошли за слоном. Там, в хлеву, слон сразу подступил к яслям и начал быстро есть сено, а Анируддха сел с ним рядом, прямо на пол, и начал играть на дудочке. Маркел сел напротив Анируддхи. Анируддха играл и играл, и ничего особенного в анируддхиной музыке не было, но у Маркела закружилась голова, и она кружилась всё сильней, и уже хотелось скорей встать, да вот только ноги Маркела не слушались, и руками тоже было не пошевелить. Вертелась только шея, но зато она вертелась так сильно, что, казалось, ещё немного, и можно будет посмотреть себе за спину. Но Маркел не делал этого, потому что, думал, мало ли, вдруг голова отвалится, и смотрел на Анируддху и улыбался как дурень.
