– От стрелы, – сказали из толпы. – Вогульская.

Маркел надел шапку и опять посмотрел на Волынского. Тот спросил:

– Как ты попал к ним?

– Да вот так и попал! – сказал Маркел. – Нежданно. Только мы с Камня спустились, свернули на Сосьву… И тут вдруг Лугуй со своими! А, вот и ты, он говорит, я тебя здесь давно жду, теперь мы тебе отрубим голову, и Великой Богине станет от этого радостно.

– Не Великой Богине, а Золотой Бабе, – строго поправил Волынский. – У нас есть только один Бог. Или ты что, некрещёный?

Маркел вместо ответа широко перекрестился.

– Ну а сам ты куда ехал, и зачем? – спросил Волынский.

– Это я после скажу, – ответил Маркел. – Это дело государево.

– Да, – сказал Волынский. —Это верно.

И, отвернувшись, посмотрел на стену. Оттуда уже не стреляли. Также и стрелы больше не свистели. Было тихо.

– Где они? – крикнул Волынский.

Со стены ответили:

– Отходят к лесу.

Волынский опять повернулся к Маркелу, сказал:

– Если отходят, значит, дело уже сделано. – После обернулся и позвал: – Кузьма!

К ним подошёл стрелец.

– Кузьма, – велел ему Волынский, – присмотри за этим. А я мигом.

И он пошёл к стене, стал подниматься наверх, на подмости. Маркел смотрел на Волынского. На подмостях было много стрельцов, и все с мушкетами, но почти что никто не стрелял. Маркел оглянулся на Кузьму. Тот усмехнулся и сказал:

– Сейчас всё кончится. Вогулы – народ хлипкий. Если чего сразу не заладится, никогда не дожимают.

Маркел шагнул было к стене.

– Стоять! – строго сказал Кузьма. – Не велено!

– Так я… – начал было Маркел.

– Стоять! – уже злобно продолжил Кузьма и замахнулся пищалью.

Маркел отступил на место.

– Вот так-то! – почти с радостью сказал Кузьма. – А то мы это знаем. В прошлом году в Пелыме вот так же прибежал к нам один казачок. «Отче наш» читал, крестился. А как дошло до дела, он нам в колодец крысу бросил. Отравленную, конечно. Мы там все чуть не подохли. И я…

– Э! – сердито перебил его Маркел. – Думай, что говоришь! Я из Москвы, царёв гонец! У меня письмо к боярину!

– Га! – злобно выкрикнул Кузьма. – Ну и письмо, и что?! Сейчас такие времена, что любой письмо напишет, эка невидаль! А вот ты возьми пищаль, вбей пулю, насыпь пороху… А! – И Кузьма махнул рукой и замолчал, только ещё сильней насупился.

Маркел осмотрелся. Рядом с ними было пусто, зеваки стояли подальше. Стрельцы замерли на стенах. От вогулов тоже шума не было. Волынский походил туда-сюда по подмостям, обернулся на Маркела и, махнув ему рукой, начал спускаться по лесенке. А спустившись, громко, чтобы все слышали, сказал:

– Чёрт их поймёт, дикарей. Отошли и встали за кустами. Не уходят! Что бы это значило?

Никто ничего не ответил. Волынский повернулся к Маркелу и спросил:

– Ну а ты что скажешь? Что они про это дело говорили?

– Говорил один Лугуй, – сказал Маркел. – Говорил, Великая Богиня…

– Золотая Баба! – сердито поправил Волынский.

– Золотая Баба, – повторил Маркел. – Она, он говорил, ему приснилась и обещала помочь.

– Ну, это он зря, – сказал Волынский. – На чёрта надеяться – дело неумное. Дальше!

– Ну и ещё эта Великая Баба, когда ему снилась, сказала, что ей нужен дар, и получше. Сказала, дашь мне царёва посла в жертву, тогда помогу. Ну, он и дал. А я Чухпелеку мешком по сусалам – и к вам.

– Это мы видели, – сказал Волынский. – Это ты их ловко. А что было в мешке?

– Соль.

Волынский помрачнел, сказал:

– Унесли они её. То-то я думал, что это они так лезут! А это они за солью. Ясно… И Чухпелек там был?

Маркел утвердительно кивнул. Волынский ещё сильнее помрачнел, сказал:

– Жалко ему Берёзов отдавать… А кто там ещё? И сколько их?

– Лугуй со своими, – ответил Маркел. – Это будет сотни три. И Бегбилий с Мамруком, сотен пять, и это всё.

– Всё? – очень строгим голосом переспросил Волынский.

– Всё. Пелымские вогулы не придут, сказали. И агаевские тоже.

Волынский усмехнулся, осмотрелся. В толпе радостно заулыбались.

– Вот, все слышали?! – гордо сказал Волынский. – А я вам давно говорил! И так оно и вышло! И так и дальше по-моему выйдет, вот увидите! Постоят до ночи, постреляют, расстреляют стрелы и уйдут! Правда, Кузьма?

Кузьма утвердительно кивнул.

– Вот так! – продолжал Волынский. – Уйдут они сегодня ночью! Как пить дать, уйдут. А пока пускай сидят в тайге, сопли морозят. А мы здесь погреемся и перекусим. – Тут он опять повернулся к Маркелу, сказал: – Ну что ж, дорогой посол, ты с дороги, думаю, проголодавшийся. Да и дело государево не здесь же оговаривать. Пойдём!

И они, развернувшись, пошли. За ними было подалась толпа, но стрельцы не дали им проходу, и народ остановился. А Маркел с Волынским пошли дальше. Маркел смотрел по сторонам. Да только смотреть там было почти не на что – городок был небольшой, совсем недавно срубленный.

Также и воеводские хоромы тоже были новенькие, ладные, крыльцо широкое, на нём стоял только один стрелец, а остальные, подумал Маркел, сейчас все, наверное, на стенах. Проходя мимо стрельца, Волынский велел никого не впускать. А когда вошли в нижние сени, там к ним сразу выступила челядь. Волынский оглянулся на Маркела и велел, чтобы стол накрыли не скупясь.

– Э, нет-нет, – сказал Маркел. – Я сыт!

– Чего это вдруг так? – удивился Волынский.

– Так кормили же как на убой, – сказал Маркел. – Собирались же поднести Великой Богине в жертву. Аки агнца.

Волынский нахмурился, поправил:

– Я говорил уже: не Великой Богине, а Золотой Бабе. Повтори!

Маркел повторил. Волынский удовлетворённо кивнул и, уже даже не глядя на челядь, пошёл дальше. Они поднялись на второй этаж и вошли в Ответную палату. Там Волынский, ещё раз перекрестившись, прошёл под образа и сел на мягкую лавку. Маркел встал напротив.

– Рассказывай, – велел Волынский.

– Да что рассказывать, – сказал Маркел. – Доехал из Москвы до Выми, оттуда дали мне собак, но только мы перешли через Камень, а там только перешли на Ляпин-реку, как Лугуй меня перехватил, сказал, он меня принесёт в жертву Великой…

– Золотой! – сердито перебил Волынский.

– Золотой, конечно, – подхватил Маркел. – А после подождали Бегбилия Сосьвинского, потом Мамрука Обдорского, ну и пошли на вас. Они все пешком и только один я на саночках. Это чтобы я не исхудал в дороге, это чтобы жертва была жирная, чтобы Золотая… Да, чтобы Баба Золотая не разгневалась, а то, они говорили, ей только подай не то, она тогда порвёт на клочья. Брехня, конечно, суеверие и ведьмовство, а слушать очень неприятно. И вот так мы ехали и ехали три дня. А что было дальше, это вы всё видели и слышали.

– Ну да, – злобно сказал Волынский. – Эту брехню мы уже слышали. Лугуй горазд брехать! И это же чего придумал, что я ради невесть кого сдам им целый город. Экая скотина!

– А… – начал было Маркел.

– Да, – снова перебил его Волынский. – У Лугуя такой норов. А в прошлом году какую он здесь замятню устроил! А теперь опять пришёл. Ну да ладно, отобьёмся. А ты лучше пока про себя расскажи, зачем тебя сюда послали.

– Послали взять Лугуя, – ответил Маркел, – и отвести его к Великой Боги… К Золотой Бабе, конечно, забить её в железа и послать в Москву к ним на допрос.

– Зачем?

– Затем, что Лугуй ясак в казну не выдаёт, а выдаёт Боги… А выдаёт той Бабе.

– А вы её теперь в железа и в допрос, – насмешливо сказал Волынский. – Так?

– Ну, так, – смущённо подтвердил Маркел.

– И она на дыбе повинится, так? А вы её тогда к Агаю, на очную ставку, Агай же тоже в казну не платил. Так?

Маркел, чувствуя подвох, молчал. И не ошибся.

– Ой, насмешили! – скривился Волынский. – Знать ничего не знают, ничего не понимают, а распоряжаются. Да вы хоть себе представляете, что такое Золотая Баба, какая она из себя?

Маркел молчал.

– Вот, это уже хорошо, – сказал Волынский…

Но Маркел уже тут же спросил: